Дмитрий Лихачев - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Попов cтр.№ 38

Казалось бы, ясно: «Не оспаривай глупца!» Но с изобретением диссертаций и научных званий ситуация значительно осложнилась: тебя могут обвинить не только в некомпетентности, но еще и в интригах, «перекрывании дороги» кому-то и т. д. И Лихачеву пришлось доказывать подлинность, значимость «Слова», защищать его от нигилистов, которым хотелось бы стащить «Слово» с пьедестала, а заодно — и самого Лихачева. Как раз второе, может быть, и было для многих главным.

Лихачев пишет спокойную, ничуть не агрессивную статью «Изучение „Слова о полку Игореве“ и вопрос о его подлинности», где он анализирует и отметает причины, по которым его противники относят «Слово» к гораздо более позднему веку, когда подобные сочинения уже не создавались.

Первый аргумент «ниспровергателей» был такой: «Слово», которое Лихачев относит к XII веку, было обнаружено не в древнем списке рукописей, а в более позднем, бумажном — а бумага стала использоваться никак не раньше XV века, а широкое распространение получила и того позже. Лихачев пишет в ответ: да, не оригинал, более поздняя копия — но и многие другие сочинения, чье древнее происхождение ни у кого не вызывает сомнений: «Слово о Законе и Благодати» Илариона, «Поучения Феодосия Печерского», «Хождения игумена Даниила», «Моление Даниила Заточника», обнаружены именно в позднем, бумажном варианте, а все известные подделки, с шумом разоблаченные, как раз были подделаны, для большей убедительности, под древние, «добумажные» рукописи, причем очень умело — ведь этим занимались такие знаменитые и понаторевшие фальсификаторы XIX века, как Бардин и Сулакадзев.

Отметает Лихачев и подозрения ниспровергателей насчет того, что Мусин-Пушкин специально сжег во время пожара 1812 года «Слово», чтобы скрыть факт подделки — то есть, как иронизирует Лихачев, «сжег вместе со своим домом, имуществом и исключительно ценным собранием рукописей». Неужто все это специально сжег?!

В том, что список «Слова» действительно существовал, подтверждает сам H. М. Карамзин, видевший его и сделавший из него выписки. «Слово», доказывает Лихачев, никак не могло быть создано в XVIII веке, поскольку оно было расшифровано и понято с большим трудом — вряд ли подделка может быть столь трудна для понимания: их всегда делают более «доходчивыми». Рукопись была записана слитными буквами, и было весьма непросто разъять их на слова, поскольку смысл многих слов рукописи был уже неизвестен. Лихачев указывает на многие случаи, когда слова не были разгаданы или разгаданы неверно и смысл оказывался темным или искаженным. Потребовалась долгая работа по расшифровке рукописи, и лишь намного позже темные места были расшифрованы. Для подделки это слишком сложно.

Лихачев вступает в спор и с главным тогдашним ниспровергателем «Слова» — французским филологом А. Мазоном, выпустившим свою книгу о «Слове» в 1944 году. Лихачев отвергает все доводы Мазона. Например, указывает на то, что рукопись «Слова» находилась в огромном томе других сочинений. Неужто были поддельными все сочинения — или в них было искусственно вставлено «поддельное» «Слово»? Такого история не знала: все известные подделки вовсе не «прятались» подобным образом, а, напротив, настойчиво демонстрировались. Дальше Лихачев проводит подробный анализ текста, доказывая несомненное его древнее происхождение.

В 1962 году в СССР был издан капитальный сборник «„Слово о полку Игореве“ — памятник XII века», содержавший обстоятельную, мотивированную научную критику Мазона многими авторитетными учеными. И, тем не менее, стоило «поднести спичку» — как все вспыхнуло опять! Именно после прочтения того солидного сборника, состоящего из весомых статей солидных авторитетов, Александр Александрович Зимин, доктор исторических наук из Москвы, окончательно решил заняться «Словом» сам.

«Надоела брехня!» — написал он. В 1960-е годы, во времена «оттепели», все хотели растопить какую-нибудь «льдину» из прошлого, что-нибудь разоблачить или опровергнуть — из прежней невыносимой жизни, в которой, однако, многие преуспели. 42-летний Александр Александрович Зимин был уже известным, уважаемым историком. Ни в какой нелояльности прежде замечен не был. Всегда, где нужно, вставлял цитаты из классиков марксизма и современных вождей, но при этом имел репутацию вполне серьезного, честного ученого. В пятидесятых — шестидесятых годах вышла целая серия солидных, научно обоснованных книг Зимина: «Реформы Ивана Грозного», «Опричнина Ивана Грозного». Его связывали хорошие, уважительные отношения с ведущими историками — Рыбаковым, Грековым, Тихомировым, Черепниным. В 1959 году он стал доктором исторических наук, а в 1962 году баллотировался в членкоры. Рекомендовали его два крупнейших авторитета (современные журналисты могли бы написать — два «крестных отца» исторической науки тех лет) — академики Борис Александрович Рыбаков, Михаил Николаевич Тихомиров и член-корреспондент Артемий Владимирович Арциховский. Так что назвать Зимина изгоем научного общества никак нельзя. При всем драматизме случившейся истории, при всех взаимных обидах, Зимина ни в коей мере нельзя назвать человеком непорядочным. Несдержанным — да. Человек он был, безусловно, одаренный и честный, и действовал из самых лучших побуждений: азартно решил рискнуть ради истины в науке, «не щадя живота своего».

«Слово о полку Игореве» давно привлекало его как историка, и он вполне искренне писал в одном из писем: «Филологи текст проанализировать не смогли, и придется кому-то за это браться».

Лихачева давно уже связывали самые сердечные отношения с известнейшим зарубежным филологом, выходцем из России, Романом Якобсоном. Якобсон стоял во главе «новейшей филологии», Лихачев не был приверженцем новых методов (некоторые из них, казалось, ближе к математике) — тем не менее Лихачева и Якобсона связывали самые дружеские, уважительные, устоявшиеся отношения. И в одном из писем Якобсон сообщает Лихачеву: «Уже два-три года назад Мазон рассказывал, что советский историк готовит веский материал о „Слове“, как продукте Екатерининской эпохи, и его авторе Иоиле».

Сам Зимин писал: «Эта борьба получила благожелательный отклик в сердцах многих людей доброй воли еще и потому, что им было тошно от казенного лжепатриотизма, расцветшего в 1940–1950-е годы».

Такой поворот казался Лихачеву особенно обидным и незаслуженным. Его, каторжника, обвиняли в заискивании перед государством, в создании мифов, угодных власти! Может быть, это заставило его и задуматься — а вдруг доля истины в этих обвинениях есть? Но держался он твердо, не отступал, боролся — при этом нигде и ни разу не переступил границы приличий, хотя, конечно, был сильно уязвлен.

Особенно горько было ему оттого, что среди сторонников Зимина оказались люди, близкие Лихачеву, в преданности которых он был прежде уверен. Одному из них, Я. С. Лурье, Зимин писал: «…Я в экстазе. Сижу и тружусь… Речь идет о „Слове о полку Игореве“ и „Задонщине“…»

Другому почтенному сотруднику Пушкинского Дома, Владимиру Ивановичу Малышеву, создателю институтского Древлехранилища, Зимин писал: «Дело чрезвычайной сложности. Нужна осторожность и тщательность… Нельзя ли как-нибудь приобрести книги Мазона и Фрчека, Прага, 1948 год, очень серьезный труд».

В следующем письме Малышеву в середине января 1963 года он писал: «…работы еще лет на пять. Решать надо солидно и наповал. Ваш разбойник Сашка Зимин».