Сталин - читать онлайн книгу. Автор: Святослав Рыбас cтр.№ 222

Между английским и советским посольствами соорудили крытый брезентом коридор, скрывший от посторонних глаз все перемещения лидеров «тройки».

Американцам выделили много больших помещений, заранее оснащенных звукозаписывающей аппаратурой. Соответствующей работой руководил Берия, он прилетел вместе со Сталиным, Молотовым, Ворошиловым и Штеменко, но в официальный состав делегации не входил, и о его присутствии никто не знал.

Не стоит преувеличивать значение микрофонов и магнитофонов, так как основные достижения советской дипломатии в Тегеране, сравнимые с результатами Сталинградского и Курского сражений, были получены Сталиным благодаря Рузвельту. Президент и вождь считали, что десанту через Ла-Манш (операция «Оверлорд») нет альтернативы в виде действий на средиземноморском театре.

Сын Берии, Серго Берия-Гегечкори, бывший в ту пору девятнадцатилетним лейтенантом, принимавший участие в обеспечении технической операции, свидетельствует, что Сталин ежедневно час-полтора изучал материалы прослушивания и даже спрашивал у лейтенанта, знавшего английский язык, что тот слышит в интонациях Рузвельта или Черчилля, готовы ли они к уступкам по обсуждаемым вопросам.

О накале обстановки дают представление мемуары Черчилля. Сталин прямо заявил, что «Италия не является подходящим плацдармом для вторжения в Германию. Мешают Альпы». Единственное место для вторжения — Северная Франция. Это был первый принципиальный вопрос.

Черчилль, не отвергая идеи Ла-Манша, стал рассматривать средиземноморскую перспективу и предложил создать технический подкомитет, «который занялся бы изучением путей и средств, фактов и цифр и представил бы доклад конференции».

Тогда Сталин предложил провести вспомогательную операцию через Южную Францию. Предложение англичанина он использовал в своих интересах.

Рузвельт же заявил, что любая операция в восточной части Средиземного моря нежелательна, так как оттянет начало «Оверлорда». То есть Черчилль остался в одиночестве.

После обеда Рузвельт предложил обсудить «польский вопрос», сказав, в частности, что «сильная Польша» необходима для европейского оркестра. Черчилль предложил традиционную английскую политику выстраивания балансов на континенте. Поскольку Германия подлежала расчленению, Франция тоже выпадала из центров силы, оставалась только Польша (подобно тому, как в 1920 году Франция создавала Великую Польшу против Германии и Советской России).

Состоялся оживленный и местами очень едкий обмен мнениями. Англичане предложили западную границу Польши провести по реке Одер, то есть с захватом немецкой территории. Сталин не возражал, так как понимал, что таким образом будет компенсирована отходящая к СССР другая территория по «линии Керзона».

Вскоре польская тема была продолжена. Сталин заявил, что не желает иметь дела с польским эмигрантским правительством, которое сотрудничает с немецким и придерживается границ 1939 года, потому что «они справедливы с этнической точки зрения»!

Здесь Иден спросил: «Означает ли это линию Молотов — Риббентроп?»

Сталин, поняв, что ему хотят навесить обвинение, спокойно ответил: «Называйте это как хотите!»

Молотов назвал эту линию «линией Керзона», но Иден снова возразил, что «имеются существенные различия».

Черчилль взял карту и показал по ней «линию Керзона» и фактическую границу 1939 года.

Иден прокомментировал: южная часть «линии Керзона» никогда не была точно определена. То есть у СССР отнимали Львов!

Американцы тоже достали свою карту, все встали и начали ее рассматривать.

Иден уточнил: «линия Керзона» должна пройти восточнее Львова.

Сталин, который «полюбил» польскую тему с того времени, как был членом РВС Юго-Западного фронта, спокойно заметил, что «линия Керзона» на английской карте проведена неверно: Львов должен остаться на русской стороне, а линия уходит к западу на Перемышль.

Тогда и прозвучал знаменитый обмен репликами.

«Львов никогда не был русским городом», — сказал Черчилль, адресуясь уже к истории Российской империи, когда действительно этот город входил в состав Австро-Венгрии.

«А Варшава — была», — ответил Сталин, и все поняли, на что он намекает.

Молотов принес свою карту и копию радиограммы Керзона 1920 года с предложением установить границу между Россией и Польшей по этническому принципу, в ней перечислялись названия населенных пунктов.

Черчилль сказал, что не намерен «поднимать шум из-за Львова» и, получив новое подтверждение Сталина о польской границе по Одеру, успокоился.

Вопрос о финляндской границе обсуждался менее горячо. Черчилль опасался, что русские присоединят всю Финляндию, однако Сталин уверил его, что не собирается этого делать, «если только финны не вынудят его сделать это». Англичане предложили Сталину отказаться от политики «аннексий и контрибуций», на что он ответил, что становится консерватором, революционные лозунги его не трогают.

Зато советский лидер не собирался отказываться от требования компенсаций за военный ущерб. Черчилль же всячески отговаривал его от этого.

Коснулись территориального вопроса. И здесь наш герой ничего не собирался уступать, но согласился взять северную область Петсамо (Печенга) взамен балтийского острова Ханко.

«Справедливый обмен», — заметил Рузвельт, который был явно на стороне Сталина, так как, верный своей стратегии, хотел прежде всего не позволить Черчиллю захватить европейское лидерство.

В конце концов Сталину надоело явное стремление Черчилля помешать его планам, и он пригрозил, что если финны не смогут выплатить оговоренную контрибуцию, он займет один из районов страны до тех пор, пока они ее не выплатят.

Тогда Черчилль заметил, что есть «более важные вещи, о которых следует подумать». Он имел в виду майскую операцию «Оверлорд». Неужели англичанин мог ее торпедировать?

Скорее всего, Черчилль хотел отыграться за трудное положение, в которое его поставил Сталин во время их недавней личной встречи в советском посольстве в Тегеране (без Рузвельта). По-видимому, готовясь к ней, Сталин решил использовать опасения союзников, что он может заключить с Гитлером сепаратный договор, некое зеркальное отражение договора Молотова — Риббентропа. Нет никаких данных, что Сталин и Гитлер могли пойти на такое соглашение, но Лондону и Вашингтону эту возможность приходилось учитывать, так как в их собственной политике присутствовала вероятность антигитлеровского переворота в Берлине и мирные переговоры с новым немецким руководством.

Надо полагать, в записях разговоров Черчилля (или Рузвельта) в помещениях советского посольства было зафиксировано, что премьер опасается неожиданного решения Сталина прекратить войну, обеспечив себе границы 1941 года. В войне 1812 года подобная возможность обсуждалась в штабе Кутузова, так что прецедент был.

И Сталин, когда увидел, что Черчилль снова начинает повторять доводы о трудностях десантной операции в Ла-Манше, предложил ему обдумать возможную реакцию Красной армии. В этом случае «русским очень трудно будет продолжить войну», так как армия устала, у нее может возникнуть «чувство одиночества».