Вампилов - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Румянцев cтр.№ 99

В статье М. Туровской немало суждений неубедительных, а то и туманных. К примеру, сравнивая произведения Розова, Володина и Вампилова, она утверждает, что «сложность героя» в пьесе Розова «В добрый час» и во многих других его «молодежных» пьесах, а в особенности в сочинениях Володина «обнаружила себя в форме отрицательного выражения положительного начала». Что это за необыкновенная «форма», остается гадать.

И далее:

«Тогда-то, на излете и на выдохе “володинского” театра появился театр “вампиловский”. Герой снова сознательно отошел на дистанцию своего душевного “предместья”. Его лелеемая тайна потеряла высоту и стесняющуюся идеальность, приземлилась и стала прозаической или даже тягостной».

Тут опять многое идет от желания вставить новый самобытный и крупный талант в привычный ряд «предшественников». Не вырос же он, этот талант, из ничего, должны же быть у него учителя? Должны. И они были. Достаточно перечитать рассказы Вампилова, его первые драматургические опыты да и записные книжки, чтобы увидеть: учителями будущего мастера были русские и зарубежные классики. Можно предположить, зная, как серьезно, вдумчиво относился Вампилов к творческой учебе, к опыту корифеев театра, что он читал, а то и видел на сцене пьесы Арбузова, Розова и Володина, драматургов-ровесников. Но была и «высшая школа», в которой неустанно учился драматург из Сибири, — школа классики.

Автор статьи сниженно, ернически пересказывает содержание пьесы «Прощание в июне», видя в ней «привычные каноны “молодежных” пьес». Золотуев кажется ей «леоновским персонажем», убитая «дуэлянтом» Букиным сорока — «чеховской чайкой». Она, не приводя примеров, говорит о «пародиях и перепевах», будто бы присутствующих в этой пьесе.

Так же лихо, как говорится, в два счета препарирует она и драму «Прошлым летом в Чулимске»: «Если бы нужно было доказательство чеховской традиции у Вампилова (хотя следы влияний в его пьесах можно обнаружить от Горького до Леонова), то этот малый житейский повод — палисадник… дает его. Дальше разыгрывается “сюжет для небольшого рассказа” о грубо вытоптанном, как палисадник, чувстве Валентины. Разыгрывается в ситуациях провинциально-мелодраматических… и все это стечение страшноватых обстоятельств, нужных, чтобы высвободить в конце концов Шаманова из добровольной чулимской ссылки и заставить совершить “поступок”, на самом деле восходит к его же, Шаманова, главной мысли, выраженной в разговоре с Валентиной о палисаднике:

— Напрасный труд… Потому что они будут ходить через палисадник. Всегда».

Возникает ощущение, что три-четыре года спустя после гибели Вампилова его наследие еще не оценено по достоинству, что в статьях даже опытных и беспристрастных авторов видны «наезженные колеи», «столбовые пути», по которым привычно и бойко двигалась тогдашняя критика.

Вот и М. Туровская то и дело сбивается на какие-то странные выводы. О пьесе «Старший сын»: «Заботливо выстраиваемая автором кольцевая композиция внутри себя заключает такой произвол случайностей, совпадений, разоблачений и нелогичных поступков, что это приводит в недоумение критиков… Между тем странности фабулы вампиловских пьес зависят не только от положения героя в сюжете (?), но и от положения его в жизни — иначе, от главного жизненного явления, проходящего темой сквозь все парадоксы вампиловского театра».

«Для меня, — признаётся автор статьи, — доказательство бытия его (Вампилова. — А. Р.) мира — в постоянных возвращениях и превращениях одних и тех же навязчивых мотивов, персонажей, сюжетных схем. Это дано только таланту истинному, одержимому своей идеей».

По поводу «случайностей, совпадений и нелогичных поступков» уже говорилось. А вот обвинение в том, что драматург будто бы «постоянно возвращается к навязчивым мотивам, персонажам и сюжетным схемам», — это новенькое. Только где они, эти навязчивые мотивы и прочее? Взгляд автора в произведениях един, его духовные требования одни, его отношение к земному долгу человека одно, это да. Но можно ли единство духовного мира художника сводить к «навязчивым мотивам»? Забавно, что все эти надуманные «особенности» вампиловских пьес, оказывается, присущи… только истинному таланту!

