Дин Рид: трагедия красного ковбоя - читать онлайн книгу. Автор: Федор Раззаков cтр.№ 165

Исходя из этого, еврокоммунисты отвергали идею диктатуры пролетариата, поскольку, по их мнению, эта идея так и не была нигде осуществлена – еще ни разу в истории пролетариат не добивался своей диктатуры. Под взятием власти идеологи еврокоммунизма понимали не однопартийный переворот, а приход к управлению государством широкого народного объединения – фронта трудящихся и интеллигенции.

В авангарде критиков КПСС шла компартия Испании. Сразу после легализации в 1977 году тамошние коммунисты вычеркнули слово «ленинская» из определения своей партии. Как объяснил лидер КПИ Каррильо: «Я мотивировал этот шаг тем, что ленинизм принадлежит уже прошлой эпохе. Конечно, рабочий лидер, который не читал Ленина, безнадежно необразован. Но если вы хотите иметь современную партию, которая хочет решать современные проблемы, то надо признать: основополагающие идеи Ленина устарели и в современных условиях могут оказаться ошибочными. Я имею, прежде всего, в виду идею превращения империалистической войны в гражданскую и захвата власти, а также идею диктатуры пролетариата».

В мае того же 1977 года тот же Каррильо выпустил книгу «Еврокоммунизм и государство», где говорилось, что советская система вовсе не диктатура пролетариата и не рабочая демократия, а бюрократическая диктатура чистой воды. Да еще со всеми отличительными чертами тоталитарного режима. Эта книга была напечатана во многих странах, однако в СССР она была запрещена. В журнале «Новое время» появилась короткая аннотация на эту книгу, где она была разбита в пух и прах. В статье говорилось, что этой книгой лидер испанских комммунистов оказывает хорошую услугу классовому врагу и способствует усилению агрессивного блока НАТО. Что, кстати, было недалеко от истины.

Именно об этой доктрине еврокоммунизма и спорили Дин и Хуан, когда встретились вновь после стольких лет разлуки. Хуан горячо поддерживал лидера своей компартии, Дин же, напротив, критиковал его, хотя некоторые его постулаты и поддерживал: расширение свобод, разделение властей. Однако в остальном радикализм еврокоммунистов его откровенно пугал. Хуан пытался его переубедить.

– Как ты не понимаешь, что Октябрьская революция дала гораздо больше народам за пределами СССР, чем его собственным народам, – горячился Хуан. – Из страха, что она вызовет цепную реакцию, капитализм был вынужден сделать столько уступок, что они модифицировали нашу систему. Сегодня испанские рабочие имеют такие права, которые советским даже не снились.

– А ты был в Советском Союзе, чтобы судить о правах их рабочих? – не менее эмоционально отвечал своему оппоненту Дин. – Да, там много недостатков, но эта система функционирует и обеспечивает жизнедеятельность огромной страны, в которой почти два десятка республик. И рабочих там никто не эксплуатирует, подобно тому, что происходит на Западе. Ты хоть раз слышал, чтобы в Советском Союзе бастовали фабрики или заводы?

– Может быть, советские рабочие и рады бы забастовать, но они боятся репрессий.

– Да нет там никаких репрессий вот уже почти тридцать лет! Сколько можно пугать мир сказками о жуткой атмосфере, царящей якобы в СССР?!

– И однопартийной системы там тоже нет? – с явной издевкой в голосе спросил Хуан.

– Вот это есть, врать не буду. Однако почему ты берешь на себя смелость поучать другую компартию, какую систему ей развивать? К тому же наличие многопартийной системы совсем не означает плюрализма мнений. Ты вот критиковал меня за то, что я поселился в ГДР, утверждая, что там самый заидеологизированный режим из всех просоветских. Но ведь в Восточной Германии существует многопартийная система. Значит, ты противоречишь своим словам.

– Нет, не противоречу. И в Советском Союзе, и в ГДР партии исповедуют демократический централизм, который и является главным тормозом для развития этих партий. Мы же от этого отказались. Как только вышли из подполья, так сразу и убрали этот самый демоцентрализм. Теперь у нас существует тайное голосование – с первичек до самого верха. Мы отменили положение, обязывающее состоять членом партии несколько лет, чтобы получить право войти в руководящие органы, в том числе и ЦК. Мы гарантировали права меньшинства – и все получили возможность высказывать и отстаивать свои платформы на съездах и собраниях. Ведь сегодня рабочий класс не имеет ничего общего с тем пролетариатом, который существовал в начале века. И его интересы не может представлять монолитная и вооруженная единогласием партия.

– Ты еще забыл упомянуть, что ваша партия заключила исторический компромисс с либеральной буржуазией, – не скрывая своего сарказма, произнес Дин.

– Да, заключила и опять же по той же причине: сегодня на дворе иные времена. После Октябрьской революции утекло слишком много воды, и новое общество можно строить лишь с участием самых различных политических и социальных сил, гарантируя неприкосновенность основных коллективных и индивидуальных свобод.

– Однако, идя на этот компромисс, вы не боитесь, что рано или поздно сами превратитесь в мелкобуржуазную партию? Что главным для вас станет ваше собственное благополучие, а не интересы народа?

– Можно подумать, в Советском Союзе партийная верхушка не превратилась в мелкобуржуазную уже сегодня? – засмеялся Хуан. – Разве ты не видешь это собственными глазами каждый раз, когда приезжаешь туда? Да и в ГДР, насколько я знаю, произошло то же самое.

– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. Но ваши руководители совершают гораздо больший грех: они сеют неверие в рядах своей партии открыто, даже бравируя этим. Я даже думаю, что это делается сознательно, чтобы завоевать новые симпатии и получить возможность соучастия в правительстве. Мне кажется, что вся ваша критика коммунизма есть попытка не дать марксистский анализ современных задач борьбы за преобразование общества, а желание приспособиться с правых позиций к сегодняшней ситуации. Ведь ваши лидеры ищут только плохое в коммунизме и целенаправленно акцентируют на этом внимание. Но разве было только одно плохое? Разве не благодаря Советскому Союзу состоялось международное признание ГДР и границ, которые сложились в Европе после Второй мировой войны? Или налаживание сотрудничества с социал-демократами? Или подписание Брежневым и Фордом во Владивостоке заявления, в котором Америка признавала принцип мирного сосуществования? А созыв Хельсинкского совещания? Вы же все это сознательно забываете и вместо того, чтобы поддерживать все эти начинания, вносите раскол в коммунистическое движение.

– Это не раскол, а позитивная критика, – продолжал стоять на своем Хуан. – Другое дело, что люди, которых ты поддерживаешь, не признают вообще никакой критики. Они закостенели в своем развитии и являются тем самым балластом, который тянет нас всех на дно.

– А может, на дно тянете именно вы, еврокоммунисты? В своих действиях вы похожи на капитулянтов, приспособленцев. Ваша партия становится мелкобуржуазной, о чем наглядно говорит множество фактов. Вы отказались от требований земельной реформы, национализации. Вы даже не хотите устранить бывших франкистов из госаппарата, что уже само по себе о многом говорит. Вы присоединились к «пакту Монклоа», который создан, чтобы держать в узде трудящихся, которые стали жертвами радикального капиталистического «оздоровления» экономики. Я понимаю, что таким образом вы хотите стать правительственной силой. Но этот компромисс в равной степени может как вознести вас вверх, так и сбросить вниз.