Москва и жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Лужков cтр.№ 71

По чьим проектам мы застраивали Москву? Артисты и художники учатся в разных московских институтах. В отличие от них все как один архитекторы выходят из стен одного вуза. Современные московские здания не нравились ректору и профессору, согласен. Но кто учил авторов проектов? Не Лужков. А профессора архитектуры.

Я абсолютно исключал даже какие-то мысли, чтобы продвигать собственный стиль, не являясь специалистом в архитектуре. Слушал людей, которые предлагали что-то новое, и как-то пытался помочь реализовать идеи и проекты. И слава богу. При всех критических выпадах, а это нормальное явление в демократической системе, разных мнениях, разных оценках, суждениях мы все-таки создали московский стиль, не гнушаясь современностью.

Только домам авангардным я старался найти свое место. Расположить рядом здание «стекло-бетон» со старинным особняком или доходным домом — значило поссорить архитектуру прошлого и настоящего.

Мне всегда хотелось, чтобы ночью Москва выглядела такой же привлекательной, как днем, светилась, как Лондон и Париж, с наступлением сумерек. Идея залить ночной город светом пришла Георгию Боосу, тридцатилетнему московскому инженеру-электрику световых приборов.

Фамилия досталась ему от голландского предка. В годы Перестройки он служил в технологическом и светотехническом институте. Основал с отцом-инженером, когда это стало возможно, «Светосервис».

В 1994 году он встретился со мной и предложил осветить дворцы, музеи, театры, памятники архитектуры, высотные дома. Вспомнил я ночной Лондон и сразу немедленно поддержал Георгия. Когда обсуждали вопрос, сомнений у меня не возникло, деньги на новое дело найдутся. Ночной город в огнях света так же важен, как и строительство административных зданий, жилья.

Как говорится, идея овладела массами. Боос создал набор оборудования лучше зарубежного, предложил разные типы приборов, начиная от светильников для высотных зданий и кончая антивандальными лампочками для подъездов жилых домов.

В результате проделанного получил реакцию приятную и неожиданную. Звонит Галина Волчек, главный режиссер «Современника», и спрашивает: «Что ты сделал с улицами? Я возвращалась из Парижа, ехала по Тверской и вдруг поняла, как все здорово, как все красиво!»

Вся наша работа влиятельными телеканалами и прессой, попавшими в руки медиамагнатов, замалчивалась или охаивалась:

«Историческая Москва раздавлена новым строительством».

«Мэрия ломает Москву, чтобы прокормить 800 тысяч строителей».

Но несмотря на критику, порой злобную, работа по приведению Москвы в порядок продолжалась. И не только в центре.

Пролетая вокруг Москвы на вертолете, я видел в границах МКАД поля орошения, мусорные свалки, заброшенные промышленные зоны.

С Люблинских полей орошения, устроенных за пределами города в XIX веке, вывезли миллионы тонн ила, засыпали землю девятиметровым слоем песка и начали строить Марьинский парк, город с прудами, набережными, парками, жилыми кварталами, станциями метро, храмом.

Подобным образом поступили с давней гигантской свалкой в Братеево, ее закрыли, вывезли миллионы тонн мусора. И построили микрорайон Братеево.

* * *

И это были не отдельные выбранные для улучшения экологии территории строительства. По всей окраинной территории города развернулось строительство домов, школ, детских садов и прочей инфраструктуры, необходимой для жизни москвичей.

В Филях, на Кастанаевской улице, сел в кабину экскаватора и начал крушить первую пятиэтажку. Так началась на деньги инвесторов масштабная программа сноса 6 миллионов квадратных метров панельных домов первого поколения, не припадая ни к федеральному, ни к муниципальному бюджету. И без указа президента, дебатов, законов парламента, митингов протестующих москвичей.

Почему понадобилось рушить, а не ремонтировать пятиэтажки, как поступили в других городах? Мы просчитали разные варианты, выдвигались предложения капитально переделывать здания. Но оказалось, экономически это невыгодно. Гораздо эффективнее во всех отношениях снести и возвести на высвободившемся месте современные дома.

Москвичи с радостью переезжали в своем районе в новые квартиры, на треть больше прежних: с изолированными комнатами, раздельными санузлами, более высокими потолками, не доплачивая ни рубля.

«Панельные дома рассчитывались на четверть века, а стоят полвека и не рушатся», — возражали мне. Да, конструктивно они могут постоять. Но это временно. С точки зрения современных требований к комфорту жизни, их надо немедленно убирать. И наконец, с точки зрения соответствия пятиэтажек современным требованиям по теплу и энергосбережению — их надо сносить, они требовали безумного количества тепла зимой.

Судьба пятиэтажек первого поколения, построенных по проекту инженера Лагутенко, — жгучая проблема наследства, от которого мы решительно отказались. Не хочу ругать инженера и покровителя его Хрущева. Скажу лишь, если бы тогда сооружали жилые дома капитально, как прежде доходные и «сталинские», то мы давно бы решили проклятый квартирный вопрос, который испортил, искалечил жизнь многим москвичам.

Пятиэтажки, решая одну проблему, создали другую, не разрешенную по сей день.

Если бы сами мы не начали ломать «хрущобы», то нам никто бы не смог предъявить претензии. Правительство Москвы могло возложить это дело на тех, кто пришел бы нам на смену. Но мы проявили инициативу, и я не считаю ее преждевременной и неправильной.

Набрав темп, сносили в год свыше 200 зданий.

Жаль, что из-за «утраты доверия» не все снес как хотел.

Что делается сегодня на месте сносимых пятиэтажек? К моему изумлению, как при Хрущеве, все те же панельные многоэтажные дома! Через полвека их придется ломать, они будут восприниматься, как сегодня «хрущобы». Безумие об этом не думать, не решать сегодня организационные вопросы.

Мы должны строить современные монолитные жилые дома на века, как поступали наши предки. Они оставили нам в наследство дворцы, усадьбы, особняки XVIII века, сотни так называемых доходных домов XIX века на улицах старой Москвы. Эти доходные дома не нуждаются в реновации, послужат и в XXI веке.

Мы выполнили громадную работу, снесли свыше тысячи пятиэтажек, переселили 600 тысяч москвичей в новые дома. Каких-либо протестов, демонстраций — не происходило. Потому что решали социальную цель, улучшали жизнь людей. Сейчас очевидна другая либеральная цель — перед выборами поднять имидж власти, угодить застройщикам, дать им заработать.

* * *

Нам досталась одна пешеходная улица на Арбате. Эту линию мы продолжили.

Закрыли машинам движение в Столешниковом переулке, замостили камнем.

Пешеходным стал Камергерский переулок.

Появились впервые пешеходные мосты.

Первый соединил Лаврушинский переулок с Болотной площадью и центром. Ажурный переход над Москвой-рекой побудил молодых после регистрации брака вешать на перила замки, выбрасывая в воду ключи в знак нерушимости союза. Другой пешеходный мост, названный Патриаршим, соединил храм Христа Спасителя с Замоскворечьем.