Мари. Дитя Бури. Обреченный - читать онлайн книгу. Автор: Генри Райдер Хаггард cтр.№ 136

– Макумазана и его слугу не трогать. Они мои пленники. Тот, кто обидит их, умрет вместе со всей своей семьей.

Едва живого, меня усадили на мою лошадь, а Скоула понесли на щите.

Когда я пришел в себя, то увидел, что нахожусь в маленькой пещере или, скорее, под нависшими скалами на склоне холма. Рядом я увидел Скоула – он оправился от своего припадка, но как будто все еще пребывал в каком-то ошеломлении. Более того, ни тогда, ни впоследствии он ничего не мог вспомнить о смерти Умбелази, а я ему никогда о ней не рассказывал. Как многие другие, Скоул думал, что принц утонул, пытаясь переплыть Тугелу.

– Они собираются прикончить нас? – спросил я у него. Судя по ликующим крикам снаружи, мы находились в лагере победивших узуту.

– Не знаю, хозяин, – ответил Скоул. – Надеюсь, нет. Мы столько всего натерпелись, жаль будет умирать. Лучше бы мы погибли в начале битвы.

Я согласно кивнул, и в этот момент к нам подошел зулус с блюдом поджаренных крупных кусков говядины и кувшином с водой.

– Макумазан, это посылает тебе Кечвайо, – объявил он. – Он сожалеет, что нет молока или пива. Когда поешь, выходи, стража ждет тебя, чтобы проводить к нему. – Зулус удалился.

– Ну что ж, – сказал я Скоулу, – если бы они собирались нас убить, вряд ли удосужились бы сначала накормить. Поэтому не будем падать духом и хорошенько подкрепимся.

– Кто их разберет… – проговорил приунывший Скоул, запихивая в рот большой кусок мяса. – Но, пожалуй, лучше помирать с полным желудком, чем с пустым.

Мы утолили голод и жажду и, поскольку страдали больше от усталости, чем от легких ран, почувствовали, как к нам снова возвращаются силы. Когда мы покончили с трапезой, к нам в пещеру просунул голову зулус и спросил, готовы ли мы. Я кивнул, и, поддерживая друг друга, мы со Скоулом заковыляли из пещеры. Снаружи нас поджидали около полусотни солдат, и, хотя они встретили нас криками вперемежку со смехом по поводу нашего плачевного состояния, меня поразило то, что открытой враждебности я не заметил. В толпе этих людей стояла, понурив голову, моя лошадь. Мне помогли усесться на нее, Скоул взялся за стременной ремень, и нас повели за четверть мили к Кечвайо.

Мы застали его сидящим в лучах заходящего солнца на восточном склоне одного из холмов вельда, откуда открывался вид на расстилавшуюся внизу широкую равнину. Это было странное и дикое зрелище. Победитель Кечвайо, сын короля, сидел в окружении своих военачальников и индун, а мимо него бегом проносились победоносные полки, выкрикивая его титулы на самом экстравагантном языке. Также перед Кечвайо бегали взад-вперед изимбонги (то есть «профессиональные» воспеватели), разодетые в яркие и пышные наряды, и, на бегу прославляя его подвиги, называли его Владыкой Земли и выкрикивали имена великих вождей, сложивших головы в битве.

Между тем группы воинов то и дело приносили сюда на щитах тела погибших предводителей и знатных воинов и выкладывали их рядами – так в Англии выкладывают рядком добытую на охоте дичь. Похоже, Кечвайо захотелось взглянуть на них, и, будучи слишком утомленным битвой, чтобы бродить по полю сражения, он приказал сносить тела сюда. Среди мертвых я разглядел тело моего друга Мапуты, полководца амавомба: оно было буквально изрешечено ударами копий, как почти и каждый принесенный. На лице Мапуты застыла улыбка.

