"Тигры" в снегу. Мемуары танкового аса - читать онлайн книгу. Автор: Альфред Руббель cтр.№ 25

В начале декабря 1942 года с завода вышли первые «Тигры» «Хеншеля». Всего до конца года было выпущено 60 таких танков. Критическое положение на Восточном фронте, особенно на юге, вынудило бросить их в бой раньше времени. Первые три батальона получили всего по 20 «Тигров». Кроме них в батальонах числились от 20 до 25 танков Pz.III с 7,5-см пушкой. Такое положение откровенно противоречило основному принципу танковых войск, сформулированному Гудерианом: «Бить, а не шлепать».

Перевозка в южный сектор Восточного фронта началась 21 декабря 1942 года. Разгрузка эшелонов производилась в Пролетарской. Война началась для 503-го тяжелого танкового батальона в начале января 1942 года на реке Маныч.

502-й батальон был сформирован практически одновременно с 503-м и тоже имел всего две танковые роты. Осенью 1942 года он вступил в бой в северном секторе Восточного фронта, имея штабную роту, роту обслуживания и роту «Тигров». В декабре 1942 года эта рота была перевезена по железной дороге на юг и поступила в распоряжение группы армий «Дон». Рота капитана Ланге была придана 17-й танковой дивизии и вступила в бой в калмыцких степях юго-восточнее Ростова.

2-я рота 502-го батальона вряд ли могла действовать самостоятельно, поэтому ей пришлось придать различные вспомогательные службы. В результате в январе 1943 года ее передали 503-му тяжелому танковому батальону и присвоили номер 3. В это время 503-й батальон действовал в калмыцких степях. Личному составу роты такое решение ОКХ совершенно не понравилось.

Получив это пополнение, 503-й тяжелый танковый батальон стал первым, который был доведен до штатной численности.

В апреле 1943 года в районе Богодухова батальон превратился в боевое соединение исключительной силы, имея 45 «Тигров» и множество другой техники, о которой старые танковые полки могли лишь мечтать.

Мы заплатили высокую цену. Чтобы остаться вместе, мы вызвались добровольцами на Восточный фронт. Кроме того, мы ушли из нашей родной части, в которой нас знали и в которой мы всех знали. Мы были опытные и умелые танкисты, из пяти командиров танков четыре носили Железный крест первого класса. Как теперь сложится в новой, только что сформированной части? Об этом я думал, пока мы поездом ехали через Падерборн — Альтенбекен — Кассель — Эрфурт — Дрезден — Бреслау — Краков — Лемберг. Лемберг (Львов) — это означало, что мы едем не на восток, а на юго-восток. Как обычно, мы почти ничего не знали о нашем новом районе боевых действий.

Новым для нас также был способ перевозки 60-тонных «Тигров». Pz.IV грузили на обычную открытую платформу. Для «Тигра» была создана новая специальная платформа типа SSym. На востоке были временные военные мосты небольшой грузоподъемности, и между каждыми двумя SSym-платформами были три обычные платформы с охраной, для того чтобы распределить тяжесть. На одной из обычных платформ лежали снятые боевые гусеницы «Тигра», во время перевозки на танк надевали узкие транспортные гусеницы, потому что широкие не помещались на платформу. Как только мы въехали на территорию России, впереди локомотива прицепили еще две платформы с охраной, поскольку была опасность того, что железная дорога будет заминирована.

(Для перевозки тяжелой боевой техники в Германии были разработаны специальные шестиосные грузовые платформы SSym грузоподъемностью до 80 тонн. С полной нагрузкой они могли буксироваться со скоростью до 80 км/ч. Была также сконструирована четырехосная платформа SSy грузоподъемностью до 50 тонн. Их производство началось в 1942 году, и до конца войны были построены более 1800 платформ этих типов.)

Мы познакомились с новым театром боевых действий на Украине, он был сравним с Центральным фронтом на участке Минск — Смоленск. Погода была плохая, снег с дождем, туман, температуры чуть выше нуля. Через Киев мы доехали до станции выгрузки — Богодухов, примерно в 60-километрах северо-западнее Харькова. Там собирался батальон, части которого все еще воевали на нижнем Дону. Мы были армейским резервом, нас должны были переформировать под новое штатное расписание и подготовить к летнему наступлению, это была операция «Цитадель» — наступление в районе Курск — Орел, чего мы тогда еще не знали.