* * *

Журнал «Вопросы литературы» опубликовал в 1976 году (№ 10) большую обстоятельную статью К. Рудницкого «По ту сторону вымысла. Заметки о драматургии А. Вампилова». Поклонники вампиловского таланта, думается, проявили к ней особый интерес, потому что ее автор в свое время написал монографию о Сухово-Кобылине, творчество которого Александр Валентинович хорошо знал и любил. Помню, восторженно говоря о классике русской драматургии, Вампилов называл мне имя исследователя его творчества Константина Рудницкого.

Автор статьи ведет беседу об искусстве Вампилова очень живо, доступно, даже обманчиво доступно, потому что «простой», ясный разговор этот открывает глубины творчества драматурга, его броскую самобытность, художническую смелость. Думаешь: как же несуразно выглядят многие «ученые» записки, выступления на бесчисленных симпозиумах, диссертации, посвященные творчеству Вампилова, перед заинтересованным, вдумчивым и понятным разговором о самом важном в его наследии! Словно отброшены затертые обертки и явлена на свет сама драгоценность.

Константин Рудницкий писал: «Одни считают, что театр Вампилова — прямое продолжение опыта Леонова, Арбузова, Розова, Володина, другие видят в нем последователя чеховских традиций. Называют и Горького. Упоминают Достоевского. Та же разноголосица слышна и в попытках определить, что представляют собой герои Вампилова. “Праведники”, — убежденно говорит один критик. “Бесхарактерные, склонные к компромиссам”, — замечает другой. “Сломленные люди”, — припечатывает третий. “Романтики”, — уверяет четвертый. “Фанатики, одержимые”, — поддакивает ему пятый. “Просто чудаки”, — улыбается шестой. “Лишние люди”, “аморфные души”, — хмуро сообщает седьмой. И так далее. Разным восприятиям вампиловских героев сопутствует и разное понимание авторского мироощущения. Одним очевидна возвышенная приподнятость Вампилова, другим — сентиментальность, едва ли не слащавая, третьим — сухость, трезвая и холодная объективность, а иным даже и мрачный пессимизм».

Что же принес в театр Вампилов? Послушаем автора статьи.

«Сцена — царство условностей, где вымыслу предоставлены безграничные права. Случайное недоразумение она готова превратить в великую комедию (ничтожного заезжего чиновника приняли за всемогущего ревизора) и в великую трагедию (вспомним хотя бы платок Дездемоны). Однако долгий путь развития психологической драмы укротил возможности вымысла и урезал свободу игры. Чехов первый доказал — и более чем убедительно, — что театр может обойтись и без маловероятных, “чрезвычайных” комических или трагических положений, подсказанных фантазией автора, что в будничном однообразном течении дней скрытый драматизм общественного бытия обнаруживает себя с огромной силой. И чеховская концепция театра прочно утвердилась на русской сцене, стала основной, доминирующей…

Вампилов же, вовсе не отказываясь ни от изощренной тонкости психологизма, ни от достоверности бытописательства, ни от пристальной наблюдательности, рискнул тем не менее переосмыслить и изменить наиболее распространенные принципы композиции пьесы. Технику легкомысленного водевиля он заставил служить идейно значительным целям, уверенно полагая, что абсурдность сценической ситуации, совершенно невообразимой в повседневной будничности бытия, может — и должна! — подобно сильному лучу прожектора, прорезавшему туман, вдруг ярко высветить характерные черты реальности, которые ускользают от внимания писателя, послушно повторяющего ее едва заметные движения, старательно фиксирующего привычные коллизии: гладкие или шероховатые, плавные или неровные. Точно таким же способом Вампилов приспособил и подчинил своим намерениям надежный, выверенный механизм мелодрамы, ее готовность пользоваться крайностями резких противопоставлений, прибегать к эффектам жестким и безотказным, толкать персонажа к обрыву, где надо тотчас, немедля выбирать между добром и злом: налево пойдешь — будешь герой, направо пойдешь — будешь злодей, а третьего не дано. И грубая техника мелодрамы в руках Вампилова тоже вдруг обрела необычайную подвижность, гибкость, и она тоже оказалась способна проникать в сокровенные сферы едва уловимых, смутных движений души, которые (по крайней мере, всегда так считалось) мелодраме недоступны. Ремесло Вампилов легко, без всякого видимого усилия превратил в искусство».