"Никогда против России!" Мой отец Иоахим фон Риббентроп - читать онлайн книгу. Автор: Рудольф Фон Риббентроп cтр.№ 17

Глава делегации французских фронтовиков, направленных отцом к Гитлеру в рамках «акций по установлению доверия», Скарпини, потерявший зрение на войне, заговорив с Гитлером об антифранцузских главах в «Майн кампф», спросил «фюрера», собирается ли тот написать теперь новую книгу. «Я опровергну книгу моей политикой!», — ответил находчиво Гитлер, акцентируя слова. Отец, в моем присутствии, с большим удовлетворением рассказал об этом матери. Поворот Гитлера к «профранцузской» политике ему вполне можно было записать в счет своих заслуг, ведь он с самого начала придерживался мнения, что «дорога в Лондон ведет через Париж», а именно в том смысле, что разделить Францию и Великобританию было бы невозможно! Гитлер тем временем понял: ему, несмотря на то, что гегемоном он считал Лондон, не удастся обойтись без Франции хотя бы только из-за добровольно выбранной зависимости французской политики от Лондона. Таким образом, на западной границе рейха не имелось территориальных проблем, плебисцит в Саарской области был предусмотрен Версальским договором. В крайнем случае, он мог бы привести лишь к временным неурядицам.

26 января 1934 года Гитлер заключил с Польшей пакт о ненападении. Престарелый маршал Пилсудский не смог в истекшем году договориться о поддержке западными державами планировавшейся агрессии против Германии и являлся «человеком или — или», как его характеризует печалящийся об упущенном случае Роберт Ванситтарт в своих воспоминаниях ^[72]. Он отдавал себе отчет в положении своей страны, в известном смысле сравнимом с положением Германского рейха. Польша, вклинившаяся между двумя могущественными соседями, находилась скорее под еще большей угрозой. Основой польской политики являлся союз с Францией, обращавшей внимание в первую очередь на западного соседа Польши, Германский рейх. Союз с Францией в соединении с «Малой Антантой» был призван нейтрализовать при случае рейх. Вторым краеугольным камнем польской политики было — в 1934 году далеко небезосновательное — допущение, что противоположность между национал-социалистической Германией и большевистской Россией останется непреодолимой. Отсюда в глазах польского правительства возникало состояние равновесия в Восточной Европе, сулившее полякам безопасность, приумноженную в 1932 году заключением польско-советского пакта о ненападении. Пакт о ненападении с рейхом мог только укрепить эту безопасность, к тому же он ничего не стоил, так как Пилсудский имел за плечами многолетний опыт тщетности усилий добиться политической поддержки агрессии против Германии. Гитлер, со своей стороны, мог надеяться облегчить этим соглашением французскому правительству решение пойти на разумные уступки в вопросе о равноправии. Здесь стоит упомянуть, что консервативные круги, близкие к Бюлову, государственному секретарю в Министерстве иностранных дел, выступали против соглашения с Польшей ^[73]. Придется еще вспомнить об этом при оценке более поздних действий «консервативной» конспирации против пропольской политики немецкого правительства в 1938–1939 годы.

Мы, дети, проводили летние каникулы в Бюзуме. Мать посетила нас. Ее пребывание должно было стать особенно интересным для меня. Она получила сообщение: отец, возвращаясь самолетом из Лондона, приземлится в Гамбурге. Желая провести несколько дней с нами в Бюзуме, он просил, чтобы его забрали оттуда. Мать взяла меня с собой в машине в Гамбург, чтобы встретить отца в отеле «Атлантик». В пути она дала мне понять: отцовская поездка во Францию и Англию была вызвана, главным образом, политическими причинами. Он должен был неофициально прозондировать, какие возможности имеются для достижения компромисса в вопросе равноправия между Германией, с одной стороны, и Великобританией и Францией, с другой.

Речь шла о возвращении из поездки, о которой отец с Гитлером говорили в Далеме в феврале 1933 года. Тогда, во всяком случае, в пути из Гамбурга в Бюзум, занимавшем в то время несколько часов, он с оптимизмом отзывался о проведенных в обеих странах беседах в том, что касалось шансов добиться равноправия путем переговоров с Великобританией — и, вместе с тем, вероятно, также и с Францией. Так для меня начала постепенно раскрываться проблематика, лежащая в основе немецкого стремления к равноправию. Политической целью являлось настоящее примирение на равноправной основе. Это значило для меня, двенадцатилетнего мальчишки, определенную ломку взглядов, так как в моих книгах о Первой мировой войне и «Версальском договоре» «врагами» всегда выступали, естественно, Франция и Англия.

С другой стороны, однако, воля к взаимопониманию в отношении к Англии и Франции не была для нас, детей, чем-то совершенно новым в нашей жизни. Три года у нас была французская гувернантка. Чувствуя себя связанной, благодаря судетской матери-немке, с обеими культурами, она, будучи, в принципе, пацифисткой, выступала за взаимопонимание между народами. В родительском доме вращались в 1920-е годы много иностранцев и дипломатов. Родители имели очевидную склонность как к Франции, так и к Англии. Отец говорил на обоих языках без ошибок и, по крайней мере по-английски, без акцента. До Первой мировой войны он жил время от времени в Швейцарии, учился в Гренобле и, в связи с коммерческой деятельностью, провел много лет в Англии и Канаде с промежуточной остановкой в США. Как французский, так и английский стили жизни нравились обоим родителям. Мать долгие годы имела в Висбадене милую английскую гувернантку, сохранившую до самой смерти в 1950-е годы верность нашей семье и в счастье и в беде. Деловые связи отца в обеих странах, которые он завел после мировой войны, были связями в кругах, определявших там также и политику. Всегда интересовавшийся политикой, он стал глубоким знатоком политической сцены в Париже и Лондоне. Опыт, приобретенный за десять и более лет тесных коммерческих связей, прямо-таки идеально подходил для поручения провести зондаж.

Привожу здесь небольшое личное воспоминание для характеристики извечного присутствия политики в нашем доме в Далеме. Должно быть, в 1930 году родители получили в подарок от одного из французских друзей-единомышленников настольную игру с фишками, которая должна была сделать наглядным уже для детей экономический абсурд европейских таможенных барьеров. Она начиналась с очень большим количеством игровых денег; выигрывал тот, кто наилучшим образом преодолевал таможенные барьеры и у кого, таким образом, в конце оставалось больше денег, чем у остальных. Уплачиваемые таможенные сборы исчезали в большом горшке. Мы часто играли в нее с «мадемуазель», как мы называли нашу французскую гувернантку. Лишь примерно 70 лет спустя «игра» обернулась реальностью!

Оглядываясь на прошлое, скажу, что политическая атмосфера в родительском доме характеризовалась пониманием необходимости прийти к соглашению с обеими западноевропейскими державами. Это приказывал разум, чувство желало этого! «Равноправие» выступало предпосылкой как раз для того, чтобы согласие могло стать прочным.

Неофициальная деятельность отца соответствовала неофициальному статусу его гостей. Два англичанина стоят так отчетливо перед моим умственным взором, как если бы я расстался с ними вчера. Они часто бывали у нас в гостях, мистер Теннант и профессор Конвелл-Эванс.