Дмитрий Лихачев - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Попов cтр.№ 65

«Таким образом, — пишет Ю. И. Курбатов, — вольно или невольно была обозначена сверхактуальная проблема соотношения интеллектуальной модели (содержания) и формы — на примере садов и парков».

И где нет содержания — там бледнеет и исчезает форма. «Идейное содержание» необходимо всюду — хотя невежественные люди перестали уже понимать: какое «идейное содержание» может быть в обычном сквере или доме? На самом деле — оно необходимо, и чем оно необычнее и богаче, тем интереснее дом, а значит, и жизнь.

«Иногда, — пишет Лихачев, — „садовые идеи“ появляются впервые за пределами садоводства: в поэзии и живописи, но также в философии, физике и даже в политике…»

«Пейзажный парк, — пишет Лихачев, — был отражением английского либерализма».

«И для всех искусств, — утверждает Лихачев в этой книге, — существует общее культурное поле и общее влияние».

Курбатов в своей статье акцентирует мысль о том, что «в сдерживании атаки мертвенных „техногенных тенденций“ огромное значение приобретает ландшафтная архитектура, в силу своей специфики и особенностей своих материалов обращенная к человеку и природе».

«Именно поэтому, — утверждает он, — книга Лихачева будет полезна и в XXI веке».

Приведем несколько отрывков из нее — где особенно ощутимо показана необходимость идейного насыщения жизни на примере истории садов:

«Скрытую символику имеют сады нового времени. Знаменитая трехлучевая композиция садов Версаля… аллеи символизировали собой солнечные лучи, расходящиеся от площади со статуей Аполлона — некоей ипостаси не только солнца, но и самого „короля-солнца“ Людовика XIV».

«В эпоху Средневековья внутренние монастырские сады делились аллеями крестообразно на четыре зеленых кабинета, а в центре схождения аллей (то есть в центре креста) находились либо колодец, либо фонтан, либо дерево (символ вечной жизни), либо сажался куст роз, символизирующий Богоматерь».

«В европейских садах вплоть до середины XIX века устраивались лабиринты… Первоначально лабиринты изображались на стенах церквей как символы тех противоречий, к которым приходит ум человека, не озаренный Священным Писанием. После их выкладывали мозаикой на полу храмов (в Шартре — в 1225 году, в Реймсе — в 1250-м), и по извивам их проползали на коленях богомольцы, заменяя этим далекие обетные паломничества. Наконец, тот же мотив начали применять в садах, так как на небольшом сравнительно пространстве получалось много места для прогулок. Петр I устраивал лабиринты во всех своих наиболее значительных петербургских садах. Петр любил завести в лабиринт своих гостей и заставить их самих из него выбираться… До XVII века на Руси лабиринты в садах неизвестны».

«…B семантической системе различных стилей самое разнообразное назначение имели эрмитажи — подчас очень отдалявшиеся от своего основного назначения — служить местом обитания отшельника (эрмита)… В Царском Селе было два эрмитажа — Эрмитаж, построенный Растрелли, и Грот».

«Сад часто в Средние века уподобляется книге, а книги (особенно сборники) часто называли „садами“, „вертоградами“, „лимонисами“ или „лимонариями“. Сад следует читать, как книгу, извлекая из него пользу и наставление. Труд писателя на Западе в Средневековье уподобляется труду садовника, который высаживает цветы. Уподобление литературного произведения саду есть у Платона в „Федре“. Здесь Сократ говорит о „садах из букв и слов“».

«Из русских монастырских садов за пределами монастырских стен, сведения сохранились… о Кедровой роще Ярославского Толгского монастыря… На одном из кедров в особой часовенной пристройке помещалась Толгская икона Божьей Матери… по преданию, чудотворная икона найдена на этом кедре».

«В позднее Средневековье на Западе появились „сады любви“, предназначавшиеся для любовных уединений, а также просто для отдыха от шумной придворной жизни. Здесь занимались музицированием, рассказывали различные истории, читали книги, танцевали, играли в шахматы…. Прекрасное описание позднесредневекового сада содержится в Третьем дне „Декамерона“».

«В эпоху Ренессанса… сады часто соединялись с учебными и учеными учреждениями (знаменитые „сады для занятий“ в колледжах Оксфорда и Кембриджа)».

«Одним из самых характерных для Романтизма был переход от счастья к грусти и от грусти к счастью… С середины XVIII века начинается культ надгробных памятников среди природы. В садах можно увидеть памятники знаменитым людям, возлюбленным, любимым собакам и лошадям».

«Сад всегда должен был давать представление о богатстве Вселенной. В средневековых садах Западной Европы появились цветы, вывозившиеся крестоносцами с Ближнего Востока, а в эпоху Ренессанса и барокко увлечение экзотическими цветами приобрело характер мании…»

«В садах средневековых замков выращивались как лекарственные травы, так и ядовитые травы для украшений и имевшие символическое значение… Особое значение придавалось душистым травам. Одной из причин этого было то, что замки и города были полны дурных запахов, объяснявшихся плохими санитарными условиями».

«Хотя „Цветы зла“ Шарля Бодлера написаны в традициях „книг-садов“, прокуратуре не понравился аромат „болезненных цветов“, автор в 1857 году был осужден „за оскорбление морали и добронравия“ (прокурор требовал осуждения „за оскорбление религии“) и приговорен к тремстам франкам штрафа. Многое в этом саду повторяет устройство былых садов — с точностью до наоборот. Здесь есть фонтан, но из него струится кровь („Фонтан крови“). Здесь слышны молитвы, но они обращены к Сатане… Это сад, из которого надо бежать, как из цирцеиных садов, „дабы не стать скотами“»…

Лихачеву был дан дар — внезапно выйти из однообразного русла прежних исследований, найти неожиданный, красивый поворот, затронуть тему, интересную более широкому кругу, нежели круг узких специалистов. Не каждому, даже очень способному ученому, присущ такой дар. Лихачеву это было дано. Поэтому его имя известно столь широко. Он мог, не покидая сферы науки, вызвать своими книгами огромный интерес.

Принц Чарльз пришел в восхищение от книги Лихачева и пригласил его, в сопровождении дочери Людмилы, приехать и ознакомиться с садами, которым он уделял много внимания. Принц Чарльз был истым англичанином — лишенным чванства, корректным, внимательным собеседником. Многие замечательные принципы английской жизни оказались чрезвычайно близки Лихачеву, и он, вернувшись, много рассказывал о них: ему английский стиль жизни был близок. В письме своему старинному другу Сигурду Оттовичу Шмидту он писал 14 июля 1995 года:

«…У принца Чарльза было очень интересно. Он подарил большую книгу о своих садах и хозяйстве. Мы были у него на западе Англии в Хайпроуводе, осматривали с ним его хозяйство, которое он стремится сделать чистым, без удобрений… Чарльз собирается посетить Болдино, а также Нижний, Ярославль. Он слывет в Англии русофилом. Вообще он произвел приятное впечатление скромного и культурного человека».

Этих милых черт, которые Лихачев так ценил, он не находил среди российских «хозяев жизни», «друзей народа», как саркастически называли в России вождей, новых и старых.