Мао Цзэдун - читать онлайн книгу. Автор: Александр Панцов cтр.№ 64

Сталин, возможно, думал, что всего лишь развивает прежнюю линию. На самом деле он ревизовал ее, доведя до абсурда. Его теория на практике приводила к тому, что внутрипартийное сотрудничество с Гоминьданом приобретало для КПК и самого Сталина самодовлеющий характер. По логике, в соответствии с этой концепцией коммунисты должны были внутри Гоминьдана следовать одной из двух тактических линий: либо наступательной (с различной силой), либо оборонительной — в зависимости от обстоятельств. Конечно, Сталин рассчитывал, что коммунистам в конце концов удастся вытеснить с руководящих постов, а затем и из Гоминьдана «представителей буржуазии». Но ведь для этого нужны были благоприятные стечения обстоятельств. А если таковые отсутствовали, то есть если гоминьдановцы оказывались сильнее коммунистов, то тогда КПК должна была идти на уступки лидерам ГМД, ограничивая свою самостоятельность и политическую независимость. И все это ради сохранения своего присутствия в Гоминьдане — «народной» партии, ибо выйти из Гоминьдана означало похоронить надежды на превращение этой партии в «рабоче-крестьянскую».

Такая концепция единого фронта по самой сути своей была чисто бюрократической, основанной почти полностью на кабинетных расчетах в отношении баланса сил в Гоминьдане. Будучи чрезвычайно искусен во всем, что касалось аппаратных интриг, Сталин должен был быть абсолютно уверен в неизбежном успехе такой политики: как раз в то время он сам занимался тем, что вытеснял своих главных антагонистов (Троцкого, Зиновьева, Каменева) из руководства большевистской партии. Между тем эта политика не могла быть эффективной в Китае, объятом пламенем национальной революции. В отличие от деградировавшей ВКП(б) Гоминьдан был революционной партией, антикоммунистическая военная фракция которого пользовалась популярностью не только в офицерском корпусе, но и среди значительных слоев китайского общества. Просто так вытеснить членов этой группы из их собственной политической организации было невозможно.

Китайские коммунисты объективно оказывались заложниками сталинской линии. Не принять они ее не могли: ведь КПК, как мы знаем, полностью зависела от советской финансовой помощи. Однако и выполнить указания о коммунизации Гоминьдана, не рискуя разорвать единый фронт, было нельзя¹⁹⁸. Судя по воспоминаниям Чжан Готао, большинство руководителей КПК в конце концов стали понимать все это, а потому оказались вынуждены маневрировать, блефовать, выкручиваться¹⁹⁹. Но это не всегда помогало, и в итоге КПК не могла не прийти ни к чему иному, как к поражению.

На первых порах, правда, ничто не предвещало столь драматичного развития событий. Казалось, коммунисты и «левые» в Гоминьдане имеют реальные шансы на превращение этой партии в «рабоче-крестьянскую». В стране развивалось антиимпериалистическое движение, усиливалась борьба рабочих, а «левые» или казавшиеся «левыми» лидеры ГМД подчеркнуто демонстрировали заинтересованность в развитии отношений с КПК, СССР и Коммунистическим Интернационалом. Никто даже не мешал Мао пропагандировать в гоминьдановской печати радикальные идеи уничтожения класса дичжу²⁰⁰, несмотря на то, что практически весь офицерский корпус НРА и большинство членов руководящего состава самого Гоминьдана принадлежали к нему. Правда, 20 августа, еще до приезда Мао в Кантон, один из лидеров «левых» Ляо Чжункай был убит террористом, но это только ослабило позиции «правых», поставив их в изоляцию. В ответ на убийство Ван Цзинвэй выдвинул лозунг «Те, кто хочет делать революцию, — двигайтесь влево!»²⁰¹. Обескураженные «правые» попытались было расколоть Гоминьдан, созвав 23 ноября 1925 года в окрестностях Пекина, в Сишани (Западные холмы), сепаратное совещание, названное ими 4-м пленумом ЦИК Гоминьдана, но у них ничего не вышло. Ван Цзинвэй, Чан Кайши, Тань Янькай и многие другие руководители партии, поддержанные коммунистами, выступили против них. 27 ноября от имени ЦИК Гоминьдана Мао набросал проект обращения ко всем товарищам по Националистической партии, в котором действия «сишаньцев» были подвергнуты резкой критике. 5 декабря это обращение было опубликовано в первом номере «Чжэнчжи чжоубао»: «Сегодняшняя революция — лишь эпизод в последней и решающей битве между двумя великими мировыми силами революции и контрреволюции… Мы должны признать, что в нынешней ситуации тот, кто не за революцию, тот за контрреволюцию. Середины здесь быть не может ни в коем случае»²⁰².

