Удивление перед жизнью. Воспоминания - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Розов cтр.№ 54

Как сказано поэтом, хотя и по другому поводу: «Ни при какой погоде я этих книг, конечно, не читал». О логике я за всю жизнь не слыхал ничего, кроме того, что ею увлекались в Древнем Риме или Греции, но с чем едят, о чем речь – ни бум-бум! Мчусь в институт, бросаюсь в библиотеку, прошу учебник логики, хватаю его, сажусь на лавочку в институтском садике (была в разгаре весна), раскрываю книгу и, как умел делать, выключаю весь окружающий меня мир вместе с весной и гудящими вокруг студентами. За два часа прочитываю учебник от первой заглавной буквы до финальной точки, запоминаю все и иду сдавать экзамен. Несу на плечах свою набитую логикой голову, как заполненный жидкостью сосуд, боюсь расплескать хотя бы каплю. Кроме логики в голове одна мысль: только бы сейчас никто не подошел ко мне и не спросил о чем-нибудь, даже просто не поздоровался бы. Доношу свою голову до двери экзаменационной комнаты, жду несколько минут, пока выйдет находящийся там экзаменующийся бедняга, вхожу, сажусь на стул, отвечаю на вопросы, получаю в зачетку четверку, выхожу за порог и… забываю все на веки вечные! Честное слово, я до сих пор не понимаю, каким образом проделал такой фокус.

Вспоминая преподавателей, не могу не вспомнить и такого факта, – впрочем, я и не забывал его никогда и даже однажды к случаю упомянул в газетной статье. К сожалению, память не сохранила фамилию этого преподавателя (прошу не судить меня строго, так как за столь длительное и рваное время, которое я учился в институте, стационарных учителей у меня было мало). Я сдавал русскую литературу. Мне был задан вопрос: «Расскажите о романе Толстого “Анна Каренина”». Я спросил: «Вам рассказать, что написано по этому поводу или что я сам думаю?» – «Что написано, я читал, – ответил преподаватель, – мне интересно, что думаете вы». С полной ответственностью не могу сейчас написать, что я ответил тогда, только помню: внутреннее, субъективное мое отношение, в частности к Анне, расходилось с общепризнанным. Никакой жертвой общества я ее не считал, как и Каренина не считал «злой машиной». Мне казалось, что Анна хотя и несчастная женщина, но глупая и даже пустая. Так, одержимая страстишкой, балованная бабенка. А Каренин – вполне порядочный и нормальный человек. Вронский – такими пруд пруди и в наше время. Левин же – выдуман, бесплотен. Одна Китти хороша. Нечто подобное я лепетал в ту пору (да и сейчас не отрекаюсь). Экзаменатор выслушал мою довольно длинную тираду, произнес «интересно» и поставил в зачетку… «пять». Ах как драгоценно такое отношение к чужим мнениям, суждениям и взглядам! Не вдалбливать в голову установившиеся или свои понятия, а развивать склонность к самостоятельному суждению.

Если первый период моего пребывания в стенах института был вольный, то в годы 1948 – 1950-е царил дух начетничества и догматизма.

Конечно, и в те годы я получил какие-то знания, но это были скорее сведения, чем знания в широком смысле слова.

Жизнь моя вне стен института шла хотя и трудно, но бурно. Об этих годах странствий я написал в другой главе.

В 1953 году в качестве дипломной работы я предложил пьесу «Страница жизни», которая уже репетировалась тогда в Центральном детском театре. Государственные экзамены сдавал вполне прилично. Только слегка засыпался на советской литературе. Мне задали вопрос о романе Ажаева «Далеко от Москвы», а я, грешным делом, романа не читал, а только видел кинокартину, поставленную по этому произведению. Ну и отвечал что-то невнятное, получив в диплом «хорошо», а не «отлично», как по другим предметам. Я потом был знаком с Василием Николаевичем Ажаевым, правда, не коротко. В моей памяти он сохранился как человек деликатный и даже робкий, хотя в Союзе писателей занимал большое положение. Его судьба, образ его в какой-то степени возникали передо мной, когда я писал пьесу «С вечера до полудня».

«Страница жизни», ЦДТ, 1953 г. Постановка М.Кнебель

Должен признаться, что в те годы я почти совсем не читал новых произведений – уж очень они были слабы и далеки от жизни, какая-то псевдолитература. Конечно, такие романы, как «Молодая гвардия», производили сильное впечатление, но общий фон был худосочный. Даже такие блистательные мастера, как В.П. Катаев, которого вот уже давно читаю с жадностью и наслаждением, писали в то время весьма вяло.

На защите диплома помню такой эпизод. В пьесе «Страница жизни» старая учительница тяжело переживает уход на пенсию. Мне кто-то заметил, что выходить на пенсию и почетно, и человек вполне заслуживает право на отдых. Я, тогда еще личным опытом не переживший этого возраста, но наблюдавший близких людей в такой ситуации, категорически возразил – как и теперь считаю, – что есть люди, которые чуть ли не с начала трудовой деятельности мечтают о выходе на пенсию, а есть и другая категория, для них выход на пенсию – драма, почти равносильная смерти.

Оценивая годы, отданные учению в Литературном институте, думаю, что я поступил тогда правильно, делая решительный поворот в своей судьбе. Незаметно-незаметно, а очень многое дал мне институт. Я уже давно преподаю в Литературном институте. Но об этих годах пусть напишет кто-нибудь другой.

Наиболее распространенное течение человеческой жизни таково: в семь лет ребенок идет в школу, учится десять или восемь лет, затем продолжает образование на курсах, в ПТУ, техникумах, вузах, университетах, получает специальность и трудится в своей сфере до пенсионного возраста, после чего следует счастливая или несчастливая старость.

Ничего подобного со мной не происходило. Меня кружило по жизни. Особенно в сороковые годы.

Что жизнь полна неожиданностей, замечено давно, и, сверх того, каждый убеждался в этой истине на собственном опыте. Но тем не менее мы всегда удивляемся очередному сюрпризу судьбы, будто чему-то необыкновенному, из ряда вон выходящему, немыслимому. Впрочем, не всегда. Иногда – напротив – жизнь преподнесла тебе на блюдечке нечто, ты обратил минимум внимания и небрежно прошел мимо, а этот самый факт повлек за собой такие последствия, что только потом осмысливаешь его значение в полном объеме, если совсем не потерял из памяти. Это в художественных произведениях с категорической ясностью пишется: «Все началось с того…» Я думаю, что с чего все началось, не знает никто.

В самом деле, если бы в Германии не возник фашизм, не началась бы война. Не началась бы война, я не пошел бы на фронт. Не пойди я на фронт, не был бы тяжело ранен и после лечения в госпитале не поселился бы у отца в Костроме. Я не хочу сказать, что Гитлер лично повлиял на мою судьбу. Однако…

Сидение в темной, голодной, притихшей военной Костроме совсем не было для меня пустым времяпрепровождением. Наоборот. Я там пробыл конец 1942-го и почти весь 1943-й, а сделал так много, что теперь, когда я и в тепле, и сыт, и на свету, столько за такой же срок делать не успеваю. Возможно, возраст, а может быть, как у печки: тепло и подремать тянет. В те дни я не только успевал добывать на базаре продукты – покупать и выменивать. В войну меновая система бушевала вольной стихией: мыло на сахар, сахар на мясо, мясо на водку, водку на селедку, селедку на крупу и так до бесконечности во всех мыслимых вариантах.