Наша надежда, что нас оставят в одном подразделении, как это обычно было в танковых войсках, не оправдалась. Приняли нас также с явным безразличием. По крайней мере в 1-й роте, в которую попали Фендезак, Риппл и я. Никакой встречи, никакого приветствия, командование роты ничем не интересовалось и не считало это необходимым. Мы очень быстро разобрались с тем, что происходит в этой роте. Командир роты был сменен во время боев на нижнем Дону. Ротный фельдфебель был садистом и ничтожеством. Унтер-офицеры были разобщены. В роте было пять штабс-фельдфебелей, т. е. людей, прослуживших более 12 лет, но из этих пяти ни один ни разу не сидел в танке. Из простых унтер-офицеров трое были разжалованы за различные нарушения. Рядовой состав представлял собой испуганное стадо, под огонь они в первый раз попали в калмыцких степях. Людей, обладавшим фронтовым опытом, можно было пересчитать на пальцах одной руки. Первое, что сделал ротный фельдфебель, после того как мы прибыли в роту, — он попытался отделить нас, командиров танков, от наших экипажей. Мы должны были, как все унтер-офицеры, разместиться в лучших помещениях. То, что мы благодаря авторитету Хансика Фендезака остались вместе с нашими экипажами, в то время в 1-й роте было чем-то очень необычным. Мы также сочли невозможным то, что унтер-офицеры получали еду в полевой кухне без очереди или даже позволяли им ее приносить. С этим мы, командиры танков, начали бороться личным примером, и не без результатов. Еще случай, из области медицинской службы батальона. У Шмидта, водителя в танке Зайделя, был приступ малярии. Я оказался рядом, так как я еще по Кавказу знал, что такое приступ малярии, то отвез Шмидта в батальонную санчасть. Санитар не знал симптомов малярии, вызвали батальонного врача. Терапия этого врача состояла в том, что он нас обоих грубо обругал и приказал нам в будущем вести себя дисциплинированно и не обращаться к нему по пустякам. Приступ малярии Шмидт пережил, но позже погиб.

В конце концов, от меня, как самого младшего по возрасту командира танка, потребовали отдать мой танк одному из разжалованных унтер-офицеров! Чаша моего терпения переполнилась! К счастью, Фендезак был хорошо знаком с одним из старейших офицеров роты, которому доверяло командование роты, и он смог этому помешать. Это послужило предвестником дальнейших событий. Экипажи остальных ротных танков начали осторожно искать контакт с нами. Доктор Ломан позднее назвал это «выздоровлением 1-й роты», которая в конечном итоге стала хорошей ротой. В 3-й роте такой ситуации не было. Мы были растеряны. Как можно было отдать эти ценные, мощные танки в руки неопытных солдат и плохих командиров? Но постепенно начали происходить перемены к лучшему. Значительная часть личного состава была заменена. К началу мая, когда нас перевели в Харьков и мы получили нового, хорошего командира роты, 1-я рота была уже более чем наполовину хорошей, годной танковой ротой.

Я утверждаю, что Ханс Фендезак приложил к этому больше усилий, чем кто-либо другой. Он успокаивал слишком дерзких и ободрял скромных. Он был командиром взвода, но делал гораздо больше, он был неформальным командиром. Ханс Фендезак был в 1943 году награжден Немецким крестом в золоте и пал 15 августа 1944 года на Западном фронте у Фалеза. Ему был 31 год, детей у него не было, но в Бреслау осталась его вдова. Он был, как и мы все, не полностью свободен от человеческих слабостей, но он был необычно хорошим солдатом, товарищем, командиром, другом и человеком. Для меня обер-фельдфебель Ханс Фендезак был образцом солдата и в бою, и в мирной жизни. Я и служившие в 1-й роте вспоминаем его с уважением и благодарностью.