– И Тот, кто никак не умрет, – прервал я наконец молчание.
– Верно, Макумазан, ведь я не хочу умереть, пока не завершу задуманное. Благодаря духам предков и моим я все еще живу, снедаемый жаждой мщения. И вот развязка близка, Макумазан, и ты непременно внесешь свою лепту, как я обещал в дни беспросветной тьмы.
Помолчав, колдун продолжил, по-прежнему глядя на закат, как будто не видел нас, потому от его слов становилось немножко жутко.
– Твой белый спутник храбр, знатен и любит сражаться, а дева прекрасна, мила и жизнерадостна. Про себя она думает, что я старый колдун, и хотела бы узнать свою судьбу, если бы так не боялась меня. Видишь, она поняла меня и вздрогнула. Что ж, однажды я ей расскажу, а пока открою лишь немногое: у нее будет пятеро детей, двое умрут, а один доставит много тревог, и она пожалеет, что и он не умер. А кто станет их отцом, я не знаю. Номбе, дитя мое, проводи белую женщину и ее служанку в хижину, приготовленную для нее. Смотри же, она наша гостья и пусть ни в чем не испытывает недостатка. Белый вождь Маурити пойдет следом к соседней хижине, где они с Макумазаном будут спать, – заодно убедится, что гостье ничего не угрожает. Он может позаботиться о лошадях, если пожелает, позади хижин есть привязь, а твой слуга поможет ему. Макумазан присоединится к ним, когда мы потолкуем вдвоем, и тогда они смогут утолить голод перед сном.
Я перевел его распоряжения Энскому, и он весьма охотно пошел с Хедой. Оба побаивались старого карлика и не горели желанием сидеть рядом с ним в наступавших сумерках.
– Солнце совсем скрылось, Макумазан, – заметил старик, когда они ушли, – и похолодало. Пойдем в мою хижину, я стар и промерз до костей, а в очаге жарко пылает огонь. Там нам никто не помешает.
Сказав это, Зикали вполз в хижину, как гигантский жук с белой головой. Помнится, однажды мне уже приходило на ум его сходство с насекомым. Пришлось тащиться за ним с древним стулом в руках. Старик расположился на своей меховой накидке в стороне от огня, а я пристроился напротив. В огне потрескивали какие-то корни или поленья, они давали яркое пламя и не дымили. Колдун низко склонился над очагом, казалось, он почти сунул свою большую голову в огонь и уставился на него, не моргая, как до этого на солнце. Такая привычка добавляла жути к его облику и наводила меня на мысль о некой области и ее обитателях.
– Макумазан, зачем ты вернулся? – спросил он, понаблюдав несколько минут за мной сквозь огненную завесу.
– Ты сам привел меня, Зикали, посредством своей вестницы, Номбе, и сна, который ты послал мне. Так она сказала.
– В самом деле? Должно быть, я забыл. Снов не счесть, как комаров у воды, во сне они нас кусают, а просыпаясь, мы тут же о них забываем. Впрочем, глупо верить, будто человек может посылать кому-то сны.
– Тогда твоя посланница солгала, Зикали. Тем более она заявила, что сама принесла мне этот сон.
– Конечно солгала, недаром я учил ее с малых лет. Да как ловко, догадалась, какой сон тебе приснится, когда ты раздумывал, отступить ли в землю зулу.
– Зачем ты играешь со мной в прятки, Зикали, разве мы дети малые?
– О Макумазан, тут ты ошибаешься, как бы мы ни были стары и мудры в своих глазах, в руках судьбы мы всего лишь дети. Ну, полно, полно, я расскажу тебе правду. Такому, как ты, глупо пускать пыль в глаза. Мне ведомо, что ты проходил по земле Сикукуни, мои шпионы следили за тобой. А в последние годы ты нигде не бывал, тогда я не посылал к тебе шпионов. Скажем, араб по имени Харут, первый, кого ты встретил в королевской хижине далекой страны. Это я его подослал, а недавно он пришел ко мне и многое порассказал о твоих делах. Не спрашивай о нем сейчас, у меня к тебе другой разговор…
– Разве Харут еще жив? – перебил я старика. – Нашел ли он нового бога вместо Дитяти?
