Номбе подошла ко мне, и весь ее облик говорил, что случай обязательно представится. Неизменная улыбка куда-то пропала, а прекрасные темные глаза сверкали недобрым блеском. Тем не менее она спокойным голосом спросила, понравился ли госпоже Хеддане ужин, давая понять, что ей дела нет до моего аппетита и осталась ли еда к возвращению Энскома. Я ответил, что, насколько мне известно, Хеда съела полкуропатки вместе со всем остальным.
– Я рада, ведь мне не удалось за ней поухаживать, потому что хозяин желал говорить со мной. – Номбе села рядом и обратила на меня мечущий молнии взор. – Макумазан, я ухаживала за тобой, когда ты болел, и поила молоком, а за это ты хочешь насильно напоить меня горькой отравой.
– Я прекрасно осознаю, что без твоей заботы меня бы уже не было в живых, и за это я полюбил тебя как собственную дочь, но не будешь ли ты добра объяснить свои слова?
– Ты замыслил увезти от меня госпожу Хеддану, – тотчас ответила Номбе, – а она для меня как мать, или сестра, или дитя. Можешь не отпираться, хозяин мне все рассказал, да я и сама узнала все от моего духа, а еще следила за тобой.
– Номбе, я и не думал лгать тебе ни об этом, ни о чем другом, хотя сама ты порой лгала мне. Скажи, ты ведь думала о том времени, когда инкози Маурити, госпожа Хеддана и я покинем Черное ущелье и они захотят пожениться, перейдут Черную воду и отправятся в свой будущий дом, а я наконец займусь своими обычными делами?
– Не знаю, о чем я думала, Макумазан, но в одном уверена: пока я жива, ни за что не расстанусь с госпожой Хедданой. Теперь, когда я нашла кого-то, кому могу отдать всю свою любовь, я ни тебе, ни кому-то другому не позволю забрать ее у меня.
Какое-то мгновение я молча ее разглядывал.
– Номбе, почему бы тебе не выйти замуж и не завести детей, которым ты могла бы отдать всю свою любовь?
– Мне выйти замуж? Моя жизнь связана с моим духом, а он не простой смертный, и дети мои не сыны человеческие. К тому же люди ненавидят меня. – И она глянула на меня так, будто хотела сказать: «Особенно ты».
– Это теленок с головой собаки, – ответил я словами местной пословицы, в том смысле, что она говорит какую-то чепуху. – Что ж, Номбе, если ты так любишь инкози-каас Хеддану, договорись с ней и инкози Маурити и поезжай вместе с ними.
– Макумазан, ты ведь прекрасно знаешь, что я не могу, мы с хозяином связаны веревкой крепче железа, и, если я попытаюсь порвать ее, мой дух погибнет, и я вместе с ним.
– Боже мой! Вот незадача! Вот что происходит, когда связываешься с магией. Прямо и не знаю, Номбе, как помочь делу и что тебе посоветовать.
Тут она вскочила, вскипая от ярости.
– Теперь понятно, ты не только не собираешься мне помогать, Макумазан, а еще и насмехаешься, и Маурити не лучше тебя! Он прикидывается влюбленным в мою хозяйку, а на самом деле в моем мизинце больше любви к ней, чем во всем его теле и душе, как он это называет. Да, он тоже смеется надо мной. Если бы вы оба умерли, – выпалила Номбе с неожиданной злобой, – моя госпожа не захотела бы уезжать! Берегись, Макумазан, как бы на тебя не пало заклятие. – С этими словами она развернулась и ушла.
Поначалу вся эта нелепость вызвала у меня лишь улыбку. Поразмыслив, однако, я решил, что на самом деле все гораздо серьезней, особенно в нашем положении. Эта женщина – дикарка, более того, дикарка, наделенная недюжинными магическими способностями, вот уж убийственное сочетание. К тому же для нее не существует запретов, ведь в Черном ущелье общественное мнение – пустой звук, как и указы королевы. Наконец, всем известно, какой безумной становится женщина, когда, воспылав страстью, вдруг теряет объект привязанности. Подобный ужасный случай в далекой юности навсегда отнял у меня самого дорогого человека. Подробности излишни, скажу лишь, что трагедия свершилась руками такого же пылкого создания – язык не поворачивается назвать ее женщиной, – решившего, будто у него хотят отнять предмет обожания.
