– Эти примеры ни о чем не говорят, поскольку я могу вам привести ответный список людей, которые уехали из Америки по тем же причинам – из-за ущемления свобод. Один из таких людей сидит перед вами.
– Но вы, Дин, не были объявлены у себя на родине врагом и до сих пор сохраняете гражданство США. А наши невозвращенцы объявляются здесь предателями и отщепенцами. Это как объяснить?
– Наверное, недостатками вашей системы, которая продолжает жить по законам военного времени. Здесь я с вами согласен. Но я уверен, что люди, которые бегут отсюда в поисках свободы творчества, на Западе не обязательно ее находят. Человек прежде всего должен быть свободен внутри себя. Если этого нет, то никакие поиски вовне к хорошему результату не приведут. Поэтому те имена, которые вы мне привели, сегодня звучат в одном контексте, а завтра могут звучать уже в другом. Время – лучший судья.
– Ни в каком другом контексте эти имена звучат не будут, – голосом, полным уверенности, произнес критик. – Нуреев и Барышников прекрасно устроились на Западе и будут себя чувствовать точно так же и через двадцать лет. Уверен, что и Годунов найдет себя на чужбине. А вот те, кто здесь остается, вынуждены творить в условиях откровенной несвободы. (Критик ошибается: Нуреев заразится СПИДом в самом начале 80-х и умрет в расцвете славы – в 54 года. А Годунов скончается от алкоголизма, который станет следствием его тоски по родине, на 45-м году жизни. – Ф. Р.)
Ну что, например, снимают наши знаменитые режиссеры? Бондарчук взялся экранизировать вашего земляка и однофамильца Джона Рида, Герасимов ушел в еще более давнюю историю – в петровскую Русь, а один из самых талантливых молодых режиссеров, Михалков-Кончаловский, снял заказную картину про нефтяников Сибири. А что снимают прогрессивные американские режиссеры? Стэнли Крамер выдал социальную драму «И спотыкается бегущий», Поллак – «Электрического всадника», где разоблачает дельцов от рекламного бизнеса, Скорсезе – «Бешеного быка» про жестокую реальность капитализма, Чимино – «Охотника на оленей» про ветеранов вьетнамской войны, и так далее. А где же обличители наших пороков? Или у нас их нет? Да у нас, будет вам известно, с каждым годом становится их все больше и больше.
Выдав этот монолог, критик на некоторое время замолчал, чтобы «промочить» горло очередной порцией «Посольской», которую он закусил бутербродом с икрой. Затем, интенсивно двигая челюстями, он продолжил наседать на Дина:
– Вот у вас в прошлом году вышел фильм Уолтера Хилла «Воители», про то, как в Нью-Йорке воюют друг с другом молодежные банды. Думаете, у нас таких сюжетов нет? Ошибаетесь, любезный! В прошлом году у нас славный город Казань прославился именно тем же – настоящим взрывом молодежного насилия. Там объявилось несколько десятков банд, которые поделили город на части и воюют друг с другом, в том числе и с помощью огнестрельного оружия. В этой схватке льется кровь, гибнут молодые люди. Разве это не тема для остросоциального фильма? Вместо этого у нас два года назад лидером проката стала картина «Несовершеннолетние» – этакая розовая сказка про то, как двое бывших солдат чуть ли не в одиночку перевоспитывают отъявленных хулиганов.
– Значит, вы ратуете за то, чтобы все мерзости и жестокости этого мира находили свое воплощение на экране? – спросил Дин.
– Именно! – тыча указательным пальцем Дину в грудь, заявил критик. – Только таким образом мы сможем эффективно бороться с нашими общественными пороками. Это можно сделать только правдой и ничем больше. Умолчание лишь плодит число этих пороков.
