Леонид Утесов. Друзья и враги - читать онлайн книгу. Автор: Глеб Скороходов cтр.№ 59

Вот небольшой фрагмент из музыкального рассказа «Страницы воспоминаний» (текст Владимира Полякова), что вошел в пластинку «На концерте Леонида Утесова»:

«Зрители обращаются ко мне с вопросами, скажите, товарищ Утесов, какие были ваши первые в жизни впечатления в детстве, скажем, почему вы пошли на эстраду. Ну, в общем, вопросы сводятся к одному, как вы дошли до жизни такой. И я решил, что надо как-нибудь рассказать свою биографию.

Я родился в одном городе... Чудный город, веселый, солнечный и радостный город. И вот я вспоминаю: мне было года четыре, может быть, пять, – это было недавно, я помню великолепно. Как-то в чудесный летний день во дворе нашего дома я увидел необыкновенную картину: стоял человек, очень скверно одетый, с очень мрачным лицом, держал большой ящик и вертел ручку. И из ящика лились чарующие музыкальные звуки.

(Под смех зала оркестр имитирует шарманку, играющую мелодию песни «Разлука, ты разлука».)

И вот уже тогда в этом я почувствовал свое будущее!

Но время шло. Я подрос, и вот, будучи уже юношей, я как-то проходил по одной из центральных улиц моего родного города и случайно заглянул в широко раскрытые двери. Я увидел большое помещение, маленькие столики, за столиками сидели люди, ели, пили. На эстраде стоял человек – пел романс. Очень трогательно пел: я видел, люди плакали.

Я запомнил романс, манеру, с которой он пел. Пел он приблизительно так:

Но вот начинают появляться маленькие оркестрики. Они играли в ресторанчиках, кафе, кабачках. Публика проделывала с ними что угодно. Останавливала музыку, давала на чай, заказывала еду, потом заставляла продолжать. Очень весело было.

(Играет оркестр в стиле конца XIX века. Утесов останавливает его.)

– Официант! Одно свиное отбивное!

(Оркестр продолжает с того такта, на котором был остановлен. Утесов поет куплеты на текст Якова Ядова.)

* * *

До конца своих дней Утесов был художественным руководителем Государственного эстрадного оркестра РСФСР (когда Леонид Осипович произносил на публике это пышное наименование, никогда не забывал напомнить: «Девичья фамилия – джаз!). И как все, что он делал, руководство коллективом не было формальным: ездил на репетиции, принимал готовые программы, отбирал новых музыкантов и певцов, многие из которых впоследствии гордились „школой Утесова“. У него начинали Геннадий Хазанов, скромный Женя Петров, еще не ставший Евгением Петросяном.

Однажды Леонид Осипович предложил мне поехать с ним послушать оркестр. Мы долго добирались до рабочего клуба, где-то за Савеловским вокзалом, – непрезентабельным с виду, но с хорошим залом. Было одиннадцать, оркестр весь на сцене, Утесов поздоровался, попросил начинать, а сам сел в десятый ряд.

Звучит оркестровая пьеса. Леонид Осипович – весь внимание. Потом подходит к рампе и просит:

– Сыграйте еще раз.

– Что-нибудь не так? – заволновался дирижер.

– Мне кажется, контрабас опаздывает, – объяснил Утесов.

– Это потому, – вмешался контрабасист, – что я дальше всех от вас стою!

– Двадцать копеек за находчивость! – рассмеялся Леонид Осипович.

В перерыв мы поднялись на сцену. Там у рояля уже сидел Юрий Саульский, который написал песню на текст Утесова:

– Послушайте, может быть, она пригодится для новой пластинки.

Юра сыграл раз, напевая своей хрипотцой.

– А ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Утесов. Он взял клавир и стал петь без аккомпанемента, кое-что изменив в мелодии.

– Простите, Леонид Осипович, но начало рефрена у меня написано не так, и кода тоже иная, – извинился Саульский и хотел сыграть «правильно». Утесов остановил его:

– Юра, когда Шаляпин пел «Бориса», он кое-что менял в своей партии, и Мусоргский простил ему это!..

«Песня о мире» Ю. Саульского появилась на «гиганте», одну сторону которого составили записи конца сороковых годов, другую – сделанные двадцать лет спустя. Среди последних – «Перевал» Модеста Табачникова – Алексея Никифорова, особенно полюбившийся Утесову, ироническая «Песенка о старости» Оскара Фельцмана – Роберта Рождественского, лирический монолог «Мой Ленинград» Тамары Марковой – Бориса Брянского и др.

Когда Леонид Осипович принимал программу, а без этого никогда не обходилось, о каждой песне, включенной в нее, он рассказывал что-то интересное. Особенно о тех, что «отстоялись»: о Юлии Запольской, написавшей «Бывшего фронтовика» и укатившей в Штаты, где выпустила несколько пластинок в своем очень своеобразном исполнении. «Мои песни она спела так, что я не узнал их», – признался Утесов. О мучениях с «Домиком на Лесной» Никиты Богословского на стихи Наума Лабковского, которому дважды пришлось переделывать свой текст: солдатский лексикон никак не хотела пропускать редактура.

А с песней Бориса Мокроусова «Прогулка» у меня своя история. Сразу после войны мой отец, человек военный, получил новое назначение – в столицу Литвы Вильнюс, куда мы переехали всей семьей, заняв половину домика на уютной улице Чюрлениса. В городе, изрядно разрушенном, по ночам было неспокойно. «Лесные братья» постреливали, выбирая в жертву людей в военной форме. Но кинотеатры работали, в филармонии шли концерты московских артистов, и, когда я увидел большой щит о гастролях Утесова, немедля купил билет с единственной опаской, а пустят ли школьника, или по-литовски гимназиста, на вечернее представление. Впрочем, контролерша молча надорвала мой билет, смерив меня строгим взглядом, – очевидно, мой рост (я вымахал под метр восемьдесят) не вызвал у нее подозрения.

Партер был полон, только балкон зиял проталинками, и концерт шел со все нарастающим успехом. И вдруг на «Прогулке» погас свет. Утесов запнулся, но микрофон работал – и он продолжал петь. Закончил песню, переждал аплодисменты и в полной темноте предложил не останавливать концерта. Зрители поддержали его. И на следующей песне свет в зале вспыхнул снова.

– Вы были на этом концерте?! – удивился Утесов. – Я его никогда не забуду. Случай экстраординарный! И учтите, в тридцатые годы мои музыканты работали без пюпитров. Тогда у нас было правило: все вещи играются наизусть. А чего тут удивляться! Выходит же на публику пианист или скрипач и играет часовой концерт, не заглядывая в ноты. А мы чем хуже?! Но в годы войны, когда одна песня сменяла другую и репертуар менялся чуть ли не ежедневно, пюпитры пришлось вернуть. В Вильнюсе старая закваска не подвела: в темноте «Прогулка» прозвучала как на свету – ни одной фальшивой ноты!