Я расстроилась, выслушав неприятные новости, и попыталась найти выход из положения.
– Ты хочешь сказать, твоя семья теперь знает обо мне?
Рантаир кивнул и словно через силу продолжил:
– Я давал тебе шанс уйти, но ты отказалась. С рождения я лишен нежности и ласки, лианэ. Вынужден разочаровать тебя, мягкость и всепрощение мне не свойственны. Теперь ты моя и принадлежишь только мне. И я никогда не отпущу тебя и никому не позволю забрать. Ты поняла?
Глядя на меня, он говорил так, будто зачитывал приговор суда, причем самому себе. Он думает, что я хочу отказаться от него? Надо срочно принимать меры, иначе он заморозит все вокруг!
Я взяла Рантаира за руку, коснулась его хмурого лица и послала ему волну тепла и любви. На некоторое время мы выпали из реальности, а потом я убедилась – глаза не врут. Он привык, что красная пелена всегда скрывает их выражение, но не теперь. В его глазах были такая тоска и одиночество, что хотелось плакать – ведь они отражали и то, что чувствовала я.
Я взглянула на Дара, с потемневшим лицом застывшего рядом и молча смотревшего в переборку. На Дира, который тоже не знал, куда деваться, и судорожно пыталась придумать выход из положения.
И тут мне в голову пришла очередная авантюрная идея! Сначала я сама испугалась, а потом решилась. Будь что будет, но я сделаю все возможное, чтобы мой будущий брак не начинался со смерти другого человека… или не человека, неважно.
– Знаешь, Рантаир, мне надо поговорить с тобой наедине, но только в моей каюте. Ты не против? – Я ласково заглянула ему в глаза.
Он встал, и держа меня на руках, направился к двери. Пожалев расстроенных Дара и Дира, я незаметно подмигнула им.
В каюте, как только меня опустили на кровать, я бросилась к двери и заперла ее, помня о том, что сюда постоянно заходят без стука. Теперь пусть хоть обстучатся – не открою!
Потом я быстренько стянула с себя легинсы и, глубоко вздохнув для храбрости, плавной походкой вернулась в спальню. Рантаир хмуро глядел на меня.
– Я слушаю тебя!
Подошла и, встав на цыпочки, прильнула к нему, держась за плечи. Я, конечно, девственница, но смотрю фильмы и читаю романы, так что чисто теоретически подготовлена и в воображении проделывала это сто раз. Если не больше!
Подняла лицо и, облизнув губы, начала говорить, сопровождая каждое свое слово легким трением своего тела о его:
– Рантаир, я хочу попросить тебя об одном одолжении! – Капельки пота выступили на высоком лбу с приподнятой белой бровью. – Я согласна в любом случае, что бы ты ни решил, быть твоей лианэ. Я не смогу жить без тебя. Но также не смогу смириться с мыслью, что из-за меня может погибнуть целый род. Даже один человек – для меня слишком много. Понимаешь? Не хочу, чтобы наша семейная жизнь начиналась с чьей-то смерти. Я прошу тебя, придумай что-нибудь, чтобы этого не случилось. А? А я обещаю сделать что угодно, чтобы ты никогда не пожалел об этом решении. Я буду стараться всю свою жизнь – а она ведь короче, чем у тебя! – я не смогла удержаться и затронула очень беспокоивший меня вопрос.
Я распахнула кафтан Рантаира и начала его снимать. Мне показалось, что Рантаир забыл, как дышать, но он опять удивил меня:
– Лианория объединяет не только энергетическую систему, но и жизненный цикл. Ты проживешь столько же, сколько и я. Но если умрешь ты, умру и я. Потому что моя система будет полностью настроена на твою. Ты станешь моим сердцем, без тебя мое тело не сможет существовать.
Я потрясенно смотрела на него.
– И ваши мужчины добровольно идут на это?
