Солоневич - читать онлайн книгу. Автор: Константин Сапожников cтр.№ 72

К чести Бурцева надо сказать, что поспешных выводов в отношении братьев он делать не стал: «Я к ним присматриваюсь и определённого мнения пока не составил».

В Софии, враждебные выпады в адрес Солоневичей тщательно фиксировались советской агентурой. Они были своеобразной лакмусовой бумажкой: сохраняет ли эффективность долгосрочная программа по компрометаций братьев?

Агент «Старик» сообщил в октябре 1937 года:

«В группе офицеров-дроздовцев (в торговой конторе полковника Конькова) был поднят вопрос о Солоневичах. Все в один голос заявили, что „это — советская сволочь, которой верить никак нельзя“. Они из той породы, которая под пение ‘Боже, Царя храни’ способна на какую угодно гнусность. Они страшнее явно большевизантствующих активистов».

Друг Солоневичей — актёр Е. Ф. Ждановский ^[129], который недавно приехал из Праги, доверительно сообщил мне:

«Боюсь, что они тоже советские кадры. Думаю, что Борис засел в Бельгии потому, что он участник ‘саблинского дела’. Вот будет скандал! Подозрительно, что они в последнее время никуда не показываются. Говорят, что Иван болен, хотя он постоянно пишет и печатает свои статьи, а Борис, вроде бы в Брюсселе, но, может быть, и не там. Разве разберёшь их, они всё скрывают».

Протопресвитер Шавельский и его сестра слышать не могут о Солоневичах. Не только не бывают у них, но даже о каком-то хозяйственном недоразумении переписывались по почте, избегая личных встреч. Сегодня Шавельский с жаром назвал их «необыкновенными нахалами, бессовестными людьми, потерявшими всякий стыд». Он сказал: «Мне теперь было бы неприятно съесть у них и кусок хлеба, думая, как бесстыдно они обдирают несчастных штабс-капитанов».

Генерал Зинкевич пришёл к окончательному выводу, что Солоневичи — большевистские агенты. Он как будто кается, что первое время был доверчив к ним, помогал их водворению в Болгарию. Говорит, что с братьями надо быть предельно осторожными, чёрт их знает кто они такие: «Если станет известно, что Борис с его атлетической силой втаскивал генерала Миллера в советский автомобиль, то мы ни на минуту не усомнимся в достоверности такого факта»…

В ноябре 1937 года на имя Ивана пришло письмо из японского города Кобе. В последнее время он всё чаще передоверял редакционную переписку Тамаре, но Фёдору Дмитриевичу Морозову ответил без её помощи:

«Я был чрезвычайно рад получить письмо от такого, как я сам, ибо мой отец в детстве ещё пас свиней. Поражаюсь Вашему здравому смыслу и тем умным мыслям, которые Вы высказываете. Очень рад с Вами познакомиться. Ваше письмо шло всего 19 дней, полагаю — через Сибирь. К сожалению, к моим посланиям и посылкам газет большевики относятся крайне подозрительно и их не пропускают. Так, они перехватили мои заказные бандероли на Дальний Восток, раскрыли их, напихали в них всякой дряни и потом снова запечатали. Наши представители не догадались вскрыть пакеты на почтамте, а увезли домой, обнаружили подлог, но составить протокол уже не смогли. Теперь приходится всё слать через Суэц, но зато очень долго идёт.

Очень порадовался, смотря на Ваш магазин и на самовар. Это хорошо, что наш русский человек не забывает своей родины, духа и языка. Вы глубоко правы, когда пишете, что наш брат — мужики везде делают честь нашей родине, а аристократия — повырождалась. Это сущая правда… Не напишете ли Вы нам о жизни русских в Кобе и вообще в Японии? Вы написали в этот раз больше о своих личных политических взглядах, а теперь напишите, пожалуйста, об условиях жизни вообще. Да, Япония — великая страна, — это бесспорно, и от неё, да от Германии придётся нам ждать спасения нашей многострадальной родины от большевиков».

В конце 1937 года в резидентуру в Софии было направлено оперативное письмо, в котором пункт за пунктом перечислялись «уязвимые», с точки зрения Лубянки, моменты в поведении Солоневичей, в первую очередь Ивана. Рекомендаций по их использованию не давалось. Разберётесь, мол, на месте. Яковлев довёл часть этих тезисов до Фосса и Браунера через свою агентуру, не прибегая к помощи «Ворона». Резидент уже точно знал, что Николай Абрамов находится под негласным надзором «внутренней линии».

Вот некоторые из этих тезисов:

«Приезд Ольги Курпатовой (Хольстрем) в Софию. Уехала — 24.11.37. Подозрительная миссия.

Разговор Бориса об устранении Георгиевского после возвращения из Югославии.

Разговоры о том, что Солоневичи создают фонд с целью подкупа болгарской цензуры и властей.

Приёмы и вечеринки на квартире Солоневичей, главным образом — молодёжи. Политически обрабатывают?

А. Мещерский получил письмо от друга, бежавшего из концлагеря, который написал, что Ивану верить нельзя, т. к. всё описываемое в его книге — неверно.

Жена служила в Торгпредстве в Берлине в то время, когда Иван находился в лагере.

Получил из Германии 150 тыс. за книги, что является подозрительным.

Фашисты считают Ивана большевиком. Тамара состоит в „Соколе“, скаутах и НСНП, пытается вступить в ВФП, но ей отказали. Приходила, вынюхивала, по какой причине.

Солоневичи говорят, что были арестованы 11 раз, но сильно не пострадали, несмотря на то, что, по их словам, были активными контрреволюционерами.

Всегда и всюду в ссылках, концлагерях в строгой изоляции не находились, как все политические заключённые, а наоборот, им всегда „везло“, они получали свободу передвижения, занимали какие-нибудь служебные посты.

Водили знакомство с видными работниками „Динамо“ — чисто чекистской организацией. Посещали ГПУ, знали ответственных лиц из ГПУ.

Полиция установила несовпадение рассказов братьев с данными их биографий.

По закону об измене родственники Солоневичей должны были быть репрессированы, однако отец жены и дети Бориса благополучно живут в Москве.

Посылка Юрия в Вену на учёбу, частые приезды его на каникулы.

Странные отношения отца и сына. На докладах Ивана Юрий говорил, что „батька всё врёт“. Око!

Широкий образ жизни: Иван и его семья — единственные русские эмигранты, живущие на улице Царя Освободителя.

Пишут в статьях и книгах о своих знакомых, в частности в Орле, совершенно не заботясь о том, что те могут пострадать».

Игнорировать компрометирующие слухи, которые лавинообразно распространялись в падкой на сплетни эмигрантской среде, Солоневичам становилось всё сложнее. Клевета повторялась с удручающим однообразием и постоянством, била в одну точку и была направлена на всех членов семьи, включая Юру. Даже в близком их окружении появились дезертиры: трудно было противостоять «общему мнению».

Ждановский перестал присылать контрамарки на свои концерты. Растворился в неизвестности доктор Сокольский, который еженедельно навещал их с визитами. Протопресвитер Шавельский не мог простить себе первоначальной «доверчивости» и старался компенсировать свой промах, взывая к «бдительности» по отношению к Солоневичам. Священнику верили.