…И неслышно, незаметно падают в бездну брошенные вожжи…
Да, он действительно ничего не пил. Даже свою кружку с соком где-то потерял. Сунул кому-то подержать, да и забыл. Не до нее как-то было. Все понеслось, завертелось, как бывало в далекие времена юности. То ощущение полета, безумия, надрывного счастья, когда все можно и все только в радость, оказывается, может приходить и в совершенно трезвую голову. Была бы атмосфера подходящая, да настроение, да музыка, да пять… нет, шесть хорошеньких девушек… ой нет, их уже почему-то восемь…
Боги, что этот крашеный переселенец выделывает с роялем! Да, зависть низкое и недостойное чувство, но что поделаешь, когда это чувство сильнее тебя! И какая к демонам разница, семь нот или двенадцать! Эх, слышала бы это Саэта…
Что? Я — плачу? Ты хорошо подумал, что сказал? Девица я тебе, что ли? Накурили тут, хуже чем у короля в кабинете, а потом удивляются, что у некурящих товарищей глаза слезятся… Да ты, может, хотел сказать, что я слабак? Да может, мы выйдем на минутку и выясним, кто тут из нас… М-да?.. Ну смотри, еще раз так ошибешься…
Какой блюз? Какой «тот самый»? А, который тогда у Жака, когда король подпевал? Да помню, конечно, с чего бы я такое забыл! Думаешь, стоит дуэтом? Ну тебе виднее…
Ох, кажется, опять перепутал… Санья — это певица, а Лаваэль — танцовщица… а художница тогда кто? Ольга, ты сама виновата, зачем ты их привела сразу столько? Нет, Зинь — бухгалтер, это я помню… Нет, с ней — вряд ли. Хорошенькая, бойкая, славная девушка, и я очень люблю хинеянок, но… тссс… Ольга, наклонись, только на ушко и по секрету… Ты видела, как сильно твоя подружка похожа на господина Флавиуса? Не хватало, чтобы он мне потом во сне привиделся… Да клянусь панталонами Мааль-Бли, я не шучу! Повернулся б у меня язык шутить с грозным именем господина Флавиуса… Не суетись ты так, я сам разберусь. И не задавай дурацких вопросов, кто мне нравится, сама будто не знаешь… А кроме тебя — все равно кто. Послушай, а твой Артуро тебя только ко мне ревнует или к королю тоже? Неправда, я не пьян! Честное слово! А если он тебя обидит, я ему… Ну вот, хоть бы дослушала…
Нет, столько девушек — это слишком… Я начинаю понимать короля… в некоторых вопросах…
— А давайте споем дуэтом…
— А давайте еще потанцуем?
— Ты осторожнее с Дианой, она знаешь чего делает? Сначала завлекает мужчин к себе, а потом заставляет позировать.
— А я видела, это Зинь твою кружку сперла!
— Да не ври! Она, может, и сперла, но уже после того, как ты туда чего-то насыпала.
— Сама не ври! Это вон та фифа с фиалочкой в декольте, а не я!
— И ты тоже!
— Еще одно слово, и ты всю оставшуюся жизнь будешь ходить в парике!
О небо, да кто же из них все-таки танцовщица, а кто скрипачка?.. И если Диана — певица, то зачем ей позировать?.. И кого же из них я пять минут назад поцеловал?
Гарри, отстань, ты пьян! Я не умею играть на рояле! Да на кой тебе сдалось, сам сыграй! Ах, вы с Ольгой хотите показать народу, как танцуют танго… Но я-то тут при чем? Я не умею! Да ты что, думаешь — ты мне покажешь, и я тебе сразу сыграю? Не было такого, тебе показалось! Нет, не надо давать мне гитару! Я же фальшивить буду! У меня же правая рука после контузии отнялась! А впрочем… раз Артуро так вцепился в свою гитару и не хочет мне отдавать… заберите у него и давайте мне! Да не ной ты, трус несчастный, не поломаю!..
Кто лажает?! У кого там дракон по ушам потоптался?! На три тона ниже! Дайте кто-нибудь трубачу по ушам, чтобы прочистились! Или не наливайте ему больше!..
