Валентин Распутин - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Румянцев cтр.№ 14

«— Мама, я проснулся!

Никто ему не ответил.

— Мама! — позвал он. — Я молодец, я проснулся.

Тишина.

Мальчишка подождал, но тишина не прошла.

Тогда он спрыгнул с кровати и босиком побежал в большую комнату. Она была пуста…

Мальчишка бросился на кухню, потом в ванную — там тоже никто не прятался…

— Мама, — как можно спокойнее сказал мальчишка, — я проснулся, а тебя нету.

Молчание.

— Тебя нету, да? — спросил он.

Его лицо напряглось в ожидании ответа, он поворачивал его во все стороны, но ответ не пришёл, и мальчик заплакал…

Он стоял посреди комнаты, и крупные тёплые слёзы выкатывались из его глаз и падали на крашеный пол. Потом, не переставая плакать, он сел…

Это продолжалось долго, а сколько, он не знал.

В конце концов он лёг на пол и стал плакать лёжа. Он так устал, что перестал чувствовать себя и уже не понимал, что плачет. Этот плач был так же естественен, как дыхание, и уже не подчинялся ему. Наоборот, он был сильнее его…

— Я больше не буду плакать, — сказал он себе. — Придёт мама, я буду молодец.

Он подошёл к кровати и одеялом вытер своё заплаканное лицо…

Надо было что-то делать. „Я сейчас поиграю, и мама придёт“, — решил он. Он пошёл в угол, где были все его игрушки, и взял зайца. Заяц был его любимцем. У него отклеилась одна нога, отец несколько раз предлагал мальчишке приклеить эту ногу, но тот никак не соглашался. С двумя ногами зайца любить было бы не за что, так он и оставался с одной, а вторая валялась где-то здесь же и теперь существовала сама по себе.

— Давай играть, зайка, — предложил мальчишка.

Заяц молча согласился.

— Ты больной, у тебя ножка болит, я тебя сейчас буду лечить.

Мальчишка положил зайца на кровать, достал гвоздь и ткнул им зайца в живот, делая укол.

Заяц к уколам привык и никак на них не отзывался…

— Нет, не так, — сказал мальчишка. — Теперь я буду зайкой, а ты маленьким мальчиком. Ты будешь меня лечить.

Он посадил зайца на стул, а сам лёг в кровать, поджал под себя одну ногу и заплакал.

Заяц, сидя на стуле, удивлённо смотрел на него своими большими голубыми глазами.

— Я зайка, у меня ножка болит, — объяснил ему мальчишка.

Заяц молчал.

— Зайка, — спросил он потом, — куда ушла мама?

Заяц не ответил.

— Ты не спал, ты знаешь, говори, куда ушла мама? — потребовал мальчишка и взял зайца в руки.

Заяц молчал…

— Говори, говори! — требовал он.

Заяц продолжал молчать.

Мальчишка швырнул его на пол, спрыгнул с кровати и, бросившись на зайца, стал его пинать.

Заяц катался по полу, подскакивал, крутился, и мальчишка тоже подскакивал и крутился вокруг него и всё повторял: „Говори, говори, говори!“ — но заяц не отвечал и не мог от него никуда убежать, потому что он был с одной ногой. И мальчишка вдруг понял это. Он остановился. Он стоял и смотрел, как заяц, уткнувшись лицом в пол, беззвучно плачет. И он услышал этот плач. Он наклонился над зайцем, развёл руками и виновато сказал:

— Мама куда-то ушла.

И вдруг мальчишке показалось, что по лестнице кто-то поднимается.

— Мама! — закричал он, бросаясь к двери, но запнулся о кресло и упал. Он поднялся, прислушиваясь, но за дверью никого не было. И тогда мальчишка снова заплакал. Он плакал от боли и одиночества. Что такое боль, он уже знал. С одиночеством он встретился впервые».

Сын писателя Сергей Валентинович в разговоре со мной заметил, что в таком возрасте одного в доме его не оставляли, да и мал он был для расспросов.

Впрочем, это и не нужно, я думаю, писателю. Дело не в подробностях события, а в правде, убедительности поведения маленького героя. Тут включается душа автора.

* * *

Осенью 1961 года Валентин перешёл из «Молодёжки» в редакцию литературно-драматического вещания Иркутской студии телевидения. Думалось, что здесь будет интереснее: театр и словесность всё же ближе творческой душе. Но ожидания не оправдались. Как-то вместе с другим молодым журналистом Распутин подготовил передачу о сибирском писателе Петре Петрове, репрессированном в тридцатые годы. Авторы передачи использовали письма П. Петрова из тюрьмы жене. На предварительном просмотре материала председатель областного телерадиокомитета потребовал убрать из видеоряда и текста места, которые ему не понравились. Молодые журналисты отказались. Тогда начальник уволил обоих с работы, объяснив это словами: «Они гнут не ту линию».

Парни обратились к собственному корреспонденту газеты «Известия» по Восточной Сибири Леониду Шинкарёву. Тот написал в защиту коллег статью «Дурное настроение».

Л. Шинкарёв вспоминал позже:

«„Известия“ эту историю опубликовали. Авторитет аджубеевской ^[9] газеты был велик, и после публикации коллектив телевизионщиков, который до этого воспринимал происходящее как дело обычное, тоже поддержал своих товарищей. Обком партии объявил председателю комитета выговор и обязал восстановить уволенных на работе».

Но парни не захотели трудиться под началом такого чиновника. Товарищ Валентина перешёл в редакцию газеты «Советская молодёжь», а Распутин уехал в Красноярск.

Выбор этого города не был случайным. Светлана окончила университет и при распределении выпускников попросила направить её в Красноярск. Уезжать с крохотным сыном из Иркутска, из-под крыла заботливой Виктории Станиславовны, матери Светланы, Распутиным было нелегко, но Валентин, как всегда, показал твёрдый и самостоятельный характер. Раз в Иркутске торжествует чиновничья дурь — поищем работу в другом месте!

Светлане предложили место преподавателя высшей математики в Технологическом институте, выделили комнату в общежитии для преподавателей. Хотя повсюду в стране строили панельные дома с квартирами, названными народом «хрущёвками», миллионы семей ютились в рабочих общежитиях, коммунальных квартирах. Все тяготы бездомья испытали и Распутины. С августа шестьдесят второго до конца шестьдесят четвёртого года мыкались они с малышом на руках в пятиэтажке, напоминающей шумный улей.

О том, как Валентин устраивался на работу, рассказал журналист Владимир Зыков:

«Впервые я увидел Распутина в редакции „Красноярского комсомольца“ в 1962 году. В ту встречу „сопровождающим“ его в редакторский кабинет был собкор газеты „Известия“ по Красноярскому краю Бессонов. Все „комсомольцы“ невольно и в какой-то мере заинтересованно оказались рядом, пока собкор беседовал с редактором Полустарченко. Моя соратница по отделу комсомольской жизни Лиля Моисеева шёпотом объяснила мне, что Валентин работал в Иркутске, написал какую-то „крамолу“, а „Известия“ взяли его под свою защиту и добились справедливости в борьбе с ретивыми администраторами.