Сталин - читать онлайн книгу. Автор: Святослав Рыбас cтр.№ 198

Противостояние Генштаба и Сталина было очевидным. Войска Еременко героически защищались и контратаковали. Так продолжалось до 7 сентября. Резервы Юго-Западного фронта иссякли. Немцы развивали успех с двух сторон, вклиниваясь с флангов в вытянутую на запад дугу, в центре которой находился Киев.

Вечером 7 сентября Шапошников и Василевский были у Сталина и постарались убедить его, что наступил критический момент: надо немедленно отводить все войска за Днепр, иначе неминуема катастрофа. По сути, они повторяли недавние предложения Жукова.

Василевский вспоминал: «При одном упоминании о необходимости оставить Киев Сталин выходил из себя и на мгновение терял самообладание»⁴¹⁹.

В советских кинофильмах о войне Сталин всегда изображен спокойным, уверенным в себе вождем, но в действительности он бывал очень разным. Когда его охватывала ярость, он делался страшен. Его гнева боялись все.

Иван Ковалев говорил, что после неудачного испытания танкового мотора Сталин позвонил наркому танкостроения Малышеву и крикнул в трубку: «Будь ты трижды проклят, предатель Родины!» После этого Малышев очутился в больнице с инфарктом.

Василевский как будто сквозь зубы признался, что натерпелся от Сталина, «как никто другой». «Бывал он и со мной, и с другими груб непозволительно, нестерпимо груб и несправедлив»⁴²⁰.

«Сталин был в гневе страшен, вернее, опасен», — свидетельствовал адмирал флота И. С. Исаков. Впрочем, он уточняет, что чаще всего Сталин сдерживался, откладывал решение о наказании виновных на следующий день, чтобы принять его, уже успокоившись.

Василевский, «натерпевшийся» от вождя, тем не менее признал: «Он не был военным человеком, но он обладал гениальным умом. Он умел глубоко проникать в сущность дела и подсказывать военное решение»⁴²¹.

Это имело прямое отношение к киевской катастрофе. В стратегическом плане Сталин ошибся, чего в свое время не сделали генералы Николая II. Шапошников, Василевский и Жуков предвидели беду, он же, получается, уперся и «просрал». В этом не видно проблеска гениальности, наоборот — тяжелая ошибка.

Но почему мы должны объяснять его поступки только военными обстоятельствами? Кто сказал, что война — это только военные действия? К тому же наш герой — человек не военный, а надвоенный. Он обязан был учитывать и другие условия.

Например, отношения с союзниками (вчерашними врагами-империалистами). Он надеялся получить от них помощь и обещал Гарри Гопкинсу, что удержит немцев на линии юго-западнее Ленинграда, чуть восточнее Смоленска и западнее Киева. А сдав Киев, он показывал, что не контролирует положение, не знает, о чем говорит. Как можно верить и помогать такому?

А затем он должен был учитывать и то, что все отступления Красной армии заканчивались большими потерями, если не катастрофами.

Поэтому он и тянул.

Что такое потерять Киев? Это в ментальном плане означало более тяжелую потерю, чем сдача просто крупного города. Не станет Киева — и Москва уже не Москва. В это время в Ленинграде тоже опускали занавес.

Восьмого июля Сталин принял английского посла Криппса и предложил внести в англо-советскую декларацию только два пункта: взаимопомощь и обязательство обеих сторон не заключать сепаратного мира.

Десятого июля Черчилль направил Сталину письмо с согласием на такую декларацию.

В тот же день Черчилль написал военно-морскому министру и начальнику военно-морского штаба: «Если бы русские смогли продержаться и продолжать военные действия хотя бы до наступления зимы, это дало бы нам неоценимые преимущества… Пока русские продолжают сражаться, не так уж важно, где проходит линия фронта. Эти люди показали, что они заслуживают того, чтобы им оказали поддержку, и мы должны идти на жертвы и на риск, даже если это причиняет нам неудобства, — что я вполне сознаю, — ради того, чтобы поддержать их дух…»⁴²²

Как видим, Черчилль сомневался в возможности СССР долго сопротивляться. Но тут для Кремля наступила светлая минутка: стало ясно, что Япония нацелилась не на СССР, а на голландские колонии. В конце июля японские войска захватили Индокитай, создав угрозу удара по англичанам в Малайе, по американцам на Филиппинах, по голландцам в Голландской Индии. Правительства этих трех стран заморозили все японские авуары. Шансы, что Япония не нападет на СССР, стали быстро расти.

Кроме того, в Москве побывал посланник Рузвельта Г. Гопкинс, изучал обстановку, обещал помощь. Сталин держался с ним очень уверенно, просил цветные металлы, высокооктановый бензин для самолетов. Это произвело на американца сильное впечатление: немцы под Москвой, а он говорит о перспективах.

Вечером Сталин в своей машине повез Гопкинса из здания ЦК на Старой площади к станции метро «Кировская», где было оборудовано резервное помещение Генштаба. В это время уже начался налет немецкой авиации.

Иван Ковалев, сопровождавший Сталина, вспоминал, что во дворе дома их встречал обеспокоенный Берия, который взял Сталина за руку и предложил быстрее спускаться в метро, где был также оборудован и кабинет Верховного главнокомандующего. Сталин одернул его, сказав: «Уходи прочь, трус!»

Хотя в поведении Берии не было ничего предосудительного, ведь авианалет был очень сильный, Сталин легко оскорбил члена своей команды на глазах иностранного представителя. Для чего он это делал?

Последовавшая сцена многое объясняет.

«Сталин стоял посреди ночного двора и смотрел в черное небо, на немецкий самолет в кресте прожекторов. И Гопкинс стоял рядом и смотрел. И случилось то, что не так часто случалось в ночных налетах. Немецкий «юнкерс» стал падать беспорядочно — значит, сбили. И тут же вскоре зенитная артиллерия сбила второй самолет. Сталин сказал, а переводчик пересказал Гопкинсу: „Так будет с каждым, кто придет к нам с мечом. А кто с добром, того мы принимаем как дорогого гостя“. Взял американца под руку и повел вниз. Готовились контрудары, контрнаступление, и нам предстояло доставить на фронт свыше 300 тысяч солдат и офицеров»⁴²³.

Сталин хотел задержать американца, чтобы тот проникся общим с ним впечатлением боя, а Берия чуть было не помешал. Но получилось просто здорово. Вскоре Гопкинс докладывал президенту Рузвельту, что Советский Союз устоит и надо срочно направлять в Россию военные материалы и вооружение.

С 9 по 12 августа Рузвельт и Черчилль встречались в бухте Аржентия (остров Ньюфаундленд), где обсудили принципы ведения войны и, в частности, вопрос о помощи СССР. Там Рузвельт, можно сказать, выиграл главное сражение Второй мировой войны — вынудил Черчилля подписать Атлантическую хартию, в которую был включен пункт о равном для всех стран доступе «к торговле и к мировым сырьевым источникам». Этим Англия признала, что больше не в состоянии сопротивляться глобальным устремлениям американцев.

В узком кругу Рузвельт иронизировал над английским коллегой, говоря, что тот мыслит старыми колониальными категориями и считает, что война должна закончиться расширением Британской империи. Сам же президент был озабочен только разгромом Германии и обеспечением доминирования США в мире, в том числе и над Англией.