Внутри железной коробки с разбитыми витринами хозяйничала стая «слепышей». Собаки топтались в кустиках папоротника и крапивы, что-то вынюхивая в толстом слое перегноя на полу возле разгромленных прилавков. Почуяв нас, псы слаженно повернули слепые морды. Вожак оскалил зубы, зарычал и медленно пошёл к раскрытым дверям. Остальные твари двинулись за ним, всячески демонстрируя злобные намерения.
Я хотел было открыть по стае огонь, но Настя опередила меня. Она что-то сказала карликам. Малыши немедленно приподняли руки. С пола кафешки в воздух взмыли стеклянные осколки, обломки витрин-холодильников и прочий хлам. Мусор закружил над собаками и градом обрушился на них, когда они бросились на нас.
Вожаку отрубило голову куском стекла. Она, подскакивая и брызгая алым, выкатилась к моим ногам. Я пнул её как мяч. Этот снаряд сшиб с ног уцелевшего после мусорного ливня пса, а когда мутант поднялся и, скуля и прихрамывая, снова кинулся на нас, один из карликов метнул в него бетонную мусорницу. Пёс и вякнуть не успел: камень с грохотом впечатал его в железную стену, оставив на ней мокрый отпечаток и огромную вмятину.
Подскальзываясь в лужах крови, обходя трупы мутантов, мы пересекли кафе, через узкий проход проникли в подсобку (предварительно карлики на всякий случай устроили там погром) и опрокинули шкаф, чтобы добраться до крышки люка.
В подвале пахло тленом и плесенью, было влажно. Вода капала с потолка, хлюпала под ногами, сочилась по стенам. Рассеянный свет наших фонариков вырывал из тьмы ржавые стеллажи, плясал на пыльных боках трёхлитровых банок с проржавевшими крышками. Разобрать, что за соки хранились в этих ёмкостях, было невозможно не только из-за почерневших этикеток, но и по причине расслоения содержимого: внутри плавала непонятного цвета жидкость с толстым слоем осадка на дне. Кроме банок на полках неопрятными грудами высились истлевшие коробки с продуктами, пластмассовые ящики и полусгнившие жестянки, в каких раньше продавали томатную пасту и консервированные фрукты.
Карлики привели нас к дальней стене подвала, в которой виднелась овальная, как на военных кораблях, дверь. Драгин навалился на штурвал, попробовал провернуть, но ничего не вышло: штыри ригелей прикипели толстым слоем ржавчины к круглым пазам входных отверстий.
– Давай, ты сверху. – Он вытащил нож, присел на корточки и принялся соскребать ржу.
Я последовал его примеру. Дело продвигалось быстро: окалина толстыми чешуйками отваливалась от источенного влагой металла. Вскоре я добрался до изъеденной язвами сердцевины стержня, для верности поковырял кончиком ножа в пазах и постучал рукояткой по ригелю и приёмному гнезду. К тому времени Драгин тоже закончил. Я встал с одной стороны штурвала, он с другой, мы сжали пальцы на шершавом металле, резко дёрнули. С третьей попытки заржавевший механизм со скрипом поддался. Ещё несколько титанических усилий – и стержни вышли из пазов.
Драгин рванул дверь на себя. Петли пронзительно заскрежетали, стряхивая накопленную за долгие годы рыжую крошку. Карлики, радостно повизгивая, бросились в приоткрытый проход. Следом за ними в темноту подземелья шагнул майор, Настя пошла в середине, а я замыкал процессию.
Коротыши весело топали в метре от колонны. Они вели себя как дети: не обходили стороной лужи и шлёпали по ним, стараясь, чтобы брызг было как можно больше. При этом карлики умудрялись находить пути без аномалий и врагов (чувствовали они их, что ли?). Только раз нам попались крысы – в тоннеле второго яруса, но малышня расправилась с ними так же, как и с собаками в магазине. Правда, тут не было столько мусора, как наверху, так что телекинез был использован конкретно против мутантов: пищащие твари летали по воздуху, со смачными шлепками разбивались о стены и потолок каменной кишки и мокрыми лепёшками хлопались на пол. Так что после «избиения младенцев» нам пришлось идти по мягкому и склизкому ковру несколько метров. Я, конечно, не видел Настиного лица, но, судя по редким возгласам, «напольное покрытие» ей очень не нравилось.
Первые проблемы появились незадолго до станции. Ярусы подземного города – с первого по третий – оказались затоплены радиоактивной водой, входы туда перекрывали прочные гермодвери – сродни тем, что отсекают друг от друга секции метро. О близости воды говорили повышенная влажность и, как следствие, наросты всякой губчатой дряни на стенах. Но это была сущая ерунда по сравнению с тем, что нам позже пришлось пережить.
Карлики вывели нас к переходу на нижние уровни: большому полукруглому бункеру, из которого вверх и вниз вели эскалаторы и лестничные марши. Ярусы соединялись между собой не только простыми и механическими лестницами, но и глубокими шахтами лифтов. Прямо перед нами темнели два высоких прямоугольника – вход в кабины подъёмников. Лампочки внутри кнопок вызова тускло светились, напоминая глаза хищника, что говорило о действующем энергоснабжении подземелий. Мы не стали пользоваться лифтами, опасаясь привлечь ненужное внимание. Наверняка те, кто поддерживал сохранившуюся здесь инфраструктуру в рабочем состоянии, отслеживали перемещение кабин. Может, там и камеры наблюдения имелись, а в наши планы не входило засвечиваться раньше времени.
Лучи фонариков вырвали из темноты торчащие бивнями мамонта направляющие, скользнули по висящим дохлыми змеями приводным цепям и рваному полотну конвейера. Эскалатор как средство доставки на нужный этаж тоже отпадал по причине разрушения конструкции взрывом. К счастью, обычная лестница во время давнего боя не пострадала, если не принимать во внимание глубокие выбоины от гранатных разрывов. По ней мы и спустились на четвёртый ярус.
Ярко освещённый люминесцентными лампами тоннель активно использовался бойцами «Монумента» для скрытных перемещений в любую часть города. Составы из приспособленных для перевозки людей вагонеток регулярно сновали по рельсам «припятского метро». В голове и хвосте поезда были установлены крупнокалиберные «корды» – для отстрела забредающих в подземелье мутантов и нежелательных личностей вроде нас. Немудрено, что мы затаились в темноте лестничного марша и терпеливо ждали удобного случая, чтобы добежать до перехода на пятый ярус.
Ширина тоннеля не позволяла проложить здесь две нитки железной дороги. Самопальные составы фанатиков дожидались, когда путь освободится на специальных разъездах в так называемых транспортных узлах уровня (здесь шли ответвления в разные районы Припяти, а потому штольня заметно расширялась). Интервал между ходом поездов составлял пятнадцать минут – достаточно для того, чтобы нам преодолеть километр до шлюза на пятый ярус.
Когда сцепка из вагонеток скрылась за поворотом, карлики первыми покинули укрытие и торопливо пошлёпали в противоположную сторону. Мы шли за ними, постоянно оглядываясь и прижимаясь к шершавой стене. Помимо вагонеток в тоннеле сновали пешие патрули, так что предосторожность была не лишней. К счастью, нам никто не попался на пути к переходу на нижний уровень, и гермодверь оказалась не заперта. Так что, когда послышался шум приближающегося поезда, я последним вошёл в тёмный зев наклонного коридора, задраил проход и заблокировал штурвал отрезком ржавой трубы (его я подобрал на входе в «метро» – как чувствовал, что пригодится).