Я расстегнул ремень на правой, а потом обеими руками оторвал обгорелые ошметки.
Пошатываясь, поднялся, упал на стул, снова поднялся.
Боль от ожогов казалась невыносимой. Дрожащий, я брел сквозь тьму, хромая, но гоня себя вперед, защищая одной рукой лицо и ведя другой по каменной стене.
В какой-то момент мне пришло в голову, что я умер и блуждаю по некоему окраинному региону ада, но и это меня не остановило. Я шел и шел, казалось, бесконечно долго, попадая в тупики, кружа по коридорам, а боль все нарастала и нарастала.
Меня скрутило и вырвало.
И тут же я ощутил острейший, какого еще не знал, укол страха.
Добро пожаловать в вечность, шепнул он.
Паника затмила боль, и мозг уже раскалывался на части, когда я споткнулся и налетел на лестницу.
И жар помешательства пошел на убыль.
Я задрал голову и посмотрел вверх.
Ни лучика света.
Прогнившие ступеньки прогибались под ногами.
Я ударился головой о деревянную стену.
Пошарил рукой. Обнаружил ручку.
Дверь со скрипом открылась, и я, споткнувшись, вывалился в переднюю дома Кайтов, заполненную угрюмой серой тишиной раннего утра.
Поспешно поднявшись, я прошел по узкому коридорчику в кухню. Царящая в доме мертвая тишина убеждала, что его хозяева бежали, забрав с собой Вайолет.
В льющемся через окно жидком свете наступающего утра я осмотрел свои обожженные, покрытые волдырями и рубцами руки. Сходным образом пострадали икры ног и макушка; повсюду, где вошло и вышло электричество, остались следы электрического ожога.
Телефона в кухне не нашлось. Поиски в библиотеке и гостиной принесли такой же результат.
Подойдя к высоким, готическим окнам гостиной, я увидел в переднем дворе серую «Импалу».
Из гостиной вернулся в кухню, пропахшую тухлой камбалой. Там, в керамической чашке на столе, лежала связка ключей. Я взял их и, не обращая внимания на боль, направился к передней двери – за Вайолет.
Глава 66
Я брел, шатаясь, как пьяный, по прибитому дождем песколюбу, пока не свалился, обессиленный, преодолевая боль, на капот ржавой «Импалы».
День начинался с туманного, морозного рассвета, крупинки льда били по металлу, темный, цвета сажи, залив бился о берег за каменным домом.
Я забрался в машину, сел за руль и начал один за другим перебирать ключи, пробуя вставить их в замок зажигания. Четвертый повернулся; двигатель чихнул, ожил и заработал на холостом ходу.
Я включил передачу, дал газу, и машина, разбрасывая траву и песок, скакнула между меланхолическими дубами и понеслась по дороге через сумеречную чащу.
Завесы чахнущего испанского мха махнули по ветровому стеклу. Будто по стиральной доске, «Импала» мчалась по лужам, ныряя, подскакивая и едва не разваливаясь на ходу.
Добравшись до Килл-Девил-роуд, я повернул на восток, к океану, мимо сонных коттеджей, уютно устроившихся среди виргинских дубов и рвотного чая.
На перекрестке Олд-Бич-роуд и шоссе 12 я остановился.
Внутри все дрожало от приступа тошноты.
На востоке таяла ночь.
Я знал, что Кайты будут покидать Окракоук на пароме.
Оставалось два варианта. Они могли уехать либо из бухты Силвер-Лейк, либо с северной оконечности острова. Паром из Силвер-Лейк, маршрут которого пролегал через Суон-Куортер и Сидар-Лейк, ходил реже и требовал предварительного резервирования. Второй паром, Окракоук – Хаттерас, резервирования не требовал и ходил каждый час, начиная с 5:00.
Часы на приборной доске показывали 4:49.
На шоссе 12 в этот ранний час не было ни души, неподалеку помаргивали огни мотеля «Пони-Айленд».
Хаттерас.
Я надавил на газ и помчался через северные окраины Окракоук-Вилидж, мимо ресторана Джейсона, здания почты, кафе «Атлантик» и паба «Ховардс».
Двенадцать миль до северной оконечности острова и парома до Хаттераса. В запасе у меня было одиннадцать минут, чтобы добраться туда на дерьмовой машине и не отрубиться по пути.
* * *
Спидометр показывал восемьдесят. Мотор визжал на пределе. В зеркале заднего вида бледнели огни маяка.
Серое рассветное небо, дюны и темная клякса болота.
Бешеное, пенящееся море.
Стук льдинок по крыше.
Дорога проносилась под колесами, уносясь на север, в сизую пустоту рассвета.
4:56.
Стрелка спидометра перевалила за восемьдесят пять. Из-под пола просачивался запах горячего металла.
4:57.
Лишь теперь я заметил, как выгляжу: обрезанные до колен флисовые штаны, дырки с черными ободками там, где электричество проело полиэстер.
4:58.
Мир потемнел.
Закружилась голова.
Я завалился на руль, машина метнулась на другую полосу, колеса зацепили буртик.
В глазах прояснилось.
Я выправил «Импалу».
Дорога кончилась.
Впереди мигнули задние фонари автомобиля.
Я ударил по тормозам. Покрышки недовольно скрипнули.
На одном из причалов вытянулась очередь из пяти машин. Я пристроился сзади, и в этот самый момент кто-то из команды махнул рукой: «Заезжайте». Паром назывался «Киннакит».
Первым в очереди стоял видавший виды старый пикап, выдыхавший клубы дыма в каменно-серый рассвет.
Глава 67
Паром «Киннакит» представляет собой длинную баржу, достаточно широкую, чтобы четыре автомобиля могли стоять на ней бок о бок. Из центра палубы поднимается узкая трехэтажная надстройка – комнаты отдыха на первом уровне, смотровой салон на втором и, на самом верху, крохотная рубка. На мачте гордо реют флаги Соединенных Штатов и Северной Каролины.
Шесть машин, поспевших на первый, пятичасовой, паром, разместились в два ряда – три вдоль левого борта и три вдоль правого. Я стоял в конце своей тройки, Кайты – во главе своей.
Разделенные надстройкой, друг друга мы не видели.
Я повернул ключ зажигания – и тут же двигатели парома заработали, и «Киннакит» медленно двинулся между пилонами, уходя от причалов Окракоука. Мы вышли в открытое море. Ветер набирал силу, встряхивал машину, и ледяная крупа отскакивала от бетонной палубы. Крикливые чайки кружились над пустой кормой, требуя завтрак, получить который в столь ранний час им было не суждено.
Остров уменьшился до размеров пятна на горизонте, а потом, как-то разом, исчезло и оно, и не осталось ничего, кроме бесконечной ртутно-серой зыби и рдеющего края восточной части неба. Несколько пассажиров – уезжающие отпускники и рабочие, совершающие ежедневные поездки на Хаттерас, – оставили машины и поднялись на второй уровень. Джентльмен в стоявшем передо мной «Шевроле Трейлблейзере» перебрался на заднее сиденье и лег отдохнуть. Я сидел, слушая стук ледяной крупы.