– Но он наверняка будет давать тебе поручения в тылу… Посольства, раздаточные ведомости, всякие такие дела, – предположила девушка.
– Для раздаточных ведомостей у него будут квесторы, – ответил я. – А обязанности посла или эмиссара в той части мира могут быть опасны. Народы, желающие присоединиться к восстанию, обычно объявляют о своей верности делу, убивая отправленных к ним римских послов. Эмиссаров, передающих галлам условия, которые тем не нравятся, тоже часто убивают. Германцы, по слухам, еще хуже.
– Что ж, я уверена, что дядя будет держать тебя далеко-далеко от опасных мест. В конце концов, твоя репутация никогда не была репутацией солдата.
– Я тронут твоей верой.
– В любом случае, это будет только в следующем году. Что случилось после совещания?
На сей раз Юлии пришлось выслушать историю о моем бегстве из отцовского дома и небольшом сражении возле моего.
– Хорошо, что Милон отрядил с тобой таких умелых людей, – заметила она.
– Я и сам неплохо справился, – сказал я. – Уложил одного и как раз собирался…
– Тебя бы убили, если б ты был один, – категорически заявила моя невеста. – Как ты думаешь, то были люди Клодии?
– Нет, и это – часть того, что беспокоит меня в данном деле. Такое нападение не в стиле Клодии.
– Ты забыл, что я говорила? – ворчливо спросила Юлия. – Она может проделать такое, чтобы отвлечь от себя внимание.
– Я прекрасно помню. Нет, это образ действий, характерный для мужчин. Я множество раз бывал в доме Клодии… – начал объяснять я и, перехватив взгляд собеседницы, торопливо добавил: – По долгу службы, конечно. Все, чем владеет Клодия, все, что она покупает, все, что она нанимает или с чем как-то иначе связана, – первосортное. Ее одежда, ее мебель, ее собрание предметов искусства, даже ее рабы – все это очень высокого качества.
– Мне бы хотелось однажды посмотреть на ее дом, – задумчиво сказала Юлия.
– Но головорезы Милона сказали, что напавшие на нас люди – очень плохие бойцы из плохой школы. Даже если допустить, что они говорили так из-за обычного соперничества между школами, те типы и вправду выглядели отнюдь не экспертами. И они были не очень-то миловидны. Если б Клодия наняла убийц, она наняла бы только лучших.
– Нет настолько низкого занятия, чтобы нельзя было соблюдать хороший вкус, – заявила Юлия. – Я все-таки думаю, что ты пытаешься доказать ее невиновность вопреки всем уликам.
– Тогда слушай дальше.
И я рассказал о беседе с Нарциссом. Больше всего мою слушательницу захватило то, как Асклепиад поставил диагноз травмы, причиненной упавшей с крыши черепицей.
– Он и вправду может вскрыть человеку голову и вылечить такую ужасную рану? – спросила она, уронив свое опахало и восхищенно сжав руки. – Такое искусство воистину должно быть даром богов!
– Что ж, если кто-нибудь и может это сделать, то только Асклепиад. А теперь слушай внимательно. Это все были пустяки.
– Пустяки! – воскликнула девушка, прежде чем я успел продолжить. – Все вы, мужчины, проводите дни, замышляя, как бы ранить людей, и боготворите худших из убийц, но когда кто-нибудь может вот так спасти раненого от смерти, ты считаешь, что это пустяки!
– Я не расхаживаю повсюду, раня людей, – запротестовал я. – И я не восхищаюсь теми, кто так поступает. Кроме того, мы не знаем, выживет ли он. Может, как раз сейчас воды Стикса плещутся о лодыжки Марка Цельсия…
Как мы вляпались в эту тему?
– Довольно. Позволь мне рассказать о менее достойном восхищения враче, – вернулся я к изначальному предмету разговора.
Юлия слушала с открытым ртом, как я описывал деятельность покойного Аристона из Ликии.
– О, какая мерзость! – вскричала она. – Врач, давший клятву Гиппократа, намеренно отравляет своих пациентов!
– Думаешь, сейчас ты потрясена? – спросил я. – Он был врачом нашей семьи. А теперь представь, что я заболел…
– Думаешь, ты достаточно важен, чтобы тебя отравить?
– Некоторые считают, что я вполне заслуживаю того, чтобы быть убитым.
– Они могли бы заколоть тебя на улице – это возможно. За такое обычно полагается временное изгнание. Но за отравление приговаривают к ужасному наказанию.
– Сложная загадка, из которой вытекает еще один вопрос. Если ее не подозревает только ленивый, почему Клодия отравила Целера? Она должна была понимать, что прежде всего подумают на нее. Если она, как ты предполагаешь, желала отвести от себя подозрения, разве не наняла бы она убийц, чтобы сразить его в городе? Все невольно решили бы, что его убил один из многочисленных политических врагов.
Мои слова дали Юлии пищу для размышлений.
– Это все запутывает.
– Итак, выяснив, что яд добыли у Гармодии и что Аристон был, так сказать, средством, с помощью которого яд передали жертве, я отсеял многочисленных подозреваемых, чтобы определить, кто именно нанял Аристона.
– А это должен быть только один человек? – спросила Юлия.
– Что ты имеешь в виду?
– Как ты сказал, Целер не испытывал недостатка во врагах. Может, Аристон продавал свои услуги нескольким из них? Он мог брать плату не только у одного, и при этом каждый из них считал бы, что только он нанял Аристона.
– Об этом я не подумал, – признался я, заинтригованный ее идеей. – Это породило бы некоторые интересные судебные проблемы в определении вины, верно? Я имею в виду, если технически это не было заговором, как суды назначили бы подсудимым наказание? Дали бы каждому кусочек смертного приговора? Нашли бы для всех очень крошечные островки?
– Осади свое воображение, – сказала Юлия. – Наверное, только сагу осудили бы по всей строгости закона, и, может, еще врача-грека. Тех, кто его нанял, могли бы отправить в ссылку, поскольку они, скорее всего, знатные люди. Им, по крайней мере, дали бы возможность благородного самоубийства.
– Вероятно, – задумчиво сказал я, но потом покачал головой. – Все равно такой вариант отпадает. Чем больше людей Аристон вовлекал бы в свои дела, тем больше был бы шанс разоблачения. Он был осторожным человеком, а яд пользуется дурной славой оружия труса. Не могу себе представить, чтобы у него хватило храбрости одурачить подобным образом много нацелившихся на убийство людей. Думаю, он продавал свои услуги одному из них и считал себя в безопасности.
– Над этим стоит подумать… Еще что-нибудь?
– Да, я посовещался с Флавием, воинственным трибуном прошлого года.
И я рассказал Юлии и об этой беседе.
– Он полностью оправдал мои надежды, оказавшись неистовым, несносным, противным и твердым сторонником Помпея.
– Что ж тут плохого?
– Он слишком хорош, чтобы на самом деле быть таким. Кроме того, в нем все возглашает о готовности, даже о нетерпении собственноручно пролить кровь врага. Я просто не думаю, что яд в его стиле, хотя смерть Целера была для него крайне удачной и своевременной. К тому же, когда я упомянул об отравлении, он убедительно разгневался. Если б он ожидал, что его обвинят, то вряд ли смог бы по своему желанию выдать такой экстравагантный цвет лица.