Любовь и безумства поколения 30-х. Румба над пропастью - читать онлайн книгу. Автор: Елена Прокофьева, Татьяна Умнова cтр.№ 56

«В фильме произошла долгожданная встреча с актрисой, с образом которой еще с детства, с войны связано самое светлое и что-то хрупкое и женственное. ‹…› Она была уже немолодой, но осталась… с прозрачной кожей, с голубыми жилками на висках. В серых огромных глазах было так много грусти, терпения и боли! Я бежала на работу, чтобы видеть, как она входит в гримерную, как мягко и естественно здоровается, как спокойно и даже равнодушно смотрится на себя в зеркало… Как светится вокруг ее головы нимб тонких золотистых волос… Я поняла, что поразило меня в детстве, когда я смотрела „Жди меня”.

– „Жди меня”? Да, я люблю эту картину… Знаете, самое главное в жизни – иметь голову на плечах, всегда… и стойкость. А я… Я… нет. Не смогла. Сама. Только сама…»

Мария Симонова рассказывала: «Последние девять лет жизни мама числилась в Театре киноактера, этой „гробнице талантов”. Я говорю „числилась”, потому что все эти годы она выходила на сцену раз в два месяца в роли Марии Николаевны в спектакле „Русские люди”. В этом спектакле в другое время она играла другую роль. Трудно представить, как бы она жила, если б не поездки по стране с шефскими концертами! Она любила „глубинку”, там ее помнили. Она вообще очень любила общаться с самыми простыми людьми, влюблялась в таланты. Возвращаясь в Москву, названивала куда-то, пытаясь помочь. Кстати, никогда не козыряла своим именем, только когда просила за кого-нибудь. Меня она никогда не пилила „суровой материнской пилой”, я никогда не слышала ее крика и брани. Мои друзья-одноклассники обожали ее… В последние годы нашей с ней жизни она тщетно пыталась пробиться через мое равнодушие, неприязнь к ее боли-болезни. „Когда-нибудь ты поймешь…”»

Иногда Валентине удавалось победить свой алкоголизм. Но потом неизбежно случались срывы. Самый тяжелый был, когда Валентина, находясь на даче, услышала по радио объявление о смерти Константина Рокоссовского. В тот день она ударила Машу, пытавшуюся ее удержать от бегства в магазин за спасительной водкой…

А потом Маша вышла замуж. Сама стала матерью. Валентина осталась одна. Пила все сильнее. И сильнее тосковала. Продала и дачу, построенную отцом, и все драгоценности, подаренные Константином. Продавала вещи. Зазывала к себе в гости собутыльников и нередко бывала ограблена. Однажды в пьяной драке ей порезали лицо: до конца жизни у нее оставался уродливый шрам.

В июне 1975 года умер ее первенец, Толя Серов. Валентина ушла в запой… Потом вернулась к относительно человеческому существованию, но надежды на спасение уже не было.

10 декабря 1975 года Валентина Серова получила зарплату в Театре киноактера. Купила водки. А на следующий день ей позвонила ее подруга Елизавета Васильевна Конищева: она знала, что после зарплаты Серова всегда пьет, и хотела проверить, насколько все на этот раз плохо. Серова к телефону не подходила. И Конищева, у которой был ключ от квартиры, поехала ее проведать. Она не всегда так поступала, но сейчас возникло какое-то дурное предчувствие.

Она нашла Серову на полу, полураздетую, мертвую, с залитым кровью, почерневшим лицом. Квартира была разграблена.

Первой мыслью было – убийство…

Вскрытие показало – нет, сердечная недостаточность. Но возможно, возникшая во время драки… Однако травмы смертельными не были.

Валентина Серова умерла утром 11 декабря. Опять роковое для нее число 11!

Мария Симонова, рыдая, обзванивала всех знакомых по записям в старой телефонной книжке матери. Большинство выразили соболезнования, но прийти на похороны спившейся звезды отказались. И Константин Симонов тоже не пришел. Только розы прислал. Розовые розы. Пятьдесять восемь роз – для 58-летней покойницы.

Прощались с Серовой под запись ее голоса, под песню из «Жди меня»:

Присутствовавшие шокированно вслушивались в нежный голос, вглядывались в нежное молодое лицо на фотографии и – отводили взгляд от страшной старухи, лежавшей в гробу, чье разбитое лицо толком не могли загримировать: и не поверишь, что ей и шестидесяти не было…

И все же – великая любовь не умирает.

Даже если по сердцу бесконечно бить кувалдой – оно расколется, но и в осколках будет тлеть любовь.

Можно перечеркнуть прошлое, но нельзя полностью выкорчевать из себя чувство.

В 1979 году, незадолго до смерти, Константин Михайлович Симонов попросил дочь Машу привезти ему в больницу архив Валентины Серовой…

– Я увидела отца таким, каким привыкла видеть, – рассказывала Мария Симонова. – Даже в эти последние дни тяжкой болезни он был, как всегда, в делах, собран, подтянут, да еще шутил… Сказал мне: «Оставь, я почитаю, посмотрю кое-что. Приезжай послезавтра…» Я приехала, как он просил. И… не узнала его. Он как-то сразу постарел, согнулись плечи. Ходил, шаркая, из угла в угол по больничной палате, долго молчал. Потом остановился и посмотрел на меня. Никогда не смогу забыть его глаза, столько боли и страдания было в них, когда он сказал: «Прости меня, девочка, но то, что было у меня с твоей матерью, было самым большим счастьем в моей жизни… И самым большим горем…»

...

В своих воспоминаниях «Татьянин день» Окуневская писала: «Я прожила жизнь так, как считала нужным. И довольна ею. Тяжелая ли это штука – жизнь? Очень. Кто-то из умных сказал, что характер человека – это его судьба. Я-то до этого доперла своим деревенским умом. А по жизни так оно и есть».