В начале одной их таких печальных верениц трупов лежали три гиганта, в которых я узнал братьев Умбелази, сражавшихся на его стороне, Кечвайо они приходились сводными братьями. Среди них – те три принца, на которых осела пыль, когда Зикали «разоблачал» Масапо, мужа Мамины.

С помощью Скоула я слез с лошади и, хромая, стал пробираться между тел павших воинов царской крови – животы всех были распороты: зулусы верили, что так они освобождали духов мертвецов, иначе они станут преследовать живущих. Наконец я предстал перед Кечвайо.

– Сийякубона, Макумазан. – Он протянул мне руку, которую я принял, хотя не нашел в своем сердце готовности пожелать ему доброго дня в ответ.

– Слышал я, ты командовал амавомба, которых мой отец, король, выслал в помощь Умбелази, и я очень рад, что ты избежал смерти. Также я горжусь тем, как доблестно они сражались, ведь ты знаешь, Макумазан, что прежде я, как самый близкий королю, командовал тем полком… потом, правда, мы поссорились. Тем не менее они порадовали меня своей службой, и я отдал приказ пощадить всех оставшихся в живых амавомба, дабы сделать из них командиров нового, возрожденного полка амавомба. Известно ли тебе, Макумазан, что вы почти полностью уничтожили три полка узуту, перебив больше моих людей, чем вся армия брата? О, ты великий воин! Если бы не преданность, – в этом слове я уловил легкий сарказм, – Садуко, сегодня ты бы взял победу для Умбелази. Что ж, теперь с распрей покончено, и, если ты останешься при мне, я сделаю тебя главнокомандующим целой дивизией армии короля, поскольку отныне у меня будет голос в государственных делах.

– Ошибаешься, о сын Панды, – ответил я. – Слава доблестной стойкости амавомба по праву принадлежит Мапуте, советнику короля и индуне Великого Черного (Чаки), ныне покойному. Вот он лежит здесь в блеске своей славы. – Я показал на истерзанное тело Мапуты. – В рядах его полка я бился как простой солдат.

– О да, мы все знаем это, Макумазан, и Мапута был своего рода умной обезьяной, однако мы также знаем и то, что скакать и прыгать ту обезьяну учил ты. Что ж, теперь он мертв, как и почти все амавомба, а из трех моих полков уцелела лишь горстка людей, остальные достались стервятникам. Все кончено и забыто, Макумазан. По счастливой случайности копья летели мимо тебя: должно быть, ты волшебник, а иначе как бы ты со своим слугой вышли из боя, в котором полегли почти все амавомба, лишь с парой царапин. Тебе удалось спастись, как это и прежде бывало с тобой в Зулуленде, и теперь ты видишь, вот лежат воины, рожденные от моего отца. Не хватает лишь одного – того, против которого я сражался… Сражался, несмотря на то что любил его больше их всех. Прослышал я, что тебе одному ведомо, что с ним сталось, и я хочу знать, жив он или мертв, а если мертв, то от чьей руки он пал, чтобы в руку вложить награду.

Я огляделся вокруг, размышляя, стоит ли сказать ему правду или лучше придержать язык. Глаза мои встретились с глазами Садуко, который с невозмутимым и даже равнодушным видом сидел среди командиров, хоть и чуть в стороне от них, как бы держась особняком, и я вспомнил, что лишь он да я знаем правду о кончине Умбелази.

Не могу объяснить, почему я вдруг решил сохранить эту тайну. К чему мне было рассказывать упивающемуся победой Кечвайо, что именно он довел Умбелази до самоубийства? К чему раскрывать позорный поступок Садуко? Со всем этим пускай разбирается суд иного трибунала. Кто я такой, чтобы разоблачать или судить актеров этой ужасной драмы?

– О Кечвайо, – сказал я, – да, так случилось, что я был свидетелем гибели Умбелази. Погиб он не от руки врагов. На скале над рекой он умер от разбитого сердца. О том, что было дальше, спрашивай у Тугелы, в которую он упал.

На мгновение Кечвайо прикрыл глаза ладонью.