Генерал-фельдмаршалы в истории России - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Рубцов cтр.№ 89

Граф стал президентом Адмиралтейств-коллегии и сенатором и 12 ноября 1796 г. был произведен в чин генерал-фельдмаршала с добавлением «по флоту». В таком необычном добавлении была своя логика: Павел, конечно, помнил о том, что Иван Григорьевич никогда не был плавающим морским начальником и не имел основания претендовать на высшее адмиральское звание, которое соответствовало статусу его должности президента коллегии — генерал-адмирала.

Однако потрудиться на новом посту, по сути, не пришлось: здоровье пошатнулось, и граф испросил разрешения уехать на лечение за границу. После кончины, последовавшей в феврале 1797 г., его останки были перевезены в Санкт-Петербург и похоронены в церкви Благовещения Александро-Невской лавры.

Как писал Д.Н. Бантыш-Каменский, «граф Иван Григорьевич Чернышев с умом образованным соединял любезность и, вместе, некоторое непостоянство в характере; в Советах был нерешителен, слишком осторожен; но в продолжительное пребывание свое вне Отечества остался русским во всем пространстве этого слова; отличался хлебосольством…» ^[161].

Русская и шведская армии сошлись у Полтавы 27 июня 1709 г. Одетый в мундир гвардейского полковника Петр I крестообразно осенил полки обнаженной шпагой и произнес, обращаясь к Шереметеву:

— Господин фельдмаршал! Поручаю вам армию мою и надеюсь, что в начальствовании поступите вы согласно предписанию, вам данному; а в случае непредвиденном, как искусный полководец. Моя же должность надзирать за всем вашим начальствованием и быть готовым на сикурс (т. е. помощь — Ю.Р .) во всех местах, где требовать будет опасность и нужда.

К счастью, «непредвиденного» случая, т. е. гибели Петра в сражении, не произошло. Шереметев поэтому лишь номинально командовал русской армией, фактически под его начало была отдана только пехота. Ей наряду с кавалерией А.Д. Меншикова и артиллерией Я.В. Брюса — еще двух «птенцов гнезда Петрова» — пришлось выдержать основной удар противника (см. очерки о А.Д. Меншикове и Я.В. Брюсе).

Шведы попытались прорвать центр русских войск, которым командовал генерал А.И. Репнин. Здесь, как загодя сообщил Карлу XII перебежчик, должны были находиться новобранцы. Но Петр своевременно заменил их обстрелянными солдатами Новгородского полка, и противник неожиданно для себя встретил серьезное сопротивление. Когда первый батальон все же подался назад, царь тут же подкрепил отступающих вторым батальоном, и положение было восстановлено. Русская пехота принялась активно теснить шведов с фронта, а кавалерия атаковала фланги.

Шереметев не щадил себя в битве, воодушевляя подчиненных. Охваченный боевой лихорадкой, он даже не заметил, как пуля пробила ему рубаху, выпроставшуюся из-под камзола.

После двух часов боя шведы были «весьма опровергнуты» и побежали. У Полтавы и через день в ходе неудавшейся переправы через Днепр при селении Переволочна они потеряли более 9 тысяч человек убитыми и почти 19 тысяч пленными. За Днепр вместе с Карлом XII смогли уйти не более 2 тысяч. Потери русских составили 1,3 тысячи убитыми и 3,2 тысячи ранеными. Победа была полной. Вместе с другими военачальниками ощущение триумфа переполняло и Шереметева.

По счету Борис Петрович был третьим российским генерал-фельдмаршалом. Но, по сути, первым, кто удостоился этого чина, исходя из несомненного военного дарования и громких побед.

К моменту единоличного утверждения Петра I на престоле в 1689 г. Шереметев был уже зрелым ратным бойцом и придворным, успев, например, принять участие в одном из крымских походов фаворита царевны Софьи князя В.В. Голицына. По своему мироощущению и привычкам он принадлежал к XVII в. Волей судьбы оказавшись в бурном потоке петровских преобразований, с трудом расставался с чертами патриархального воеводы и привычными представлениями о том военном искусстве, где приоритет отдавался числу, а не умению.

Известность он получил в 1695 г. после первого похода Петра к Азову, в котором, оттянув на себя часть сил врага, разорил его укрепления по Днестру и построил крепость на острове Тамань. Уже тогда заметно проявились определяющие черты его полководческого стиля: медлительность, крайняя осторожность, рассудительность. Борис Петрович, по оценке историка Н.И. Павленко, остерегался неожиданных, необычных решений и был явно не из тех, кто готов предоставить судьбу вверенного ему войска воле случая. Вместе с тем Шереметев проявлял заметную робость перед царем, заискивал перед «нужными» людьми. Обладал он и «особым даром клянчить пожалования» ^[162]. Но все же, в конечном счете, не это определяло его полководческий облик.

Северная война России со Швецией за выход к Балтийскому морю началась, как известно, с неудачи русской армии под осажденной ею Нарвой (см. очерк о К.-Е. де Крои). Не на высоте оказался здесь и Шереметев. Еще накануне решающего сражения 19 ноября 1700 г. Борис Петрович, командовавший отрядом дворянской конницы, не смог удержать его от отступления, как только стало известно о приближении шведских войск. Возможно, по этой причине царь доверил командование всей армией не ему, а лишь недавно нанятому на русскую службу герцогу Кроа де Крои. Овчинка, правда, не стоила выделки: новый главнокомандующий не имел ни авторитета, ни влияния на войска. Шведы ударили по растянутым в одну линию русским полкам и овладели их укреплениями. В обстановке начавшейся паники упорно держались лишь гвардейские полки. Конница же Шереметева бежала с поля боя. Успешно действовавшая в боях с османами и крымцами, она не смогла устоять против регулярной армии Карла XII.

У Петра, потерявшего под Нарвой почти весь генеральский и офицерский корпус, выбора, однако, не осталось. К тому же он наверняка помнил, что никто иной, как Шереметев, советовал не концентрировать все войска у Нарвы, а с большей их частью выйти навстречу Карлу XII и, выбрав выгодную позицию, дать шведам сражение в поле. И что никто иной, как де Крои, раскритиковал это предложение. Поддержи Петр Шереметева — и кто знает, как сложилась бы схватка со шведами. Поэтому Борис Петрович вскоре возглавил армию, получив чин генерал-аншефа, а затем и — генерал-фельдмаршала.

Как и царь, он тяжело переживал нарвское поражение и постарался как можно быстрее реабилитироваться. «Сколько есть во мне ума и силы, с великою охотою хочу служить; а себя я не жалел и не жалею», — заверял он в одном из писем. На его долю, как писал военный историк А.А. Керсновский, выпала труднейшая из задач — ковка молодой армии путем перевоспитания «нарвских беглецов» и постепенного их закаливания под стенами ливонских замков ^[163].