– Макумазан, будь он мертвец, как он мог прийти и говорить со мной? Я следил за тобой у реки Элефантес, где на вас напали люди Сикукуни, и позже, в мраморной хижине, где умер белый старик, а ты нашел его в кресле, взял письмо и положил в свой карман. В нем написано о деве Хеддане. Потом твой белый друг убил доктора и тот утонул в болотной жиже, а басуто украли его волов и фургон.
– Как ты обо всем узнал, Зикали?
– Говорю же тебе, от моих шпионов. Не было ли с тобой метиса по имени Футсек? Разве не ходили туда-сюда басуто между Черным ущельем и городом Сикукуни, принося мне вести?
– Да, Зикали, подобно ветру и птицам.
– Верно! О Макумазан, мои шпионы так же хорошо наблюдали за тобой, как ты за повадками животных. Так я узнал о твоей беде, когда умер белый человек, и о твоем друге. Ты всегда был мне дорог, потому я и отправил мое дитя, Номбе, чтобы она привела тебя ко мне. Ведь ты скорее пошел бы за умной и красивой женщиной, а не за мужчиной, у которого нет ни того ни другого. Я велел ей убедить тебя, что здесь вы будете в большей безопасности, чем в Натале. Ты послушался ее и пришел. Вот так-то.
– Да, я послушался и пришел. Но это не все, Зикали, сам знаешь, ведь ты привел меня сюда с каким-то умыслом, а не просто так.
– Макумазан, кто помешает иголке проткнуть ткань, если она в твоих руках? Твой ум слишком остер для меня, Макумазан, твой взор проникает в мои мысли, спрятанные под покровом хитрости. Ты прав, я позвал тебя ради нас обоих. Мне нужен твой совет, Макумазан, и королю Кечвайо тоже. Вот почему я хотел повидать тебя, прежде чем ты предстанешь пред ним. Вот и вся правда.
– Какой тебе нужен совет, Зикали?
Старик склонился еще ближе к очагу, и, казалось, его седые лохмы смешались с языками пламени, а глаза засверкали, как угли.
– Помнишь, Макумазан, давным-давно я рассказал тебе историю?
– Прекрасно помню, Зикали, ты говорил, как ненавидишь дом Сензангаконы и всех королей земли зулу. Во-первых, ты потомок племени ндвандве, которое зулусы истребили и заставили склониться перед собой. Во-вторых, Лютый Зверь Чака прозвал тебя «Тот, кому не следовало родиться», и убил твоих жен. Вот почему ты стал причиной его гибели, давая ему плохие советы. В-тре тьих, ты много лет орудовал против всего могущества королевского дома и все-таки ухитрился остаться в живых. В особенности когда Панда во время суда над Той, что ушла в царство теней, пригрозил тебе в моем присутствии. Тогда ты предложил ему про верить, хватит ли у него смелости убить тебя. А теперь торжествуешь, ловко одержав победу над королевским домом.
– Все так, Макумазан. У тебя крепкая память, особенно касаемо той женщины, ушедшей в царство теней. Моих рук дело, Макумазан, но я совсем запамятовал ее имя, ведь я так стар, и мой разум словно проваливается в черную яму, как и эта женщина. Как же звали Ту, что ушла в царство теней?
Зикали умолк, и наши взгляды встретились сквозь пелену огня. Я не ответил, и он продолжал:
– О, теперь я вспомнил, ее звали Мамина. Разве не ее голос звучит в завывании ветра? Внемли, и ты услышишь.
Я прислушался и вздрогнул, вот-вот наступит кромешная тьма, лишь в скалах Черного ущелья стонет и завывает ветер, нарушая ночную тишину.