Адам Бид - читать онлайн книгу. Автор: Джордж Элиот cтр.№ 70

Мистрис Пойзер, как вы можете заметить, знала, что ужасное, скорее всего, в состоянии изгнать комическое.

Томми, который имел чувствительный характер, очень любил свою мать и, кроме того, столько наелся вишен, что мог совладеть со своими чувствами менее обыкновенного, так был поражен страшною картиною возможной будущности, представленною мистрис Пойзер, что начал плакать; и добродушный отец, снисходительный ко всем слабостям, только не к нерадению фермеров, сказал Хетти:

– Лучше сними поди эти вещи, милая моя, твоей тетке неприятно видеть их.

Хетти снова отправилась наверх, и принесенный эль послужил приятным развлечением, потому что Адам должен был высказать о новой варке свое мнение, которое могло быть только лестным для мистрис Пойзер. Затем следовали прения о тайнах пивоварения, о нелепости скряжничания хмелем и сомнительной экономии в приготовлении солода дома. Мистрис Пойзер беспрестанно имела возможность изъясняться по этим предметам с достоинством, так что, когда кончился ужин, кувшин с элем был наполнен снова и трубка мистера Пойзера закурена, она снова была в чрезвычайно хорошем расположении духа и тотчас же, по просьбе Адама, принесла сломанную самопрялку для осмотра.

– А, – сказал Адам, осматривая ее со вниманием, – да здесь придется порядком токарной работы. А славная прялка! Мне нужно взять ее с собою в токарную мастерскую в деревню и починить ее там, а то дома у меня нет всего нужного для токарной работы. Если вы потрудитесь прислать ее завтра утром в мастерскую мистера Берджа, то я приготовлю вам ее к среде. Я уж сколько раз думал, – продолжал он, смотря на мистера Пойзера – как бы мне завестись дома всем нужным для того, чтоб производить тонкую столярную работу. Я всегда делал такие безделицы на досуге, и они выгодны, потому что на них идет больше работы, нежели материала. Я думаю вот открыть самим по себе с Сетом небольшое производство по этой части, потому что я знаком с одним человеком в Россестере, который будет брать у нас все, что мы успеем сделать, кроме заказов, которые можем получить здесь в окружности.

Мистер Пойзер с участием занялся проектом, который, казалось, служил шагом вперед к тому, чтоб Адам стал «хозяином». Мистрис Пойзер одобрила план устроить подвижной шкаф, который мог бы вмещать в себе мелочные запасы, пикули, посуду и домашнее белье, все это сжатое до крайней степени, но в величайшем порядке. Хетти, снова в собственной одежде, откинув косыночку назад в этот теплый вечер, сидела и чистила смородину у окна, где Адам мог ее очень хорошо видеть. Таким образом, приятно шло время, пока Адам не встал, чтоб уйти. Все настоятельно просили, чтоб он скоро еще раз посетил их, но никто не удерживал его долее: в это рабочее время умные люди не хотели подвергаться риску быть сонными в пять часов утра.

– Я пойду от вас еще дальше, – сказал Адам. – Я хочу навестить мистера Масси, он не быль вчера в церкви, и я не видал его целую неделю. Я не помню, чтоб он до этих пор хоть раз не пришел в церковь.

– Да, – сказал мистер Пойзер, – мы ничего не слышали о нем. Ведь теперь праздники у мальчиков, и мы не можем дать вам никакого сведения.

– Неужели же вы думаете отправиться к нему так поздно? – сказала мистрис Пойзер, складывая свое вязанье.

– О! мистер Масси сидит очень долго, – сказал Адам. – Да и вечерняя школа еще не кончилась. Некоторые могут приходить только поздно: им так далеко идти. И сам Бартль никогда не идет спать раньше одиннадцати.

– Ну, не хотела бы я, чтоб он жил здесь, – сказала мистрис Пойзер. – Он накапает вам везде свечным салом, а вы того и гляди, что поскользнетесь и свалитесь на пол, когда только что встанете утром.

– Конечно, одиннадцать часов – это поздно… да, это поздно, – сказал старый Мартин. – И никогда в жизни я не оставался на ногах до такой поры, разве только в свадьбу, в крестины, в великий годовой праздник или на ужине во время жатвы. Одиннадцать часов – это поздно.

