Мемуары «Красного герцога» - читать онлайн книгу. Автор: Арман Жан дю Плесси Ришелье cтр.№ 63

Узнав об этом, Королева мгновенно сообразила, что принцы хотят воспользоваться расколом, который, как им казалось, существовал между нею и ее министрами, и призналась, в связи с этим, г-ну де Бюльону, что и впрямь испытывает большое отвращение к слабости, которую канцлер проявил в деле барона де Люза, что сговор между остальными министрами и канцлером очень ей не по душе, но что она желает сговориться с ними, дабы помешать знатным господам, чьи интересы противоречат ее собственным интересам и интересам ее детей, дойти до нетерпимой наглости.

Ее Величество настолько была озабочена тем, о чем она поведала Бюльону, что, под предлогом поездки в свой дворец, который возводился в пригороде Сен-Жермен ^[94], велела передать приказ президенту Жанену прибыть туда же. С ним она говорила в том же духе, наказав ему передать это его сообщникам.

Эти ее разговоры еще не закончились, когда министры посоветовали ей предложить Принцу, дабы лишить его предлога для недовольства, крупные суммы на приобретение земель; они считали, что следовало выиграть время с помощью денег, а не ослаблять государство спорами из-за городов, что могло привести к тяжелым последствиям.

Щедроты Королевы не произвели большого впечатления на Господина Принца; Шато-Тромпет и Перонн слишком засели у него в голове, как и в голове герцога Буйонского, чтобы они не попытались придумать что-нибудь еще. Маркиз д’Анкр подсказал им, что лучше сделать; понимая, что доверие Королевы к нему подорвано, и не зная, как поправить положение, он посоветовал им выразить открыто свое недовольство и удалиться от двора: в этом, по его мнению, не было ничего опасного.

Было ясно, что де Гиз и д’Эпернон так нагло поведут себя при Королеве, что заставят ее снова призвать их к себе, как это уже случилось однажды, когда она призвала Принца и Графа.

Герцог Буйонский, рассудив, что это скорее в интересах маршала, чем в интересах де Гиза и д’Эпернона, с самого начала отнесся к этому с недоверием. Он понимал, что удаление от двора стольких принцев и дворян было делом не пустяшным и что прежде, чем на это решиться, им надобно крепко подумать.

С одной стороны, было опасно зайти слишком далеко в противостоянии власти и Их Величествам, с другой – следовало опасаться, что малейшие проступки со стороны удалившихся будут представлены оставшимися Королеве как немалые и даже одиозные преступления, чтобы полностью уничтожить их в ее глазах.

Но в конце концов они все на это решились, после того как герцог Буйонский повидался с маркизом д’Анкром и договорился с ним от имени всех, что тот будет наблюдать за настроениями Королевы, давать им советы относительно того, что им предстоит сделать для их общего блага, что они также будут доверять ему, что они не станут затевать в провинциях смуты и будут вести себя подобающим образом, не давая серьезного повода жаловаться на них.

Принц отправился в Берри; герцог Неверский – в Италию, сопровождая м-ль дю Мэн к ее будущему супругу; г-н дю Мэн – во Флоренцию со своей сестрой, которая направлялась туда, чтобы навестить свои владения; герцог Буйонский выехал в Седан.

Роскошь в те времена была велика по той причине, что королевские деньги вовсю текли к знати, согласно симпатиям Королевы, так что все это было весьма далеко от умеренности времен покойного Короля; отсюда вытекало, что дворянство осаждало Королеву просьбами об увеличении содержания или стенаниями по поводу изменений, надеясь извлечь выгоду для себя; это вынудило Ее Величество запретить своим эдиктом ношение одежд с золотым и серебряным шитьем, позолоту потолков домов и наружных частей карет; но эдикт был почти бесполезен.

Хотя принцы – недовольные, разобщенные и рассеянные по всему королевству – и давали повод опасаться того, что могут нарушить мир повсеместными заговорами и восстаниями, эти страхи все же были невелики в связи с тем, что гугеноты были присмирены, а их ассамблея в Ла-Рошели была распущена: все они разъехались по прибытии Ле Руврэ, которого Король послал туда в конце прошлого года.

Ле Руврэ доставил им и огласил в городской ратуше декларацию Короля, запрещающую продолжение их ассамблеи, предающую забвению все, что случилось, подтверждающую эдикт о замирении, – потому они и решили повиноваться, хотя и продолжали спекулировать словом «округ», не имевшим хождения во Франции, но употреблявшимся в Германии, где провинции поделены на округа.

Некоторые из самых отъявленных мятежников, которые недовольными покинули ассамблею в Сомюре, не упустили случая для тайных и злонамеренных сходбищ; но мэр, будучи предупрежден об этом, 11 января запретил им под страхом смертной казни собираться, после чего они стали умолять мэра лишь о том, чтобы он позволил им остаться в городе до того момента, когда декларация Короля будет подтверждена парламентами их провинций.

Тяжба, тянувшаяся также с конца прошлого года в связи с книгой Бекануса, была разрешена в то же самое время. Богословы, недовольные ответом, который кардинал де Бонзи передал им от имени Королевы, – отказом немедленно запретить эту книгу, отправились 7 января на встречу с канцлером, изложили ему зловредность учения Бекануса, несовместимого со старинной приверженностью Факультета вере.

Канцлер привел их в Лувр и представил Королеве, а на следующий день передал им ее волю: она обещалась изучить этот вопрос.

Но еще до того, как наступило 1 февраля, день, когда должно было состояться их первое заседание, нунций привез им запрет на книгу из Рима: этим документом она была помещена во второй класс запрещенных книг ^[95]. Этот запрет был им представлен на заседании 1 февраля, и они не упустили случая сделать из нее новость. Таким образом, в королевстве все было спокойно: и гугеноты не давали повода для опасения, и никакое учение не могло внести смуту в умы.

Большая пауза позволила министрам подумать о том, как соединить свою власть с властью маршала, не заботясь о том, чтобы призвать принцев вернуться или, вернее сказать, не желая дать им понять, что в них нуждаются.

С этой целью, всего через несколько дней после их отъезда, один из друзей г-на де Вильруа попытался выяснить у маркиза де Кёвра, не хотел бы маркиз д’Анкр сговориться с министрами, и стал ему доказывать, что это в его интересах: и надежно, и для славы полезно, и Королеве спокойнее, ведь, любя его и его жену, она была недовольна их отношениями с министрами.

Чтобы закрепить это замирение, ему предложили брак маркиза де Вильруа с дочерью маркиза д’Анкра. Маркиз де Кёвр не отклонил это предложение и говорил о нем с маркизом в присутствии Доле. Сначала тот отверг это предложение, боясь, что его делают лишь для того, чтобы поссорить его с друзьями.