Идущие. Книга I - читать онлайн книгу. Автор: Лина Кирилловых cтр.№ 84

Полка вся в пыли, хотя я регулярно её протираю. Сейчас июль, и вокруг полно поздних цветущих растений. Через открытые окна пыльца ветром заносится в дом и гуляет вольно, как конфедераты, бродящие по нашим дорогам. Оч-чень верное сравнение, почти красивое, почти похожее на то, как пишут в ладиных книжках. Я помню, Лада мне читала. Только вот она, когда я вслух так умничаю, сочиняя что-то сам, обзывает меня занудой.

В её запасе вообще много ругательств, и по большей части все они выпадают именно мне. «Дитя выгребной ямы», «коровья лепешка», «собачий блевок». Но её коронное — «задница». В нашем общении это слово практически стало моим вторым именем. Я не обижаюсь. Звучит всё же лучше, чем отцово «бельмастый ублюдок».

Потом заправляю постель — если об это разворошенное гнездо споткнётся папаша, ничего хорошего мне не светит. Умываюсь над рукомойником, приглаживаю волосы, чищу зубы крупинками соли.

— Поесть, — сурово отмечает Лада. — Тебе десять тик.

Цок-цокает по круглому диску своего считателя, который, фасоня, носит на запястье, как взрослые, и с шорохом утекает обратно во двор — ждать меня у калитки. Я вздыхаю в пустоту. Когда твоя подруга — немного тиран, жить приходится быстро.

На кухне я уминаю оставленные с вечера сырники, уже немного подсохшие, и приговариваю стакан молока. Вслушиваюсь в утреннее стрекотание за окнами — не прервётся ли оно тяжёлыми шагами. Но нет, папаша, видно, крепко загулял. Да оно и к лучшему.

Для Белой, которая придёт позже готовить обед и прибираться, я оставляю монеты, выуженные из тайника под половицей. Для неё же кладу на стол две обструганные палочки — знак того, что ушёл гулять, и не один. Пусть не беспокоится, старушка. Добрая у неё душа, хоть и любящая всякие сплетни.

Шлепок, краткое буханье, легкий топоток — прибегает Кубышка, трётся о ноги, мурлычет.

— Зверь, не наследи на половик. Пожрать?

Наливаю ей в миску молоко и треплю по загривку, зарываясь пальцами во взъерошенный мех. Кошачье урчание — почти что песня, колыбельная. Единственный в своём роде убаюкивающий звук, который исходит от кого-то, бегающего на четырех лапах. Дождь, шелест ветра в кронах и кошки. Причем все они мурчат каждый по-особенному — кто-то ниже и басовитей, кто-то звонче и тоньше. Соседского Беса так слышно за полсотни шагов. Урчит так же громко, как храпит мой папаша, я их даже иногда путаю.

Но мне пора — половина тиков уже прошли, нутром чую. Пусть у меня и нет считателя, Лада это оправдание не примет. Во двор выхожу через окно — неохота возиться с дверью. Срываю два лопуха, потому что на пути у меня уборная. А после — бегу.

Дорога уводит вдаль, в ту неведомую мне загоризонтную дымку, откуда приходят странники и конфедераты и где никогда не был никто из наших. Она знакома мне до последнего камня, эта дорога, здесь прямая, ровная, там ведущая под уклон, обвивающая щиколотки пылью и хранящая раздробленные запахи всех, кто когда-то давил её своими подошвами или копытами. А ещё рядом со мной бегут направляющие шаги, и я слушаю их, как торопливо-упругое тик-тик-таканье считателя, вырвавшегося из-под своего стеклянного диска и перебирающего стрелкам по грязи и песку. Звук шагов не даёт мне сбиться и съехать в придорожную канаву.

— Куда мы? — выдыхаю.

— Вперёд, — Лада хватает меня за руку. — Всегда вперёд, слава Разрубившему!

У нас есть ноги, чтобы бежать, и лёгкие, чтобы дышать, а что ещё нужно в это летнее утро? Разве только, чтобы не было дождя. Возблагодарим Разрубившего за мудрость, дарующую нашим телам способность к передвижению. Вперед!