– Однако те же «Воители» вызвали настоящую вспышку насилия в Америке, – напомнил Дин своему собеседнику общеизвестный факт. – Даже американские критики это отметили, написав, что со времен другого подобного фильма – «Механического апельсина» Стэнли Кубрика – такой волны насилия еще не было в Штатах. Несколько кинотеатров даже отказались прокатывать картину в своих залах, а другие наняли дополнительных охранников, которые должны были присматривать за порядком во время сеансов.
Или взять другой пример: так называемое «дело Заморы», датированное прошлым годом. Двое пятнадцатилетних парней, Рональд Замора и Дэррел Агрелла, из курортного города Майами-Бич забрались в квартиру 82-летней старушки и застрелили ее из пистолета, забрав чуть больше четырехсот долларов. Причем застрелили очень грамотно – положив подушку ей на лицо. Когда их арестовали, выяснилось, что подобный способ убийства они подсмотрели в популярном телесериале «Коджэк». А еще некоторое время спустя врачи обнаружили у Заморы болезнь – «телевизионную наркоманию». Оказывается, этот парень обожал смотреть боевики и фильмы ужасов.
Суд над малолетними убийцами широко освещался в Америке, став первым процессом, который от начала до конца транслировался по телевидению. И знаете, что ужасно: после этого у Заморы появились подражатели, которые захотели точно такой же славы. Для того, чтобы прославиться и появиться в телевизоре, они тоже отправились убивать. Что вы скажете на это?
– Скажу, что все это чепуха! – с раздражением отмахнулся критик. – Этот ваш Замора убил бы старушку и без всякого сериала. И те, кто захотел ему подражать, похожи на него: это дети с плохой наследственностью. Взять, к примеру, тех же казанских бандитов, о которых я говорил. Они ведь росли при советской власти и смотрели наши родные советские фильмы, в которых вообще нет сцен жестокого насилия. Понимаете, Дин: нет вообще! Однако жестокие казанские подростки, убивающие людей, откуда-то ведь взялись. Отсюда вывод: либо их такими сделало наше гуманное кино, либо в этом виновата та среда, где они живут. Я лично склоняюсь к последнему варианту.
– И все же я не согласен с вами в том, что ваше кино нуждается в резкой смене курса: оно четко следует цели построения гуманного общества. Да, в нем есть свои недостатки, как и в любом другом, но в целом оно здорово и продуктивно. Если вам, к примеру, в течение нескольких месяцев показывать низкопробные американские боевики, вы превратитесь в одичавших людей.
– Это почему? – удивленно взметнув брови вверх, спросил критик.
– В вас нет иммунитета к насилию. Вы похожи на индейцев, которых белые спаивали тысячами, поскольку организм коренных жителей Америки не был способен воспринимать алкоголь. Западное кино – это продукт капиталистического общества, где всем правит жесткая конкуренция. И западный зритель, приученный выживать в каменных джунглях, к такого рода кинематографу уже привык. А вы – нет и никогда не привыкнете. Поэтому вы, как индейцы к алкоголю, тянетесь к нему, но стоит вам его распробовать, как вы начнете вымирать. Прежде всего духовно. В этом я глубоко убежден.
Между тем в Ленинграде Дин и другие участники фестиваля пробыли сутки, посвятив это время знакомству с достопримечательностями славного города на Неве. Несмотря на то что Дин уже бывал здесь неоднократно, он все равно с удовольствием еще раз посетил эти места: Эрмитаж, крейсер «Аврору», Петергоф, киностудию «Ленфильм».
Вернувшись в Москву, Дин вновь окунулся в фестивальную текучку. В те дни у него произошла знаменательная встреча с земляком, которому суждено будет стать другом Дина. Речь идет об американском режиссере документального кино Уилле Робертсе. Их встреча произошла совершенно случайно на Красной площади, куда оба пришли, чтобы полюбоваться здешними красотами. Во время прогулки Робертс обратил внимание на толпу людей, которые окружили высокого статного красавца и стали атаковать его просьбами дать им автографы. Поскольку до этого Робертс никогда этого мужчину не видел, он обратился за разъяснениями к переводчику. И тот, удивленно округлив глаза, сказал: