Маршалы Сталина - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Рубцов cтр.№ 68

Я в нач[а]ле говорил, что я перед тобой виноват, что не сумел себя поставить, к[а]к я это был обязан сделать, это самая не простительная ошибка. Тем более, это очень досадно, что мы дружно, честно по партийному работали в течении многих лет и тяжелых и грозных военных и восстановительный период нашей страны. Все ценное в моей жизни связано [с] совместной работе с тобой».

Берия напоминал Маленкову о совместной работе в Государственном Комитете Обороны во время войны, командировки на фронты, в Комитете при СНК СССР по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецкой оккупации. «Особо должен отметить нашу совместную активную многодетную работу в Специальном Комитете при Совете Министров по созданию атомного оружья а позже по системы «Комета» и «Беркут»… — писал он. — К[а]к тебе хорошо известно, а последнее время и — т-щу Булганину Н. А., организации контролируемые Специальным К[оми]тетом, Первое и Второе Главные управления и их предприятия и Научно технические силы, лаборатории, конструкторские бюро и институты представляют колосальнейшее достижение, это гордость нашей Страны. Я тебе вскольз[ь] докладывал, и поручил составить для Правительства подробный доклад о состоянии наших атомных дел. Уже в этом году должны произвести несколько взрывов, в том числе одной модели сверхмощной равной 250–300 тысяч тон[н] тротила.

По «Беркуту» испытания закончены удачно. Теперь все дело обеспечить производство в серии и соответствующими кадрами и в этой области делается очень много соответствующими министерствами. Главное на основе «Кометы» и «Беркута» есть колоссальные возможности дальнейших улучшений в области управляемых снарядов к[а]к в смысле точности, так и по скорости и дальности. Специальный доклад готовится для правительства. Эти оружья надо двигать впериод, это настоящее будущее которым надо воружить армию нашей Страны. США и Англия придают этому исключительное значение. Повторяю все это, достигнуто потому, что этого хотела Партия и Правительство, но хотел сказать и тут мы совместно работали…

У меня всегда была потребность с тобой посоветоваться и всегда для дела получалось лучше. Я видел в лице, тебя старшего, опытного партийного деятеля большого масштаба, талантливого, энергичного и неутомимого, прекрасного друга и товарища… И когда не стало Товарища Сталина я незадумываясь назвал тебя, также, к[а]к и другие товарищи Председателем Правительства и что считал и считаю это единственно правильной. В дальнейшем, я еще больше убедился в этом, что именно ты успешно поведешь вместе с руководящим колек-тивом ЦК и Правительство. Поэтому, моя трагедия в том, что как я уже выше говорил, на протяжении свыше десяти лет были настоящими большевистскими друзьями, работали с душой на самых различных сложных условиях работы были в сложных переплетах и никто не расстроил нашу дружбу, столь ценную и необходимую для меня а теперь исключительно по моей вине, потерял все что связывало нас».

В этом же письме узник обращался и к другим членам высшего руководства, напоминая каждому — Молотову, Ворошилову, Хрущеву, Кагановичу, Микояну об эпизодах совместной работы, заверяя их в сйоем неизменном уважении, благодаря за критику в свой адрес. Вот — для примера — лишь фрагмент, обращенный к Хрущеву: «Никита Сергеевич! Если несчитать последнего случая на Президиуме ЦК где ты меня крепко и гневно ругал с чем я целиком согласен мы всегда были большими друзьями я всегда гордился, тем, что ты прекрасный большевик и прекрасный товарищ и я не раз тебе об этом говорил, когда удавалось об этом говорить, говорил и т-щу Сталину. Твоим отношением я всегда дорожил».

Посидев несколько дней в подвале и имея контакт только с охраной, Берия, возможно, стал подозревать, что с ним могут поступить так же, как это делалось со многими сталинскими узниками: ликвидируют без суда — и поминай, как звали. На это настраивали даже условия заключения, о которых он упомянул здесь же: «Т-щи прошу извинения, что пишу не совсем связно и плохо в силу своего состояния, а также из-за слабости света и отсутствия пенснэ (очков)». Поэтому в письме он бесконечно каялся и убеждал, что еще может быть полезен: «Куда хотите, на какую угодно работу, самую маленькую пошлите присмотритесь, я еще могу верных десять лет работать и буду работать всей душой и со всей энергией. Говорю от всего сердца, это неверно, что раз я занимал большой пост я не буду годен для другой маленькой работы, это ведь очень легко проверить в любом крае и области, совхозе, колхозе, стройке и умоляю Вас не лишайте меня быть активным строителем, [на] любом маленьком участке славной нашей Родины и вы убедитесь, что через 2–3 года я крепко исправлюсь и буду Вам еще полезен. Я до последнего вздоха предан нашей любимой Партии и нашему Советскому Правительству» ^[27].

Эти покаянные объяснения не помогли. Начавшийся уже на следующий день и продолжавшийся до 7 июля 1953 г. пленум ЦК КПСС лишил Берию всех постов, исключил из партии и передал дело для проведения расследования в Верховный суд СССР.

Расследование совершенных им преступлений продолжалось полгода, этой работой руководил Генеральный прокурор СССР Р. А. Руденко. Вместе с Берией судили его давних выдвиженцев: Меркулова — министра Госконтроля СССР, Деканозова — министра внутренних дел Грузинской ССР, Кобу лова — заместителя министра внутренних дел СССР, Мешика — министра внутренних дел Украины, Гоглидзе — начальника 3-го управления МВД СССР, Влодзимирского — начальника следственной части по особо важных делам МВД СССР.

С 18 по 23 декабря 1953 г. дело рассматривал чрезвычайный орган, не предусмотренный Конституцией, — Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР в составе: председательствующего — Маршала Советского Союза И. С. Конева, членов: председателя ВЦСПС Н. М. Шверника, первого заместителя председателя Верховного суда СССР Е. Л. Зейдина, генерала армии К. С. Москаленко, секретаря Московского обкома КПСС Н. А. Михайлова, председателя Совета профсоюзов Грузии М. И. Кучавы, председателя Московского городского суда Л. А. Громова и первого заместителя министра внутренних дел СССР К. Ф. Лунева.

Берия категорически отмел всяческие подозрения о связях с иностранными разведками. Отрицал он и то, что его действия после смерти Сталина были направлены на захват власти. «Особой скромностью я не отличался — это факт, — признавал он. — Я действительно влезал в другие отрасли работы, не имеющие ко мне никакого отношения, это тоже верно… то, что я старался себя популяризировать — это было. Что касается моих бонапартистских вывихов, то это неверно…»

В своем последнем слове он заявил: «Я уже показал суду, в чем я признаю себя виновным. Я долго скрывал свою службу в мусаватистской контрреволюционной разведке. Однако я заявляю, что, даже находясь на службе там, не совершил ничего вредного.

Полностью признаю свое морально-бытовое разложение. Многочисленные связи с женщинами, о которых здесь говорилось, позорят меня как гражданина и как бывшего члена партии.

Признавая, что, вступив в связь с… ^[28], я совершил преступление, отрицаю факт насилия.