Имейте совесть! Смените меня кто-нибудь! Меня пять девушек ждут! Семь… Двенадцать… четырнадцать… да что ж они так мелькают…
А куда действительно девалась кружка? Неужели бухгалтер Зинь в самом деле стащила ее на память?
— Тебе нравится дракон?
— Который? — Небо, кто бы вот напомнил, это Диана или Лаваэль?
— Вот этот, на стене.
— Реалистично. — А что еще сказать, можно подумать, товарищ Кантор такой уж специалист в живописи… — Даже на Хрисса чем-то похож.
— Сам Хрисс и позировал! — с гордостью объявляет девушка, поправляя золотисто-рыжеватый локон. — Ольга его попросила, он согласился.
— А рисовал кто?
— Я!
— Дракона? С натуры? Ты смелая девушка!
— Дракон не страшный. А вот идти одна домой я как-то побаиваюсь.
— А что, уже…
Кантор оглядывается по сторонам и видит, что действительно пора. Ибо Гарри спит под роялем, близнецы привычно переругиваются и вяло пуляют друг в дружку вишневыми косточками, милашка Зинь, пошатываясь, нежно прижимает к сердцу какую-то плотно закупоренную бутылочку темного стекла и возглашает:
— Ольга, ты представляешь, твой бухгалтер пьян как скотина…
А рядом Артуро Сан-Барреда подает Ольге плащ, заботливо подхватывает под руку и ведет прочь… домой… И там он будет ее трахать, чтоб ему на фиг все отпало!
Наверное, от обиды и из чувства протеста Кантор и потащился провожать отважную художницу. Все-таки она была славная и к тому же не крала его кружку, ничего в нее не сыпала и никому не грозилась выдергать волосы. Правда, предупреждения заботливых соперниц оказались правдивыми.
Когда провожальщик зашел на чашку чаю и начал раздеваться для предстоящего чаепития, его как-то угораздило на миг повернуться к даме спиной. Услышав сдавленное «ах!» и вспомнив, как выглядит его спина стараниями трудолюбивого Тедди, Кантор поспешно обернулся и… увидел в глазах девушки не страх и не сочувствие, а сумасшедший, неописуемый восторг.
— Потрясающе! — восхищенно выдохнула художница, ухитряясь как-то одновременно совместить объятия с ощупыванием заинтересовавших ее достопримечательностей. — Какие изумительные шрамы! Диего, я тебя умоляю, ты просто обязан пять минут посидеть спокойно, чтобы я могла хотя бы набросать… Твоя спина стоит того, чтобы ее увековечить!
— Но не сейчас же… — только и смог ответить Кантор. Как-то неуместно было бы сейчас прерывать начатое ради сеанса живописи…
— Но завтра ты посидишь? Пожалуйста! Пообещай!
Эх, чего только не пообещает мужчина в такой ситуации… Теперь никуда не денешься, придется держать слово и сидеть, как болван, не двигаясь, пока художница не увековечит труды голдианского палача. Причем сидеть полуголым в нетопленой мастерской.
Впрочем, Кантор ничуть не сожалел о прошедшей ночи. Хотя внутренний голос, который вчера, как ни странно, помалкивал, ехидно заметил, что товарищ как потерял невинность, так и пошел по рукам.
«Заткнись, придурок! — огрызнулся Кантор. — Лучше посоветуй, под каким предлогом перенести предстоящее безобразие на четный день. Вот будет весело, если у меня посреди сеанса приступ начнется…»
К превеликому его сожалению, приступ начался прежде, чем они с голосом успели что-то придумать. И отчего-то именно сегодня оказался особо болезненным, а ничего из лекарств Кантор с собой не захватил, так как рассчитывал ночевать дома. Стоило ему пошевелиться, как проснулась Диана и, само собой, никуда его в таком состоянии не отпустила, велев оставаться в постели, пока не полегчает. В результате Кантор никуда не ушел, а художница вместо спины получила в свое распоряжение его перекошенное от боли лицо, которое, по ее мнению, тоже надлежало непременно запечатлеть. Видимо, сегодня был некий особенный день, когда художникам везет, а всем прочим — нет.