— Это очень странно, — серьезно сказал Сварог. — Что-то я не припомню купцов, торговавших бы таким манером… И почем их продают?
— А вы разбираетесь в ценах на всякие мелочи? Короли обычно никогда ни за что не платят, за них это всегда делает казначей.
— Ну, я не всегда был королем, — сказал Сварог. — Было время, жил в Равене самым обычным человеком, так что за все платил сам (он не стал рассказывать, как они с Яной переодетыми путешествовали по Талару и за все опять-таки платил он, к чему лишние да и чисто личные подробности?) Лучше всего я разбираюсь в ронерских деньгах и ценах, именно там бывал чаще всего…
— Цена везде неизменная — один серебряный сестерций.
Что ж, было чему удивиться, было в чем узреть странное… Сварог быстренько припомнил то, с чем, что греха таить, сталкивался чаще всего: цены в кабаках, тавернах и тому подобных заведениях.
— Не знаю, как на Сегуре, — сказал он. — Но в Равене один серебряный сестерций, монетка, в общем, мелкая — это кувшин не самого лучшего пива, пусть не в низкопробном, но дешевом кабаке для народа попроще…
— У нас примерно так же, — она улыбнулась. — Я не хожу по кабакам, но расспросила своих сыщиков. Они тоже в первую очередь сопоставили цену с ценой на пиво… Пресловутая мужская логика, надо полагать, везде одинакова…
Сварог внимательно рассматривал диск — тот, что с кораблем. Отличная шлифовка, довольно искусная гравировка — ручная работа, естественно, на Таларе пока что нет механизмов, способных производить такие вот штуки машинным способом на конвейере.
— Я, конечно, плохо разбираюсь в искусстве, — сказал он. — Но мне одно время пришлось жить в одном интересном местечке, где обитает самый разный творческий народ. Кое-чего насмотрелся и наслушался… Такое впечатление, что за работу хороший мастер возьмет даже побольше сестерция…
— Вот именно, — сказала Айвика. — У нас есть камнерезных дел мастера, немного, но есть. Я с двумя говорила. Они были в недоумении. И порознь сказали одно: и тот, и другой за такую работу взял бы не меньше четырех-пяти серебряных сестерциев. А если довелось бы продавать, продавали бы не меньше чем по десять.
— Значит, вот такие филантропы эти ваши племянники Дитрич, — сквозь зубы сказал Сварог. — Продают товар в несколько раз дешевле, чем он им обошелся. Да вдобавок ввозят его контрабандой. Кстати, а на легальный ввоз таких штук есть какие-нибудь запреты?
— Никаких, — сказала Айвика. — Обыкновенное дешевое украшение. И ввозная пошлина была бы небольшая. Но они почему-то действуют именно так: ввозят контрабандой, платят большие взятки и таможенникам, и тем, кто им подделывает бумаги, согласно которым товар происходит из одного из Вольных Маноров. Я даже с дядей советовалась. Он лет десять как на пенсионе, ему уже далеко за семьдесят, но ясность ума сохранил. А уж о контрабанде знает решительно все. Он в совершеннейшем недоумении. Такой контрабанды, себе в убыток, просто не должно быть. Контрабанда испокон веков служит для того, чтобы получить прибыль. И речь не обязательно о чем-то запрещенном законом вроде курительной дури: самые что ни на есть законные товары ввозят контрабандой, чтобы избежать уплаты пошлин…
— Лично у меня пока что одно-единственное объяснение, — сказал Сварог. — Вместе с этими безобидными штуками ввозят что-то гораздо менее безобидное. Ту же Дурь.
— Дядя сначала сказал то же самое. А потом подумал и заверил, что на это никак не похоже. Когда что-то весьма небезобидное прячут среди безобидного, безобидное всегда ввозят открыто. А здесь контрабандой ввозят одно безобидное. Не знаю, как было раньше, но за последний месяц, когда мы этим занялись, нашли возможность тайком проверять содержимое ящиков. Их из порта, не вскрывая, везут прямо на склад Дитричей — вот мы и подцепили человечка, одного из тех, кто ящики вскрывает как раз на складе. Он клянется и божится: всегда были только эти каменные штуки и ничего другого… Потом выправляют бумаги, по которым камни прибыли из Вольных Маноров, выставляют в продажу вполне открыто.
