Маленькая девочка из "Метрополя" - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Петрушевская cтр.№ 55

В гости по домам меня не звали.

Через год я приехала по их приглашению на фестиваль молодых режиссеров. Играли и «Чинзано». Так случилось, что ко мне специально приехала моя американская переводчица, театровед и специалист по Мейерхольду, Альма Лоу. Она посмотрела «Чинзано» и вечерним поездом уехала в Питер.

Я ничего не хочу сказать, но внезапно меня пригласили на пати в квартиру Матти Унта, завлита театра и писателя. И со мной как-то стали вроде бы дружить…

Я ничего не хочу сказать. Я их любила и вспоминаю о них с нежностью.

Глава следующая.

В 1980 году наш спектакль «Уроки музыки», прошедший в клубе МГУ на ул. Герцена шесть раз, был запрещен ректором Московского университета Логуновым. А затем началась эпопея под названием «Как Ефремов победил Логунова».

Мало кто знает эту волшебную историю.

Никто, если честно говорить.

Когда Виктюк поставил мои «Уроки музыки» в ДК МГУ на ул. Герцена (теперь там храм), в Москве началась обычная театральная паника. Все стремились в университетский клуб, а Виктюк, как нарочно, установил зрительские места на сцене. Туда надо было пробираться по какой-то лестничке, затем рассаживаться на хрупких конструкциях. Мест было мало. Внизу зиял пустой зал. Для задавленных советских зрителей это было непереносимое переживание. Свобода вот она, рядом, четыреста мест — а мы жмемся. Особо отчаянные устраивались на выступах стен. Помню эти фигуры, держащиеся за какие-то балки…

Разумеется, у входа возникали скандальные ситуации и прямой мордобой. Пожилому пожарнику журналистка Г. заехала по скуле. Все знали, такое долго не протянет, и лезли напролом. На седьмой раз в коридоре клуба появилось объявление: «Экспериментальный спектакль «Уроки музыки» закрыть в связи с окончанием эксперимента».

Затем нас с Виктюком вызвали к ректору МГУ Логунову (кто-то из друзей театра постарался). С нами пошли в бой Ефремов и Арбузов (с моей стороны) и главный редактор журнала «Искусство кино» Сурков (со стороны режиссера). Типа «дорогу женихову брату».

Что это была за феерия! Логунов смотрел и никак не мог насмотреться на Олега Ефремова. Сурков говорил опасные, почти антисоветские речи. Арбузов мудро молчал и производил могучее впечатление. Он не верил в победу. Меня вообще не спрашивали.

Университетский чиновник, шепелявый и лысый, пятнисто-розовый, какой-то шелудивый под ярким солнечным лучом из пыльного огромного окна, выступил довольно зверски:

— А вот вы, Олег Николаевич, почему бы вам не пофтавить «Уроки мувыки» у фебя в театре? Раф вы говорите, ффто это такое необыкновенное фобытие? А?

Он фыркал при разговоре. Фонтанчики слюны били из его рта и сверкали на солнце.

Ефремов ответил, что речь идет не о пьесе, а о режиссерском решении спектакля. Это главное. Спектакль как целостное решение, где все компоненты и т. д., это уже готовое произведение. И нет смысла его делать на другой сцене и другими средствами.

Ни к селу ни к городу Логунов, который до тех пор молча любовался Ефремовым, вдруг выступил:

— А я приехал в Протвино, а вы как раз оттуда уехали… А то бы встретились!..

Все помолчали, ошарашенные такой репликой.

Сурков очнулся и сказал, что они здесь нарушают постановления ЦК о работе с молодежью! (Жуткая крамола по тем временам, обвинение из разряда серьезных.)

— Надо читать эти постановления вам, вам, которые именно что работают с молодежью, — заявил Сурков.

Шепелявый, прыская слюной в контражуре (он сидел на фоне окна, прямо напротив меня), опять-таки победил:

— Че мне их читать, я их лично фам пифу. Мои пофтановления!

Мы возвращались из университета подавленные. Всё.

Мой Арбузик зорко и печально глядел вперед. Ефремов был невозмутим. Мало, что ли, его унижали и ставили на место.

Я, вспоминая, как косноязычный дядя пускал слюну, все еще смеялась.

А потом было очень тяжело.

Человеку, которого лишили свободы, можно утешаться тем, как смешно говорят тюремщики. Как они нагло врут.

Но этого хватает ненадолго.

Однако через некоторое время, в ноябре, Ефремов вдруг мне позвонил:

— Тут была у нас отчетная московская партконференция, — сообщил он.

— Да, я читала.

Это был великий ежегодный московский съезд всех партийных чинов. Надо было стать делегатом конференции! За такую честь сражались. Олег Ефремов им, разумеется, безо всякого усилия был. И слегка гордился этим. «У НАС отчетная конференция».

— Так вот (продолжал Ефремов). Ко мне подошел Логунов с тем своим человеком.

— Да ну!!!

(Разумеется, Логунов увидел на партконференции великого Ефремова, обалдел и, взявши под ручку своего слюнявого помощника, чтобы быть посмелее, подкатил к нему с разговором.)

Короче, они ему сказали, что, конечно, ни о каком «фпектакле» в МГУ и речи быть не может. Секундант ректора выразился в том смысле, что «универфитет» не может быть в конфронтации к «правительфтву».

(Ни больше ни меньше.)

Но что, дескать, эти ваши актеры и режиссер с автором и со своими «Уроками музыки» могут убираться на все четыре стороны и играть в другом каком-нибудь месте подальше.

— Это серьезно? — ахнула я.

Ефремов ответил:

— Я тоже этим интересовался. Но у них нет ни одной непродуманной фразы. Так, скорее всего, решили в верхах.

Я засмеялась от счастья и тут же позвонила своему дорогому режиссеру.

Очень скоро Виктюк нашел ДК «Москворечье», где директорша была согласна нас пустить.

И мы играли до лета 1980 года.

Рома Виктюк был моим очень хорошим другом. Я просыпалась часто от его звонка. Он бодро восклицал:

— Гениальная!!!

Я откликалась:

— Мейерхоллд?

После каждого спектакля «Уроков музыки» мы беседовали. Каждая моя — самая минимальная — просьба исполнялась.

Помню, я долго пыталась найти контакт с Валей Талызиной, исполнительницей роли Таисии. Валя была у нас единственная профессиональная актриса из настоящего московского Театра им. Моссовета. Остальные актеры были из университетского театра и исключительно для Феллини. Невероятные! Душераздирающая игра! А какие типажи! Галя Стаханова в роли Грани являла собой совершенно новый театр, новую манеру игры. He-театр. Бабы-актрисы таскались на далекую Каширку смотреть именно на нее в первую очередь… Один из актеров, игравший Иванова (Н.Степанов), вызывал особенный смех у зрителей (у актеров-зрителей он вызывал истерику). Они спрашивали, у какого гастронома мы подобрали этого алкаша. Мы отвечали, что он известный физик и лауреат Госпремии… Так вот, Валя Талызина их всех в веселые минуты называла «этта самодеятельность».