Будучи сам военным человеком и любя горячо свою специальность, я не мог не относиться с глубоким уважением к истинно военным людям, в особенности к более или менее крупным деятелям и талантам.
Принимая участие в минувшей кампании, мне пришлось совершенно случайно несколько раз сталкиваться с одним из выдающихся героев войны – с Михаилом Дмитриевичем Скобелевым. Но и эти короткие встречи оставили по себе глубокое впечатление и незаметно привязали мою, юношескую тогда, душу к этому замечательному человеку. В Плевне, после взятия этого города, мне пришлось завтракать у Скобелева, и здесь я, между прочим, познакомился с одним из ординарцев его – хорунжим Войска Донского П. А. Дукмасовым. Об этом офицере я слышал еще ранее от своих товарищей, как об отчаянном головорезе, который, не задумываясь, отправлялся в самые опасные предприятия.
Впоследствии, в конце кампании, это реноме отважного, отчаянного героя вполне утвердилось за Дукмасовым, а те награды, которые украшали его грудь в чине хорунжего (впоследствии корнета Гвардии), служат лучшим доказательством его удали и храбрости. Немного найдется в рядах славной Русской армии офицеров, которые в первом офицерском чине имели бы такие высокие, почетные награды, как Святого Георгия, Владимира с мечами, золотое оружие, Станислава 2-й и 3-й степени и Анны 3-й степени!..
Правда, в среде нашей jeunesse doree militaire
[86] есть немало баловней, грудь которых щедро украшена всевозможными регалиями и которые они при других условиях – при отсутствии крупного титула, знатных тетушек и приличных средств вряд ли получили бы! Но Дукмасов – из бедной донской дворянской семьи, человек без всякого светского лоску, без необходимых в жизни талантов – уменья понравиться начальству, без всяких связей, протекции. Он был только храбр, исполнителен, честен, и этого для Скобелева было достаточно, чтобы приблизить к себе.
Дукмасов, равно как и многие из ординарцев Скобелева, презирал опасность, смотрел прямо, вызывающе в лицо смерти и «точно и беспрекословно» исполнял самые смелые, подчас даже безумные поручения своего начальника. Скобелев, отличавшийся, как известно, и сам замечательной храбростью, любил таких детей войны, таких отважных удальцов, умел выбирать их из толпы, и за эти драгоценные боевые качества прощал им многое… Будучи сам аристократ по происхождению, по воспитанию и привычкам, Скобелев не особенно-то долюбливал людей своей среды, окружал себя преимущественно более простым людом и любил искренне самого простого человека – солдата!
Все русское общество, даже вся Европа живо интересовались личностью знаменитого русского полководца, личностью Скобелева, и те немногие сочинения, которые появлялись о нем, читались всеми нарасхват. Полной биографии этого замечательного государственного человека и, вместе с тем, глубокого патриота-славянофила до сих пор еще нет
[87]. А между тем память о Скобелеве еще слишком жива в русском обществе, особенно в военном. Каждый истый патриот глубоко чтит покойного героя, справедливо гордится им и искренно желает для своего отечества побольше таких дельных и отважных сынов.
Горсть недоброжелателей Скобелева слишком ничтожна: это, большей частью, люди, которым он стал на дороге, которых он быстро перегнал в служебной иерархии. Вся русская и иностранная (кроме разве немецкой) пресса относилась к покойному герою очень сочувственно, сердечно и с глубоким уважением. Таких сочинений, как например, брошюра господина Градовского
[88], пропитанная явным нерасположением к Скобелеву, в которой автор сажает чуть не на скамью подсудимых перед лицом всей России нашего народного любимца, приписывая ему целый ряд преступлений – очень немного. Конечно, у Скобелева, как и у каждого смертного, были свои недостатки: идеалы существуют только в воображении, и на солнце даже есть пятна!
Та громадная популярность, которой пользовался Скобелев не только среди армии и своего народа, но и во всей Европе, то обаяние, которое производил он на подчиненных ему офицеров и солдат (даже на совершенно посторонних людей), увлекая за собой в бою почти на верную гибель, – все это под руку только человеку недюжинному, человеку с сильною душой, с высоким нравственным духом. Одно имя Скобелева имело магическое действие. По обаянию, которое он оказывал на солдат, его можно сравнить с великими полководцами мира (Наполеон I, Фридрих II, Суворов), одно появление которых на том или другом пункте поля сражения наэлектризовывало сражающихся, удесятеряло их силы и действовало подавляющим образом на противника.
Известно всем, какой страх наводил на турок наш знаменитый «Ак-паша» одним своим появлением на позиции, одною своею белой фигурой!
[89] Припомнив же мудрое изречение Наполеона I, этого великого знатока военного дела, что «на войне успех зависит на три четверти от нравственного элемента и лишь на одну четверть от материальных сил», мы невольно согласимся, какое громадное значение нужно придавать этому нравственному влиянию полководца… Служить у Скобелева было далеко не легко и притом очень опасно: процент убитых и раненых в его отряде и в свите всегда был довольно значителен. И, тем не менее, все охотно шли к нему – и солдаты, и офицеры, – хотя каждый знал, что его ожидает здесь бо́льшая, чем где-либо, опасность, почти верная гибель… Каждый верил в Скобелева, верил, что с этим начальником он не пропадет, не будет побит, а, напротив, сам побьет… А служить в такой части, конечно, особенно лестно каждому! Рассказывают следующий эпизод (не знаю только, насколько он правдив): когда покойный Государь
[90] ехал по железной дороге в действующую армию, то на одной из станций Его Величеству представлялся какой-то старый, седой как лунь фельдфебель, ветеран 1812 года, украшенный многочисленными медалями. Государь милостиво изволил обратить на него внимание и, желая наградить честного старого служаку, спросил, чего он хочет.
– Прошу принять меня снова на службу Вашего Императорского Величества: хочу положить свой живот за Царя и Отечество! – отвечал старина, сам еле удерживаясь на ногах от преклонных лет.
Государя сильно тронул этот неподдельный патриотизм старика.