Внезапно, впервые после статьи в журнале Collier's, появившейся в 1950-х годах, пресса весьма заинтересовалась женщиной, благодаря которой родились эти клетки. Одна за другой выходили статьи о ее «необычного рода бессмертии», где ее называли то Хелен Ларсен, то Хелен Лейн, но ни разу не назвали ее реальным именем — Генриеттой Лакс, поскольку Джонс и МакКьюсик опубликовали статью с ее именем в маленьком научном журнале, который мало кто читал.
По поводу личности загадочной Хелен Л. поползли слухи. Некоторые считали ее секретаршей Гая или, возможно, его любовницей. Другие полагали, что она была уличной проституткой из окрестностей больницы Хопкинса или вообще плодом воображения Гая — фиктивным персонажем, который он придумал с целью скрыть истинную личность женщины, у которой взял клетки.
По мере того как Хелен вновь и вновь появлялась в журналах под разными фамилиями, некоторые ученые понимали, что необходимо внести ясность в этот вопрос. Итак, 9 марта 1973 года в журнале Nature было опубликовано письмо Дж. Дугласа — биолога из Университета Брюнеля:
Двадцать один год прошел с тех пор, как Джордж Гай основал знаменитую культуру клеток HeLa. По оценкам, сегодня вес этих клеток в лабораториях по всему миру уже превышает вес американского негра, из чьей опухоли шейки матки они были изначально взяты. Эта леди стала поистине бессмертной — как в пробирке, так и в сердцах и умах ученых во всем мире, — ибо значение клеток HeLa для исследований, диагностики и тому подобного неоценимо. Однако мы до сих пор не знаем ее имени! Повсеместно утверждали, что Не и La — начальные буквы ее имени и фамилии, но в одном учебнике ее называют Хелен Лейн, в других — Генриеттой Лакс. Мои письма в адрес авторов с целью узнать их источник информации, равно как и письмо в больницу, откуда появилась статья о Гае, остались без ответа. Знает ли кто-то точный ответ? Будет ли нарушением медицинской этики теперь, в годовщину совершеннолетия линии HeLa, установить подлинное имя и дать возможность Не… La… наслаждаться славой, которую она вполне заслуживает?
Дугласа завалили ответами. Неизвестно, затрагивали ли читатели вопросы медицинской этики, однако они исправили грамматические ошибки Дугласа и употребление им слова «негр» (negro) вместо «негритянки» (negress). Во многих ответах предлагали женские имена, которые, по мнению читателей, скрывались за клетками HeLa: Хельга Ларсен, Хизер Лэнгтри и даже актриса Хеди Ламарр. В повторном письме от 20 апреля 1973 года Дуглас объявил, что всем этим женщинам следует «как можно грациознее удалиться», так как он получил письмо от Говарда У Джонса, которое «не оставляет сомнений, что клетки HeLa получили свое имя от Генриетты Лакс».
Джонс был не единственным, кто внес ясность в поиски настоящего имени Генриетты: вскоре один из соавторов Джонса — Виктор МакКьюсик — отправил журналистке из журнала Science похожее письмо, в котором исправил использованное этой журналисткой имя «Хелен Лейн». В ответ она поместил в Science короткую повторную статью под заголовком «HeLa (то есть Генриетта Лакс)», где объяснила, что по невнимательности неверно «воспроизвела сведения о происхождении этих клеток». Затем в одном из самых широко читаемых научных журналов мира она исправила свою ошибку: «Судя по всему, Хелен Лейн никогда не существовало. Однако существовала Генриетта Лакс, долгое время скрывавшаяся под псевдонимом Хелен Лейн». Она также сообщила, что опухоль Генриетты была неверно диагностирована.
«Все это никоим образом не влияет на ценность и достоверность работ, выполненных с использованием клеток HeLa, — писала она. — Однако об этом, возможно, стоит упомянуть — для официального оглашения».
Часть третья
БЕССМЕРТИЕ
23
«Она жива»
Туманным днем 1973 года в коричневом кирпичном доме с террасой — пятью дверями ниже своей собственной — Бобетта Лакс сидела за обеденным столом у своей подруги Гардении. Зять Гардении приехал из Вашингтона (округ Колумбия), и они только что закончили обедать. Пока Гардения гремела на кухне тарелками, ее зять спросил у Бобетты, чем она зарабатывает на жизнь. Когда та ответила, что ухаживает за больными в городской больнице Балтимора, он удивился: «Правда? А я работаю в Национальном институте рака».
Они беседовали о медицине и растениях Гардении, которыми были заставлены окна и полки. «В моем доме они, наверное, не выживут», — сказала Бобетта, и они рассмеялись.
«Вы откуда родом?» — спросил он.
«Из северного Балтимора».
«Надо же, я тоже. А фамилия у вас какая?»
«Ну, сначала Купер, а после замужества Лакс».
«Ваша фамилия Лакс?»
«Ага, а что?»
«Забавно, — произнес он, — в своей лаборатории я уже не один год работаю с клетками, и вот только что прочел статью, где говорится, что они происходят от женщины по имени Генриетта Лакс. Никогда и нигде больше не слышал этого имени».
Бобетта рассмеялась. «Моя свекровь — Генриетта Лакс, но уверена, вы говорите не о ней — она умерла почти двадцать пять лет назад».
«Генриетта Лакс — ваша свекровь? — взволнованно уточнил он. — Она умерла от рака шейки матки?»
Бобетта перестала улыбаться и отрывисто спросила: «Откуда вы знаете?»
«Эти клетки в моей лаборатории, должно быть, от нее, — ответил он. — Они от черной женщины по имени Генриетта Лакс, которая умерла от рака шейки матки в больнице Хопкинса в пятидесятых».
«Что?! — воскликнула Бобетта, подпрыгнув на стуле. — Что значит у вас в лаборатории ее клетки?»
Он поднял руки вверх, как будто хотел сказать: «Ну вот, приехали».
«Я их заказал у поставщика, как и все остальные».
«Что значит все остальные? — резко спросила Бобетта. — Что за поставщик? У кого находятся клетки моей свекрови?»
Это было похоже на ночной кошмар. В газете она читала статью об исследовании сифилиса в Таскиги, которое только что, сорок лет спустя, прекратило правительство, и вот теперь зять Гардении говорит, что в больнице Хопкинса живет какая-то часть Генриетты, все ученые проводят на ней исследования, а семья совсем ничего об этом не знает. Казалось, вдруг стали реальностью те страшные рассказы, которые Бобетта всю жизнь слышала о больнице Хопкинса, и все это происходит именно с ней. Она подумала: «Раз они проводят исследования над Генриеттой, то скоро доберутся до ее детей и даже внуков».
Зять Гардении рассказал Бобетте, что в последнее время о клетках Генриетты говорят во всех новостях, потому что они, заражая другие культуры, вызвали проблемы. Но Бобетта лишь продолжала качать головой: «Как так получилось, что никто не сообщил семье, что часть Генриетты все еще жива?»