— Я нашла… такое место… уединённое… готова спорить… никто ещё… о нём… не знает…

— Где?

— За рекой… за поломанным мостом… выше по течению брод… и тоннель! Он весь зарос… папоротником и малиной… а за тоннелем…

— Что?

— Невероятное!

Вперёд!

Мимо пастбища, где И’нат-пастух сторожит ленивое стадо коров, перхает в бороду и плюется табачной жвачкой. Мимо картофельных полей, пахнущих разрытым чернозёмом, мусорного оврага — обиталища бродячих кошек и ворон (Кубышка тоже сюда наведывается, дружит с местными котами, от которых приносит приплод), берёзовой рощи, тихого кладбища с вехами, вперёд и дальше, к концу общинных земель. Мне нравится, что наш с папашей дом на самом краю деревни. Выйди за ограду — и воля.

— Теперь… направо…

Здесь мы поворачиваем в поле. Окрик предупреждает, что впереди канава, и я отправляю своё тело в широкий прыжок, послушный привычной команде подруги, а потом снова следую за ней. Рядом с ней. Солнце изливается сверху, щедро, как оно всегда делает в летние дни. По буеракам и кочкам, почти не сбавляя скорость, мы бежим наперегонки с тёплым ветром — будь я менее закалён нашими с Ладой прогулками-спешилками, непременно сломал бы себе где-нибудь ногу. А так довольно бодро несусь, не отпуская её руки, и мои лёгкие шумно глотают воздух, а нос радуется тому, сколько здесь разных запахов: цветы и травы, мелкие зверьки наподобие мышей и кротов, вода, коренья, глина, бабочки и шмели. Сейчас мы с Ладой — единое целое: я — груз, чтобы она, лёгонькая, невесомая, не оторвалась от земли и не улетела к фазанам и облакам, она — сила, влекущая меня вперёд. Поддержка и взаимовыручка. И горсть репейника мне за шиворот, если побегу слишком быстро или начну толкаться, и пинок, и щипок, и подножка… Мы с ней — лучшие друзья, и всё этим сказано.

— Серый, задница… весёлая задница… к чему эта радость? Пасть порвёшь.

— Всё из-за тебя. Ты ведь такая…

Скажу «сильная» — задерёт свой нос, скажу «друг» — обзовёт снова, поэтому я делаю вид, что не хватило дыхания.

Она хихикает. Смеяться так тонко и многозначительно умеют только девчонки — ещё одно преимущество их странной породы. Обхватывает меня за плечо и — мягкое, сухое, горячее — к щеке. Тот самый хихикающий рот.

Что же это такое и зачем, Разрубивший?

Я сбиваюсь с темпа, въезжая ногой в кроличью нору. И падаю, конечно же, падаю, точнёхонько мордой своей недоумённой прямо в землю.

Трава, чернозём, червяки. Приятного аппетита….

Пока я отплёвываюсь, Лада прикладывает подорожник к моей содранной коленке.

— Ты — неуклюжий.

— Ага. Прямо как мой папаша, когда перепьёт.

— Это значит «всегда»?

— В точку.

Теперь мы смеёмся вместе.

На щеке, кажется, цветёт огненное… Не знаю, как назвать это растение. Но для равновесия и на другую щёку поместить бы его не мешало. Только вот я слишком смущён и трушу, чтобы попросить Ладу об этом, а она сама про всё уже забыла.

Шум реки за нашими спинами похож на голодное бурчание. Но это только кажется — река сыта. Она переполнена дождями, прошедшими в конце весны, и теперь несёт свои воды величественно и широко. Даже переходя её по броду, я намочил штаны выше колен. Река — это водоросли, камни, отмели, кусачие скользкие раки и бьющиеся веретёна рыб, которые оставляют на руках запахи чужой, холоднокровной жизни, слизь, чешуйки и влагу. У реки всегда прохладно, даже в самый зверский зной. Река — друг.