– Ты не рассказывал!
– Забыл. Да, было дело. А потом она меня спасла, помогла бежать… Знаешь, думаю, она очень скоро попадет в руки брата Хельмута. И будет умирать… жутко и долго.
– Понимаю, – сухо покивал князь. – Рыжая со шрамом, говоришь? Знаешь, похоже, и я ей обязан.
– И ты?!
– Да… Потом как-нибудь расскажу, сейчас же…
Приятели уже никуда не шли, остановились меж орешником и кленовой рощицей, там и вели беседу.
– Жаль будет, если она погибнет так страшно, – Игорь задумчиво покачал головой.
– Вот-вот! Жаль.
– С другой стороны – она языческая жрица, враг Господа нашего и наш враг.
– И это правда…
– Как добрые католики, мы не можем ее освободить…
Анри сверкнул глазами:
– Да, да! Конечно, не можем. В этом-то вся и штука.
– Не можем освободить… но можем убить! – жестко закончил князь.
– Убить?
– Да! Убить быстро, и тем избавить ее от невыносимых мук. Стрела, нож… об этом надо думать, и поскорей. Кстати, убивать буду я.
– Ты? – шевалье де Сен-Клер искренне удивился. – Но… но почему, друг? Ведь я же…
– Я обязан ей не менее, чем ты, славный Анри, – тихо промолвил Игорь, отламывая кленовую ветку – отгонять надоедливых комаров. – Тем более потом я сразу исчезну. Никто никогда меня не найдет.
– Исчезнешь? Как это?
– Уеду домой, в Англию. Давно уже собирался, да вот задержался чуток.
– Я бы тоже уехал, – Сен-Клер неожиданно улыбнулся и запрокинув голову, посмотрел в небо. – Только вот поднакоплю побольше деньжат. Меня ведь дома никто не ждет.
– А меня – ждут, – Игорь опустил глаза и махнул веткой. – Поэтому я – убью. И сразу уеду.
– Ты сильно рискуешь!
– Знаю. Но ты же поможешь мне, так?
– Помогу. Клянусь всеми святыми!
– Тогда слушай, что делать…
* * *
Славный комтур Штеллина, крестоносный брат Гуго фон Штауфен лично подсчитывал добычу, коей оказалось не так уж и мало. Кроме пленных – рабов, – еще и бочонки топленого сала, мед, воск, орехи, сушеные лесные фрукты и ягоды – и все это в изрядном количестве! Весьма неплохой прибыток к запасам замка. Вот только как это все вывезти? По болотной-то гати.
– Часть понесем сами, часть – пленные, – вслух рассуждал Штауфен. – Что не унесем, то сожжем, уничтожим.
– Господин комтур…
– В первую очередь – сало, орехи…
– Господин комтур!
– Чего тебе? – командир крестоносцев недовольно обернулся на зов. Сей достойнейший рыцарь очень не любил, когда его отвлекали. Тем более от такого важного дела!
– Я думаю, нам пригодится одежда этих язычников, святейший брат, – поклонился нормандский рыцарь Сен-Клер.
Фон Штауфен удивленно приподнял брови:
– Одежда? Зачем?
– Льняные женские рубахи можно разрезать на бинты и перевязывать раны. Брат Хельмут как-то говорил, что так можно. Правда, не все рубахи подходят. Кстати, неплохо бы его позвать…
– Ну… позови, ладно… И не отвлекай пока, ладно?
Штеллинский палач брат Хельмут приспособил под пыточную старую ригу на самой окраине деревни. Обычный, чуть покосившийся от времени сарай с круглой печью и высоким глинобитным полом предназначался для молотьбы и сушки снопов. Сейчас же, в июле, молотить и сушить пока было нечего, и ригу, судя по четырем скамейкам, использовала молодежь для своих посиделок. В хорошую погоду местные парни и девушки, верно, собирались у озера, а вот в дождь как раз здесь. Если слишком сыро, можно было и печку разжечь: в углу валялись растопка и хворост.
Все это сейчас сильно пригодилось палачу. И печь, и растопка, и хворост. Он даже послал кнехтов принести еще дров, имеющихся могло не хватить. В огне, а точнее сказать, на углях, брат Хельмут собирался раскалять пыточные инструменты, в первую очередь – длинные каленые иглы. Нужно было срочно проверить всех пленных девок – не ведьмы ли? Раздеть да поискать родинки, в родинку раскаленную иглу и воткнуть. Заорет ежели девка – знать, не худая, будет молча терпеть – ведьма. Таких срочно утопить в озере, дабы колдовством своим славному крестоносному воинству не навредили.
Кроме того, в плен к орденским братьям попали и настоящие, истинные ведьмы, не требующие особой проверки. Вина их был ясна и так – в мужской одежке сражались, многих кнехтов да рыцарей убили. Теперь нужно было лишь запытать этих мерзких тварей до смерти. Чтоб заклятые язычницы умирали в муках! Чтоб кричали. Чтоб отреклись, хотя бы под пыткою, от своих богомерзких идолищ!
Таких ведьм попалось три штуки. Все грязные, в мужских портках да рубахах – тьфу! Еще кольчуги на них были, да кольчугу кнехты стащили. Заодно хотели и остальную одежку стащить да потешиться, однако брат Хельмут все эти чаяния решительно пресек – некогда. Для потехи, чай, и другие девки есть, а эти – ведьмы! Их пытать надобно.
Все три сидели, связанные, в дальнем уголке за печкою – глазищами зыркали. Одна только привалилась спиной к стене, голову свесила. Осознала, верно, что ей грозит, испугалась. Оно и правильно, страх – он иногда великие дела делает.
Поглядел брат Хельмут на ведьм, ласково так поглядел, почти что любовно. Помощникам-кнехтам рукой махнул, давай, мол, тащи первую.
– Ну, хоть вон ту. Задумчивую.
Бросились кнехты… и тут же отпрянули.
– Брате святый! А она мертвая.
– И впрямь померла, что ли?
– Ну!
– Жаль. К диаволу душа ее нечистая угодила. Прямиком в лапы. Ладно, давай следующую.
Взяли девку. Притащили, да одежку сорвав, вздернули на дыбу – к самой крыше сарайчика загодя веревочные петли подвесили. Вот и ведьму на них подвесили, руки вывернули назад, потянули…
Выгнулась ведьмочка, округлив от боли глаза, закричала страшно – оно и правда, захрустели сутавчики-то, ага.
– Опустите пока… Ну, милая? Отрекаешься ли ты от божков своих нечистых?
– Перкунас вас всех убьет! – неожиданно заорала дева. – Всех! Всех! Всех! Покарай их, великий Диевас, затащи в свое царство, Пикуолис… Вей, ветер! Шумите, деревья!
– Упорная, – сложив руки на животе, спокойно резюмировал брат Хельмут. – А постегайте-ка ее, братья, кнутом.
Чуть вздернули дыбу. На цыпочках ведьмочка встала. И по белому телу – кнутом. Раз… Два… Четыре… Рубцы кровавые расползлись по спине, по бедрам и ягодицам, вспухли…
Пять… восемь…
Извивалась девчонка, слезами горючими исходила, кричала…
– Хватит пока… Ну, девица? Отрекаешься ли?
Ничего не сказала ведьма. Повесила голову, словно в мир иной отошла.