Кончилось тем, что трубку перед сном я выкурил без всякого удовольствия. К счастью, Энском вернулся с вечерней ловли птиц счастливым и начал без умолку болтать о своих успехах, так что не дал мне и рта раскрыть. Поэтому с обсуждением наших проблем я решил повременить до завтра.
Глава XXI
Визит короля
Наутро я решил повидаться с Зикали. После многих проволочек меня наконец впустили в хижину. Хоть старый провидец держал небольшую свиту, состоявшую из одних мужчин, не считая Номбе, к нему в его маленьком государстве было труднее подступиться, чем к европейскому монарху. Зикали сидел на корточках у огня, поскольку даже в этих местах воздух прогревался лишь к полудню.
– В чем дело, Макумазан? Запасись терпением, скоро вы уедете. Мне стало известно, что бывший король зулусов пустился в бега, а белые люди выслеживают его, как раненого оленя. Когда его схватят и убьют, тогда вы и сможете уехать.
– Я пришел поговорить о Номбе, – ответил я и рассказал ему обо всем. Он как будто совсем не удивился.
– Видишь ли, Макумазан, – ответил Зикали, взяв понюшку табаку, – природные склонности трудно сдерживать. Это дитя – моя плоть и кровь. Я спас ее от смерти – не из-за нашего родства, а ради того, чтобы проделать над ней опыт. Ты мудр и много повидал, поэтому знаешь, что женщины во многом превосходят мужчин. Женщины слабы, поэтому мужчины взяли над ними верх и возомнили себя главными, а женщины вынуждены соглашаться, ибо они не могут сами себя защитить. Но ум у женщин острый, как зулусское копье, острее мотыги. Они лучше проникают в тайны, формирующие судьбы людей и целых народов. Женщины более преданные и терпеливые, их чутье дальновидно, ведь они не полагаются лишь на разум. По крайней мере, таковы лучшие из лучших, и, подобно мужчинам, именно по ним и следует судить о женщинах. Однако в их защите есть изъян. Когда женщина влюбляется, она становится рабой своих чувств и забывает обо всем, поэтому ей нельзя доверять. У мужчин, как ты сам понимаешь, все иначе. Они, повинуясь закону природы, тоже влюбляются, но в их головах, помимо любви, всегда есть какие-то великие замыслы, хоть и не всегда ясные им самим. А женщине, чтобы сохранить свою силу, лучше оставаться одинокой и не испытывать сильных чувств. Утрачивая любовь, она начинает ненавидеть и теряет контроль над собой, слишком сильная любовь делает ее слабой. Однажды я как будто нашел такую женщину по имени Мамина, ее обожали все мужчины, а она играла с ними, как я играл с нею. И что же с ней сталось? Как только дело пошло на лад, она сильно полюбила чужака со странными мыслями, который мог все испортить, и тогда мне пришлось ее убить, о чем я сожалею.
Он умолк и взял еще табаку из табакерки, наблюдая за моей реакцией в отражении ложечки, которую совал себе под нос.
– После смерти Мамины, – продолжил Зикали, не дождавшись ответа, – мне пришло в голову самому воспитать женщину, способную к привязанности, но которая никогда не полюбит мужчину, тогда она не сойдет с ума и не поглупеет. Мне казалось, сердце женщины вместе с ее разумом может похитить лишь мужчина. Это дитя, Номбе, попала мне в руки, и я свершил задуманное. Не спрашивай, как мне это удалось, возможно, снадобьями, возможно, магией, возможно, я взращивал ее гордость, или все вместе. Наконец я добился своего и теперь не сомневаюсь, если Номбе и станет питать чувства к мужчине, то лишь как сестра к родному брату. Но вышло не так… Номбе, умная и наученная презирать мужчин, встретила женщину другой расы, милую и добрую, и полюбила ее, но не как служанка или мать, а как ее дух, которого она боготворит. Да-да, она поклоняется белой женщине, точно богине, и лишь ей желает служить всем сердцем и всеми силами, делать подношения и, в конце концов, присоединиться к ней после смерти. Вот так-то, Макумазан, я думал, разум позволит Номбе возвыситься, подобно птице, парящей на крыльях в поднебесье, а она ищет себе жертву, став безумнее, чем другие женщины. Я разочарован, Макумазан.