"Никогда против России!" Мой отец Иоахим фон Риббентроп - читать онлайн книгу. Автор: Рудольф Фон Риббентроп cтр.№ 145

«Я не хотел перед этим судом говорить о тяжелых разногласиях, которые были у меня с Гитлером. Иначе немецкий народ сказал бы по праву: «Что это за человек, он был министром иностранных дел Адольфа Гитлера, а теперь, по эгоистическим причинам, перед чужим судом оборачивается против него». Ты должна это понять, как это ни тяжело для нас обоих и для детей. Но без уважения порядочных немцев и, прежде всего, без уважения к самому себе я ведь не смог и не захотел бы дальше жить (…)».

Сегодня я благодарен тому, что отец в своей защите по отношению к Гитлеру не пошел «низким путем». В наших разговорах он жаловался на общую бесхарактерность, которую можно было наблюдать в Нюрнберге. Это были короткие разговоры с отцом, очень сердечные, мы говорили спокойно, сознавая, что побеждены всесильной судьбой, изменить которую было не в нашей власти. Мне следует не пропустить то, что д-р Вернер Бест в итоге констатировал по поводу «Нюрнберга»: «Р. (Риббентроп) в эти последние месяцы своей жизни производил во всех отношениях достойное впечатление. …И с таким же самообладанием он взошел на эшафот».

Я вправе завершить портрет отца словами Теодора Фонтане:

«Мертвые больше не могут защищаться, поэтому им надлежит еще больше справедливости».

Каждый, кто из вышеизложенного хоть немного познакомился с моей жизнью с 1933 по 1945 год, сможет понять приведенную цитату, она тем более справедлива в отношении этапа моей биографии, начавшегося 8 мая 1945 года. Однако, возможно, после прочтения станет ясно, что даже эта судьба — быть сыном отца с известным именем, судьба, от которой не уйти, — имеет две стороны, отрицательную, но и положительную. Имя означало, по крайней мере, с 1934 года, вызов, растущий для меня в той мере, в какой известнее и значительнее становилось положение, занимаемое отцом.

С этими личными обстоятельствами я и моя сестра Беттина были ознакомлены, когда нас — примерно в начале 1934 года — несколько церемонно позвали к родителям, сообщившим, что отец займет официальную должность. Для Беттины и меня это означало, что мы всегда и везде должны вести себя пристойно и вежливо, больше того, скромно. Мы не должны пытаться извлечь привилегии из положения отца, наоборот, оно накладывает на нас лишь обязанности. Представьте себе это «нравоучение»! Я вдруг перестал быть обычным учеником известной гимназии Арндта в Берлине-Далеме — таким же, как и более пятисот остальных, — теперь, конечно, если что-то «случалось», ко мне обращались, как правило, с укором: «Ты должен, при том положении, которое занимает отец, служить образцом!» Это оправданное желание родителей, к которому примешивалось ожидание, что мы будем стремиться к достижению чего-то особенного, установило мотивацию, которая, под различными знаками, должна была остаться определяющей в моей жизни. Мать ответила некоему, очевидно высокопоставленному, американскому следователю на его вопрос, была ли она «loyal to Hitler» («лояльна к Гитлеру»): «I was loyal to my husband» («Я была лояльна к своему мужу»). Время от времени мне задаются вопросы о мотивации, побуждавшей меня в поздней фазе войны, несмотря на различные ранения, вновь и вновь идти в бой. Лояльность в отношении к родителям, которые, в конце концов, подарили тебе жизнь, категорически требовала такого поведения — и, не в последнюю очередь, также и лояльность в отношении к товарищам. «Коллективная ответственность» (немецкое слово «Sippenhaft» буквально переводится как родовая/ клановая ответственность) в истинном смысле этого слова означает также и то, что «ручаешься» за репутацию семьи, следовательно, несешь за нее ответственность. Кое-кому из отпрысков известных семей следовало бы вписывать это в книгу семейной хроники («книга семейной хроники» (приблизительный перевод слова «Stammbuch») обычно заводится при бракосочетании, туда вписываются сведения о родителях молодоженов, о них самих, их детях).

Собственно, уже в этот ранний момент началась «коллективная ответственность» в истинном смысле этого слова. Когда я в последующем опишу некоторые личные переживания, то не оттого, что придаю особое значение своей судьбе. Опасности, которым я подвергался, угрожали также миллионам людей всех наций. Мне несказанно повезло быть среди тех, кто пережил войну.

Читатель, интересующийся только внешней политикой Гитлера, может в этом месте спокойно отложить книгу. Изложение некоторых личных переживаний, возможно, однако, даст мне право непредвзято и — как я, естественно, полагаю — более-менее объективно и в некоторых обстоятельствах «не в духе времени» судить о той исторической эпохе, в которую они выпали на мою долю. Решение, дают ли мне «принятые обязательства» данное право, я оставляю читателю!

«Коллективная ответственность», вероятно, так же стара, как история человечества. Самой ранней формой являлась кровная месть. Затронутый ею член клана «отвечал» вне зависимости от того, был ли он индивидуально «виновным»! Сегодня «коллективная ответственность» выступает в различнейших формах, начиная от физического уничтожения до тонких форм дискриминации, диффамации, игнорирования, ущемления интересов или всего лишь отсутствия беспристрастности и естественности в обращении с «членами клана», чье родовое имя вошло в общественное сознание. Я получил, как нетрудно себе представить, возможность в полной мере узнать изощренность современной «коллективной ответственности», однако мне также повезло пережить впечатляющие примеры человеческой независимости, с которой на эти предрассудки не обращалось никакого внимания.

Физического завершения земного существования — его, по причине моего имени, невозможно было вполне исключить — я поначалу избежал, попав к югу от Дуная в американский плен. Здесь командовал генерал Паттон, о котором говорили, что он дал указание принимать капитулировавшие немецкие соединения и, пожалуй, и беженцев, которые, идя с русской стороны, желали сдаться в американский плен и не выдавать их обратно русским, что обычно практиковалось американцами и британцами. В моем случае «коллективная ответственность» могла бы привести у русских к фатальному исходу.

В то время как я исполнял трудовую повинность летом 1939 года, мне предоставился удобный случай раз и навсегда избавиться от клейма «белой вороны», по крайней мере, на время трудовой повинности. Однажды утром искали добровольца, который должен был вычерпать лопатой отхожее место. Естественно, никто, и я тоже, и не думал добровольно вызваться на эту в высшей степени неаппетитную работу при том, что стояла жара. В конце концов был обещан день внеочередного отпуска, что молниеносно привело в движение мой мыслительный аппарат, вызвав одновременно осознание того, что у меня появился шанс выступить наперекор всем предрассудкам. Итак, к полному изумлению всего батальона трудовой повинности, я добровольно вызвался копать г… и с этого момента выиграл, то есть все предубеждения против «министерского сыночка» были устранены. Однажды некий арбайтсман из другого батальона спросил у меня: «Ведь это у вас Риббентроп, ну как там он?» Под хохот товарищей я ответил: «На самом деле он вовсе не так плох, как все мы думали!»