Змей из райского сада - читать онлайн книгу. Автор: Елена Ларина cтр.№ 17

— Да ладно… А что ты один бокал принес? А сам? — спросила я, пряча глаза, в которых, как я полагала, все еще можно было прочесть мои нелепые обиды. Из-за этого я не спросила ничего про эту противную Машу Арчер. Почему-то мне было неловко это сделать.

— Да у меня спектакль завтра. — Он отмахнулся. — Мне нельзя. Ноги тяжелыми будут. А ты пей. Текилу пила когда-нибудь? Надо соль лизнуть, потом выпить и лимончиком закусить.

Так я и сделала. Обжигающее тепло на две минуты сняло боль в горле. А Денис почему-то решил, что меня надо развлекать.

— Знаешь, какое самой страшное слово для физиков-ядерщиков?

Я вопросительно кивнула.

И он, скрывая готовую все испортить улыбку, сказал:

— Упс!

Я вяло улыбнулась. Сил рассмеяться у меня, как оказалось, не было.

— Чего-то у тебя щеки горят… А ты вообще всегда такая квелая или только сегодня? — Он неожиданно по-свойски прикоснулся к моему лбу ладонью. И его глаза расширились от неподдельного ужаса. — Батюшки мои! Да у тебя температура сорок наверно! Ты чем это болеешь, интересно? Не СПИДом, надеюсь… А то у меня завтра спектакль.

И тут я наконец рассмеялась.

* * *

Вот и все, что я помню о своем пребывании в Америке по приглашению. Дальше мои воспоминания ограничиваются розовой комнатой и великолепной ванной…

Две недели я проболела жестоким американским гриппом. Температура зашкаливала. Я все время спала. И день за окном сменяла ночь.

Какая именно температура у меня была, я так и не поняла. Градусник измерял ее в Фаренгейтах. Я то плавала в собственном соку, то стучала зубами, пока не научилась в конце концов сжимать челюстями краешек легкого одеяла.

Чургулия демонстративно меня сторонился, боялся заразиться, и спал на другом краю необъятной кровати. Ему болеть было никак нельзя. А мне иногда так хотелось, чтобы он согрел меня своим теплом, обнял бы сзади и я точно бы знала, что тыл у меня прикрыт. Мне казалось, что он недоволен мной, моей болезнью и безобразной растратой денег на билет в Америку в два конца. Болела бы себе дома с тем же успехом. Он так не говорил. Но сарказм звучал в каждой его фразе. Или он считал это живительной силой юмора?

— Не надо было налегать на мартини со льдом. Это все от жадности, Ева. Небось и лед съела, чтоб никому не досталось.

Он то ли шутил, то ли и вправду так думал. Я уже не могла понять. Для начала он призвал меня взглянуть на положение вещей трезво. После моего первого и последнего в жизни алкогольного перебора призыв к трезвому взгляду на вещи прежде всего заставлял меня покраснеть. А трезвый взгляд в понимании Чургулии означал следующее: если я вышла из игры, я не должна эгоистично желать, чтобы он тоже из нее вышел, просиживая со мной день и ночь и подавая стакан воды. Подумаешь, грипп! И я должна благородно его отпустить. Это в наших общих интересах.

— Скажи мне, что все понимаешь. Я не хочу чувствовать себя подлецом, — чуть громче, чем следовало, попросил меня Чургулия.

— Я все понимаю, — ответила я так, как он хотел.

Видела я его крайне мало. Эвелин заказала Чургулии свой парадный портрет. И муж мой погрузился в этот процесс с головой. Он приходил глубокой ночью. Заботливо спрашивал:

— Ну как ты тут? Не лучше?

Я не успевала ему ответить, что кашляла весь день, как шавка на цепи, и стучала зубами, как запуганный детдомовец. Да и зачем? Я даже не обижалась на то, что он сразу же начинал говорить сам. Мне хотелось узнать про Америку. Какая она там, внизу за окном. В такой близости к ней я вряд ли еще когда-нибудь окажусь. И я слушала его возбужденный рассказ о блестящих возможностях, которые он нащупал, о потрясающих людях, с которыми его познакомили, и о том, что за портрет Эвелин Хойзингтон обещал ему отвалить целых пятьсот долларов!

Доктор Гибс, семейный врач Хойзингтонов с красным лицом аллергика, послушал меня коротким, как у доктора Айболита, стетоскопом. Сказал, что это обыкновенный вирус. Но мой иммунитет на него не распространяется, потому что вируса этого я в жизни не встречала ввиду его американского происхождения. А что муж мой не заболел — так это скажите спасибо вашей второй группе крови, которая, как известно, особенно восприимчива к простуде и гриппу. И самое противное, сказал краснолицый доктор Гибс, что лекарств принимать не следует. Все они только вредят. Надо положиться на свой организм. Если сопротивление подавить, вирус затаится и вылезет наружу при первом же охлаждении.

Не лечить. Для меня это был настоящий приговор. Никакого искусственного облегчения мне не светило. А как было бы здорово наесться таблеток и пойти на автопилоте по улицам Сан-Франциско. Заглянуть в эти мифические магазины. Ведь у нас таких в середине девяностых еще не было. Пробраться к океану. Подышать морским воздухом. Но в Америке, к сожалению, пешком не ходят. Расстояния такие же, как знаменитая американская порция. Это тебе не старушка Европа. И хоть Европы я не видела, но в старой Риге была еще в десятом классе. А потому разницу понимаю.

Но таблетки мне давать доктор Гибс категорически запретил. А в семье Хойзингтона слово доктора Гибса считалось законом. А потому они постарались вбить в голову Чургулии ту же спасительную мысль. И вбили.

Именно из-за этого я никуда не могла пойти даже тогда, когда температура стала нормальной. Я ужасно кашляла, и мне неудобно было даже разговаривать с Эвелин и Эриком. Они вежливо пережидали приступы моего лая. Но я чувствовала, будь их воля, они давно бы надели на меня намордник.

Но все-таки я выжила. Может, благодаря контрабанде, которую приносил мне Денис. Эрик пускал его к себе в дом в любое время. Денис приходил между репетициями. Благо от балетной компании Сан-Франциско до даун-тауна было ровно десять минут на машине.

Если бы не Денис, я, наверно, искусала бы себе локти до крови. Но он развлекал меня и, озираясь на дверь, выдавал аспирин и большие коричневые таблетки от кашля.

Но во всех минусах всегда при желании можно было найти и плюсы. Во всяком случае искать их учила нас незабвенная Эльга Карловна. Это уже не имело никакого отношения к астрологии. Зато значительно повышало качество жизни.

Из-за постоянного жара я сильно похудела. И это, конечно же, было плюсом. Я неоднократно пыталась сотворить то же самое собственными силами, но по прошествии двух-трех дней диеты в гордом одиночестве съедала шоколадный торт диаметром с настольную игру «Монополия». А тут все случилось само. Моя фигура казалась мне произведением искусства. Жаль, показать ее было совершенно некому. Разве что доктор Гибс стал ее тайным очевидцем. Но клятва Гиппократа, как забрало, делала его лицо абсолютно бесстрастным. Чургулия же изменениями во мне почему-то не интересовался. Он только сказал однажды:

— Что-то ты, Ева, сдулась. Раньше такие щеки были, как яблоки. А сейчас у тебя лицо как у женщины из третьего мира. Впереди времена сложные. Ешь, пока дают. Надо бы жирка поднагулять.