Бои на Дону и Волге. Офицер вермахта на Восточном фронте. 1942-1943 - читать онлайн книгу. Автор: Клеменс Подевильс cтр.№ 34

Я отполз и добрался по внутренней лестнице до боковой стороны дома, откуда открывается вид на бетонную дорогу, ведущую на северо-восток. На первом этаже оконный проем в результате попадания снаряда увеличился до пола. Но комната, смотрящая на восток, находится в тени, и это мешает наблюдению противника. На длинном столе лежит немецкий солдат со своим пулеметом. Он ведет наблюдение и отсюда контролирует широкую, как вначале кажется, вымершую бетонную дорогу. Но вот слева внезапно появляются три фигуры, в касках и развевающихся шинелях. Дорога широкая, по русским ведется огонь длинными очередями. Видно, как пули рикошетируют от дорожного покрытия у края водоотводной канавы справа, в которую упали трое русских, спасаясь от обстрела. Попали ли в них пули?

Командир роты рассказывает: утром его солдаты, как кроты, разрыли кучу щебня, которая находилась рядом с домом на противоположной стороне дороги. Под щебнем обнаружилась крышка подземного бункера. Потребовалась огненная струя из огнемета, чтобы принудить к сдаче засевших там русских – 10 человек и командир. «Проклятая крысиная война!» ^[62]. Она для наших солдат так же неестественна, как и отвратительна, в то время как для противника уличные бои являются хорошо знакомым элементом, который дает ему преимущество. Русские усовершенствовали определенную тактику, относившуюся к опыту Гражданской войны.

За 14 дней численный состав роты уменьшился до двух отделений. Лейтенант Х. является ее третьим командиром, из двух его предшественников один был убит, другой – тяжело ранен. Большая часть потерь – от огня минометов, противник установил их в очень большом количестве не только на обоих берегах Волги, но и на ее островах.

В полдень: обратная дорога в полк, командный пункт которого оборудован в подвале казармы из красного кирпича, в одном километре от передовых позиций. Наше наступление приостановилось после незначительного продвижения (см. выше – несколько десятков метров. – Ред.), поэтому ближе к полудню на линии фронта наступает временное прекращение огня. Однако наш участок и другие обстреливаются многоствольными реактивными установками и тяжелыми минометами русских (82-мм батальонные минометы образца 1941 г. – масса мины 3,1 кг, дальность стрельбы 3040 м, скорострельность до 25 выстрелов в минуту, и полковой 120-мм миномет образца 1941 г. – масса мины 15,9 кг, дальность стрельбы до 6000 м, скорострельность 12–15 выстрелов в минуту. – Ред.). Я бегу, жду в воронке. По сути дела, в этом нет никакого смысла. Нет сигналов, нельзя уклониться, найти укрытие перед стрельбой минометов, от этого сияния в ясном небе. Нельзя предвидеть, когда с грохотом поднимутся вверх желтые, как сера, фонтаны песка. В интервалах между ними царит абсолютная тишина ясного, знойного, осеннего полудня в груде развалин.

Дополнение ко вчерашнему дню. Между воронкой на дороге от бомбы, сброшенной пикирующим бомбардировщиком, и каменной стеной поврежденного дома лежит мертвая лошадь. Четыре ноги сильно распухшего туловища вытянуты вверх, они твердые, будто сделаны из дерева. Из анального отверстия, как из раны, вылезли туго набитые кишки. Голова, разбитая в кровь, начинает уже разлагаться. Ее словно напудрили известью с каменной стены дома. Черные глазные впадины наполнены хаотическим движением, как медленно бегущей волной. На трупе лошади и на ее фекалиях великое множество разноцветных мух.

Дорога назад через самый большой и глубокий овраг, который мне попадался до этого момента. Тут у самого края грязного ручья в самом низу ютятся гражданские лица. Исключительная нищета. Безразличные к угрозе минометного обстрела, эти русские сидят у кипящей на костерке кастрюли. Многочисленные семьи. От костра поднимается голубой дым. Пахнет капустой, которую разочарованно обнюхивает пес. Собакам лучше находиться наверху у туш убитых лошадей. Но и из кастрюль людей может перепасть не один дурно пахнущий кусок. Так, я увидел, что в переулке от одной убитой лошади остались только голова и копыта.

Убитые гражданские люди. Одного разрывом бомбы разорвало пополам. Бесформенная кроваво– красная масса вперемешку с одеждой. Надо мной, на телеграфных проводах, висит рука.

Когда я перехожу через гребень высоты на западной окраине Сталинграда, навстречу мне направляется, плача и громко крича, группа людей. Две женщины в отчаянии ломают руки. Они плохо держатся на ногах, за ними девушка тащит двухколесную небольшую тележку. На раму нагружен открытый деревянный ящик, в котором согнутое мертвое тело человека. Так они тащат его в трясущейся повозке на тонких железных колесах на близлежащее кладбище, где на могилах рядом с проржавевшими крестами советские звезды, покрашенные красной краской.

Исход населения из города на запад идет теперь полным ходом, после того как люди, невзирая на голод и опасности, некоторое время пытались продержаться в землянках и оврагах.

Памяти лейтенанта К.

Я сажусь в штурмовое орудие, которое выезжает из города. Наступает утро. Когда на востоке начинает светать, позади нас находится Сталинград и гребень высот, который подвергается сильным обстрелам. На полном ходу двигаемся по возвышенности на запад. Город скрылся за горизонтом. Мы подъезжаем к широкой полосе зеленых зарослей, которые, как глухая изгородь, разрезают степь. Сзади, в Сталинграде, раздается глухой грохот вновь развернувшегося сражения. Орудие сворачивает вправо под острым углом, а затем заезжает в кусты и останавливается.

Навстречу мне идет лейтенант К., которому подчиняется опорный пункт, где базируются штурмовые орудия. Боеприпасы и горючее находятся тут в укрытиях, автомобили стоят под сенью листвы.

«Нас еще не обнаружили. Только что вдоль зарослей опять пролетели русские бомбардировщики, не сбросив бомбы».

К. пригласил меня пройтись по большой бахче. Освежающее утро, солнце светит не так ярко. Бахча по-осеннему пожелтела, на земле лежат неубранные арбузы, ярко-зеленые и круглые, как кегельные шары. Мой провожатый разрезает один арбуз пополам и дает мне половинку. В ходе разговора едим арбуз.

Мы видим друг друга впервые в жизни, К. и я. Но во время встреч на войне субординация часто не соблюдается. Велика потребность в близости, вскоре она переходит в доверие. Нет недостатка в общих интересах. Он рассказывает о своих подрастающих детях и о том, что собирается отправить обоих, девочку тоже, в классическую гимназию: «Я сам инженер. Это может удивить, но я придаю очень большое значение древним языкам. Не ради грамматики, которой обучают в школах из года в год! Я имею в виду иное, вечную красоту, которая уже проявляется даже в ходе учебного процесса. Илиада, Пиндар или даже это совсем короткое четверостишие! Поэма была написана два с половиной тысячелетия назад, но голос, которым пели ее, не устарел».

Мне не надо задавать вопросы. Этот голос проснулся и во мне, я повторяю:

Луна и Плеяды скрылись,

Мелодичная строфа Сапфо в нас и о нас, она держит нас в своих объятиях, как нечто общее. Никогда перевод не является эквивалентным оригиналу, не воспроизводит его прелесть.