Василий Шульгин. Судьба русского националиста - читать онлайн книгу. Автор: Святослав Рыбас cтр.№ 48

Разумеется, в 1925 году, находясь вдали от России, наш герой мог переигрывать историю и так и этак. А что случилось, если бы действительно Россия воздержалась от войны, как это было после Боснийского кризиса 1909 года? Удалось бы тогда избежать заговора элиты и государственной катастрофы?

Никто не ответит на этот вопрос.

Подобная проблема стояла перед советским руководством в 1938 году. После отказа Франции защищать Чехословакию и заключения Мюнхенского соглашения Москва остановила военные приготовления, не заступившись за чехословаков. Сталин понял, что в случае войны с Германией СССР останется без союзников и будет разгромлен.

В 1992 году, после распада СССР, ослабленная Россия тоже не вмешалась в войну НАТО с Югославией, ограничившись слабыми демонстрациями.

Но мучительный вопрос Шульгина остается. Он не раз возвращался к нему, искал ответ, обвинял себя…

Если попытаться реконструировать тогдашние размышления нашего героя, то они могли быть примерно такими.

После разгрома крестоносцами Константинополя в 1204 году проливы Босфор и Дарданеллы и с ними восточный торговый путь был для Руси закрыт. Потом было потрачено много сил, чтобы вырваться из тупика…

Вопрос Шульгина из 1925 года об уступках немцам — это вопрос об адекватности режима.

Наша реконструкция ни к чему не приведет, если не вспомним величественную и страшную задачу, стоявшую перед Российской империей, — задачу создания инфраструктурной связности. Накануне войны страна вплотную подошла к ее пониманию.

Такой внимательный наблюдатель, как маркиз А. де Кюстин, в своей книге о России приводит формулу императора Николая I об особенностях российского управления: «Расстояния — наше проклятие» ^[141].

Эта мысль связывает все проблемы: бедная экономика, огромные пространства, слабая связь Центра с регионами, постоянная борьба с неблагоприятным климатом, сверхнапряжение населения.

Вот тут аналогия с Московией кое-что объясняет.

С одной стороны, Московия расширяется, отвоевывает важнейшую волжскую коммуникацию с Казанью и Астраханью, торговые люди и малоземельное дворянство во главе с царем Иваном Грозным пытаются решить геополитическую задачу на Балтике, а с другой — хозяева неделимых латифундий, бояре-вотчинники, многие из которых — равные царю Рюриковичи, не заинтересованы в преодолении их хозяйственной изолированности. Таким образом, создание единого внутреннего рынка наталкивается на мощную феодальную преграду, преодолеть которую можно только чрезвычайными мерами. И что же должна была делать коронная власть?

Война царя с боярством неизбежна. Уже не за горами разделение государства на две части, способную к развитию (опричнина) и тормозящую таковое (земщина).

«Дорога „воинства“ шла через труп старого московского феодализма, и это делало „воинство“ прогрессивным, независимо от того, какие мотивы им непосредственно руководили. Старые вотчины внутри государства были теперь единственным земельным фондом, за счет которого могло шириться среднепоместное землевладение; государева казна — единственным источником денежных капиталов. Но для того чтобы воспользоваться тем и другим, нужно было захватить в свои руки власть, а она была в руках враждебной группы, державшей ее не только со всей цепкостью вековой традиции, но и со всей силой нравственного авторитета…» ^[142]

Историк Н. И. Костомаров утверждал: «Земщина представляла собой как бы чужую покоренную страну, преданную произволу завоевателей…»

У Петра Великого мы видим то же самое. И Сталин мало чем отличался.

Иван Грозный совершил революцию. В рамках той революции объяснимы и отмена привилегий Церкви, и прямая борьба со священством, которое вовсе не было на его стороне, так как он покушался и на право Церкви разделять верховную власть со светской, царской.

Почему образ Ивана Грозного был так нелюбим в империи? Его скульптурного портрета нет на памятнике «Тысячелетие России», как будто и не было царя в истории.

Впрочем, многие терпеть не могут и Петра Великого, а об отношении к Сталину просто промолчим.

В январе 1915 года произошло событие, которое политическая история никогда не замечала. С началом Первой мировой войны стало понятно, что в стране отсутствуют точные данные о стратегическом сырье, необходимом для производства вооружения (металлы, свинец, сера, селитра, серный колчедан и т. д.). Академик Владимир Иванович Вернадский 15 января на заседании физико-математического отделения Императорской Санкт-Петербургской Академии наук поставил вопрос о необходимости создать Комиссию по изучению естественных производительных сил России (КЕПС). Это был факт колоссального значения: научная элита увидела зияющие провалы на великом российском пространстве.

Как описал проблему обороны государства современный философ Сергей Переслегин, «сразу же выяснилось, что размеры страны превратились из ресурса в потенциальную слабость. Во-первых, догнать Европу по плотности железнодорожных путей на единицу физически невозможно, невзирая ни на какие рекорды в их строительстве. Транссибирская магистраль входит в „Книгу рекордов Гиннесса“ по трем номинациям: общая длина, количество станций, темпы сооружения. Во-вторых, даже те дороги, строить которые придется из чисто стратегических соображений, съедят весь государственный бюджет, причем темпы российской мобилизации все равно будут отставать от европейских держав на несколько недель. В-третьих, даже если удастся обеспечить уровень индустриального развития на том же уровне, что в Бельгии или Франции, российская продукция все равно будет неконкурентоспособной, поскольку среднее транспортное „плечо“ в России в любом случае будет больше, чем в Европе.

Главным результатом работы КЕПС стало понимание роли транспортной, инфраструктурной связности в индустриальном соревновании мировых держав. И Октябрьская революция 1917 г., и индустриализация, и последующие десятилетия советской истории прошли под знаком борьбы с инфраструктурной недостаточностью. Борьба эта велась с переменным успехом, но в целом задача построения конкурентоспособной промышленности в России была решена. Роль КЕПС в реализации советской экономической стратегии очень велика: достаточно сказать, что на базе этой структуры был создан механизм ГОЭЛРО, а позднее — Госплан. По мере развертывания советской индустриальной проектности от КЕПС „отпочковалось“ 16 исследовательских институтов.

Таким образом, задача описания индустриальных ресурсов России (адекватных индустриальной фазе развития) вылилась в создание масштабной экономической стратегии, причем ключевую роль в этой стратегии играли не сами природные ресурсы, хотя им и уделялось большое внимание, а их связывание через опережающее развитие инфраструктурной компоненты. Несколько упрощая, можно сказать, что адекватный механизм реализации программы КЕПС был создан только в 1970-е гг. в виде концепции территориально-производственного комплекса» ^[143].