– Ну, я часто сижу и позже двенадцати, – сказал Адам, смеясь, – только не для того, чтоб особенно поесть или пить, а чтоб особенно поработать. Спокойной ночи, мистрис Пойзер, спокойной ночи, Хетти.

Хетти только улыбнулась, она не могла подать руку, потому что ее руки были выкрашены и вымочены соком смородины, но все остальные от души пожали большую поданную им руку и сказали:

– Приходите же, приходите скорее!

– Подумайте-ка об этом, – сказал мистер Пойзер, когда Адам уж вышел за ворота, – сидеть позже двенадцати и за особенной работой! Не много найдется людей двадцати шести лет, которых можно было бы запрячь в одни оглобли с ним. Если ты можешь поддеть Адама себе в мужья, Хетти, то уж я тебе ручаюсь в том, что будешь ездить когда-нибудь в собственной телеге на рес сорах.

Хетти с ягодами шла через кухню, и ее дядя не заметил, как она с презрением несколько откинула голову назад в ответ на его слова. Ездить в телеге казалось ей действительно в настоящее время очень жалкою участью.

Дом Бартля Масси находился в числе рассеянных на краю общины, разделявшейся дорогой, которая вела в Треддльстон. Адам дошел от мызы до него в четверть часа, и, положив руку на щеколду у дверей, он мог видеть в незанавешенное окно восемь или девять голов, наклоненных над столами, которые освещались тонкими макаными свечами.

Когда он вошел, то застал урок чтения, и Бартль Масси только кивнул головою, предоставляя ему сесть, где захочет. Он пришел сегодня не для урока, и его голова была слишком полна личными делами, слишком полна последними двумя часами, проведенными им в присутствии Хетти, так что он не был в состоянии заняться книгою, пока кончится ученье; таким образом, он сел в угол и смотрел на все рассеянно. Этот род зрелища Адам видел почти еженедельно в продолжение нескольких лет; он знал наизусть все арабески, украшавшие образец почерка Бартля Масси, висевший в рамке над головою школьного учителя для того, чтоб служить высоким идеалом умам его учеников; он знал корешки всех книг на полке, прибитой по выбеленной стене над шпильками для грифельных досок; он верно знал, сколько зерен вышло из колоса индийской ржи, висевшего на одной из балок; он давным-давно истощил средства своего воображения, стараясь представить себе, какой вид имел пук высохшей и походившей теперь на кожу водоросли в своем родном элементе и как она росла там; и с того места, где он сидел, он не мог ничего разобрать на старой карте Англии, висевшей на противоположной стене, потому что время изменило ее приятный желто-бурый цвет в нечто похожее на цвет хорошо выгоревшей пенковой трубки. Действие, которое не прерывалось, было ему почти так же знакомо, как и самая сцена, тем не менее привычка не сделала его равнодушным к этому, и даже в настоящем расположении духа, погруженный в собственные мысли, Адам ощущал мгновенное движение прежнего сочувствия, когда смотрел на грубых людей, с трудом державших перо или карандаш скорченными руками или смиренно трудившихся над своим уроком чтения.

Класс чтения, сидевший теперь на скамейке перед столом школьного учителя, состоял из трех самых отсталых учеников. Адам мог бы узнать это без труда: ему стоило только взглянуть на лицо Бартли Масси, когда он смотрел сверх очков, которые спустил на хребет носа, не нуждаясь в них при настоящем деле. Лицо имело обычное самое кроткое выражение; седые, густые брови, под более острым углом, дышали сострадательною благосклонностью, и рот, обыкновенно сжатый и с несколько выдвинутою нижнею губою, был полуоткрыт, так что всегда мог подсказать слово или слог в помощь в одно мгновение. Это благосклонное выражение было тем любопытнее, что неправильный орлиный нос школьного учителя, несколько сдвинутый на одну сторону, имел несколько грозный вид; к тому же его лоб имел особенное напряжение, которое в глазах всех служит признаком резкого нетерпеливого нрава: синие вены выступали наружу, как струны, под прозрачною желтою кожею, и грозное выражение лба не смягчалось никакой лысиною, так как седые, щетинистые коротко остриженные волосы торчали над лбом теперь так же густо, как и в молодости.