– Без этого мужчины и женщины Рокшана чувствуют себя неполноценными. Наш дух стремится к единению и совершенству. И ты моя половинка, хочешь ты этого или нет! Как носитель старшей крови, я имею право не спрашивать твоего согласия, но я дал тебе шанс ответить отказом.
Я погладила его настороженное хмурое лицо, губы, потом сняла наконец с него эту дурацкую одежду. У Рантаира под ней оказались только штаны.
Высокий, стройный, безволосый, с белой кожей, которая бугрилась мышцами… Не перекачанный, но твердый как сталь – такие гнутся, но не ломаются. У меня от восторга даже дыхание перехватило.
Я легко касалась его груди и рук, потом спустилась ниже по животу и увидела достаточно большое и выпуклое подтверждение того, что ему по вкусу то, что я делаю, хотя он так и стоял, вытянув руки по швам. Да, у него просто железная выдержка!
Я подняла руки и, расстегнув платье, сняла его, оставшись в нижней тонкой рубашке. Опять поднявшись на цыпочки, прижалась своими губами к его губам. Оказалось, что я ошиблась насчет выдержки, потому что в следующую минуту пришла в себя, лежа на спине с раскинутыми в разные стороны ногами и пытаясь вдохнуть – от тяжести мужского тела нечем было дышать. Я закричала, когда он резко вошел в меня: боль была дикая, меня как будто порвали пополам. А в следующую минуту я уже кричала, умоляя его не прекращать двигаться.
И начала самозабвенно двигать бедрами навстречу, вцепившись в его спину, как дикая кошка. А потом почувствовала, как мое тело разлетается на мелкие, но очень счастливые кусочки. Он не останавливался, и я пережила еще целый каскад больших и маленьких взрывов. Когда мой мужчина дернулся и застонал, я поняла – сейчас взорвется и он. Рантаир содрогался и одновременно пытался откатиться от меня подальше, но, позволив ему повернуться на бок, я обняла его руками и ногами, и удовлетворенно затихла, уткнувшись в его мокрую от пота грудь.
Хриплым, сорванным от крика голосом шепнула:
– Если ты будешь так радовать меня хотя бы через день, я стану самой счастливой женщиной во Вселенной.
Крепко прижав меня к себе, Рантаир перебирал мои волосы, изучал лицо, водя по нему пальцем, гладил спину и бедра. Я тоже решила от него не отставать – трогала и целовала все, до чего могла дотянуться.
Он заглянул в мои глаза и сказал:
– Никогда прежде я не прикасался к женщине таким образом. Не знал, что может существовать настолько тесное слияние души и тела. Твоя кожа – как лепестки цветов, твой вкус и запах не сравнятся ни с чем. Я умру, если потеряю тебя, моя лианэ. Ты получишь все, что захочешь.
– Подожди, ты хочешь сказать, что никогда не занимался сексом? Если так, то у тебя просто природный талант!
Я потрясенно смотрела на него, пытаясь догадаться: шутит или нет? А Рантаир пристально вглядывался в мое лицо, слишком крепко прижимая меня к себе, словно боялся, что я сейчас встану и уйду. Потом, устало откинувшись на кровати, как-то отстраненно начал рассказывать, как будто история была не о нем.
– После моего рождения, когда выяснилось, что я белый, отец запретил матери мучиться и нанял огромный штат сиделок и кормилиц, которые менялись с космической скоростью, как ты понимаешь. Едва я начал ходить, стал абсолютно неприкасаем: такой во мне был голод, что любое мое прикосновение приносило только шрамы и боль. Отец, надо отдать ему должное, – единственный, кто всегда был рядом, и моим воспитанием и обучением он занимался лично. В нашей семье каждый по-своему любил меня, но они все равно боялись – я понял это очень рано, но ничего не мог поделать. Я жил словно в вакууме одиночества. Вроде и не один, и рядом постоянно кто-то есть, но как будто на необитаемой планете.