— И еще одного я не пойму, — сказал Сварог. — Что им мешает заранее выправить фальшивые бумаги и ввозить товар открыто? Так было бы гораздо дешевле, чем платить таможенникам гораздо больше обычной мелкой мзды…
— У меня тоже никто не понимает, — призналась Айвика. — Фантасмагория какая-то…
— Вот такие фантасмагории мне страшно не нравятся, — сквозь зубы сказал Сварог. — Потому что за ними сплошь и рядом скрывается такое, отчего у многих прибавляется седых волос, а то и трупы случаются — из тех, что кончают с собой семнадцатью ударами ножа… Ну ладно. Гадать тут бессмысленно, нужна глубокая разработка. Кстати, что это за камень?
Айвика пожала плечами:
— Наши камнерезы такого не знают… Правда, честно признаются, что не знают всего на свете…
— Ну ладно, — сказал Сварог. — С камнями и племянниками закончили. Теперь давайте о вас. Как получилось, что вы всерьез ждете ареста?
— Они как-то узнали, — сказала Айвика, — о нашей работе во всех деталях. Объяснение одно: кто-то из моей службы предал: подкупили, запугали, еще что-то… За три дня до отъезда королевы я решила передать ей дело и образцы, чтобы она дала санкцию взяться за всю цепочку. Поручила своим людям привести в порядок все бумаги, оформить, как полагается, упаковать камни… На другой же день меня пригласил на обед тот самый помощник бургомистра. И меж переменами блюд спокойно, даже весело открыл карты. Сказал: они все знают о моем расследовании. И привел такие подробности, что сомнений не осталось: знают. Все. Потом предложил забыть о расследовании и передать ему все бумаги. Камни отдавать не обязательно: сами по себе они не улика. За это он мне обещал тридцать тысяч ауреев золотом.
Сварог покачал головой:
— Ничего себе взяточка… Лишний раз убеждает: здесь что-то крайне серьезное… Если по правде: колебаний не было — взять, не взять?
Айвика надменно вздернула подбородок:
— Ни малейших. (Не врет, отметил Сварог). Я просто-напросто сказала, что подумаю до вечера, а сама, едва закончили обед, отнесла все королеве. Она очень заинтересовалась, сказала, что непременно этим займется, но — чуть погодя. Что сейчас у нее на плечах крайне серьезное дело, важнее которого в данный момент ничего нет. Ну, а потом она улетела… и уже не вернулась. Настало безвременье. Вечером того дня, когда мы получили «Гвардейский вестник», ко мне приехал помощник бургомистра и стал выспрашивать, где бумаги. Я сказала, что не знаю, что королева, скорее всего, отправила их вам. Простите, что я вас впутала, но вы им явно не по зубам…
— Да уж, надо полагать, — сказал Сварог с недоброй улыбкой.
— Он сказал, что я вру. Что бумаги где-то во дворце. Потребовал, чтобы я сказала, где. Уж не в том самом ли несокрушимом сейфе королевы, о котором ходит столько россказней? Я твердила, что не знаю. Он настаивал…
«Интересно, на что этот урод рассчитывал? — подумал Сварог. — Силовое поле ему никак не по зубам. Впрочем… Есть другой метод. Уязвимое место сейфа в том, что силовое поле не весит ничего. Так что особый шкаф по весу не превосходит обыкновенные. В конце концов, чтобы избавиться от компромата не обязательно нейтрализовать поле. Имея в сообщниках министра двора, не особенно и трудно под благовидным предлогом просто-напросто унести шкаф из дворца. Вывезти на корабле подальше в море и утопить где-нибудь на глубине. Поди поищи потом… Люди советника Айкеса могли и не уследить — против них тоже можно придумать какой-нибудь хитрый финт…»