В наиболее систематическом виде Мао изложил свои тогдашние взгляды в крупной работе «Анализ классов китайского общества», опубликованной 1 декабря 1925 года в печатном органе 2-го корпуса НРА журнале «Гэмин» («Революция»). Несмотря на название, статья эта не представляла собой, конечно, никакого строго научного социологического исследования. В то время вообще никто в КПК не мог бы всерьез анализировать классовую структуру Китая: ни выдающихся социологов, ни крупных экономистов в ее рядах просто не было²⁰³. Но Мао ни на что такое и не претендовал. Его статья носила резко пропагандистский характер, преследуя конкретную политическую цель: доказать, что число врагов революции по самой природе китайского общества малочисленно и что вследствие этого победа неизбежно будет за «левым» блоком. Для простоты анализа он делил все общество на пять категорий: крупная, средняя и мелкая буржуазия, полупролетариат и пролетариат, даже не задумываясь, что калькирует на Китай не соответствующую ему схему классовых отношений развитого капиталистического строя. «Кто наши враги? Кто наши друзья?» — ставил он чисто политические вопросы и в конце статьи отвечал: «Все, кто находится в союзе с империализмом, — милитаристы, бюрократы, класс компрадоров, крупные дичжу, класс реакционной интеллигенции, то есть так называемая крупная буржуазия в Китае — наши враги, наши истинные враги. Вся мелкая буржуазия, полупролетариат и пролетариат — наши друзья, наши истинные друзья. Что же касается колеблющейся средней буржуазии [к ней он, в частности, относил мелких дичжу], то ее правое крыло надо рассматривать как нашего врага; и даже если оно еще не наш враг, оно скоро им станет. Ее же левое крыло можно рассматривать как нашего друга — но не как истинного друга [«левое крыло, — написал он в другом месте статьи, — …в целом полуконтрреволюционно»]». К «истинным друзьям» Мао относил и люмпен-пролетариат, о котором, как бы между прочим, замечал: «Эта группа людей способна на самую мужественную борьбу; если мы сможем правильно руководить ими, они смогут стать революционной силой». В результате у него получалась впечатляющая картина: 395 миллионов друзей против 1 миллиона врагов и 4 миллионов колеблющихся!²⁰⁴ Никаким скрупулезным анализом статистических данных относительно численного состава тех или иных социальных групп Мао себя не утруждал. Все цифры брал «на глазок», даже общую численность населения Китая определяя весьма произвольно — в 400 миллионов, тогда как на самом деле по данным почтовой переписи 1922 года она уже равнялась 463 миллионам. Не обременял он себя и выяснением подлинной экономической роли общественных классов в системе производственных отношений²⁰⁵. И тем не менее статья имела успех — именно из-за своей политизированности. В феврале 1926 года ее перепечатал крестьянский отдел ЦИК Гоминьдана в своем журнале «Чжунго нунминь» («Китайский крестьянин»).

Мао активно участвовал в подготовке и проведении II гоминьдановского съезда, который состоялся в январе 1926 года, вскоре после того, как войска Чан Кайши, разгромив остатки местных милитаристов, объединили под властью Национального правительства всю провинцию Гуандун. Он вошел в комиссию по проверке полномочий делегатов съезда, а также в комиссии, готовившие проекты резолюций о пропаганде и о крестьянском движении. На восьмой день работы форума он сделал пространный доклад о результатах работы партии в области пропаганды за двухгодичный период²⁰⁶. Таким образом, в определенной мере есть и его заслуга в том, что II съезд прошел под знаком крепнувшего «единства» компартии и «левой» фракции Гоминьдана. При выборах нового состава Центрального исполкома Мао вновь вошел в его состав на правах кандидата. Вообще же число коммунистов в высшем органе Гоминьдана увеличилось с десяти до тринадцати, причем право решающего голоса получили семь членов КПК (в отличие от ЦИК первого созыва, где, как мы знаем, полноправными членами были лишь три коммуниста). Это было сделано по личному распоряжению Ван Цзинвэя; руководители КПК предлагали избрать в ЦИК только двух коммунистов. Двое членов компартии — Тань Пиншань и Линь Боцюй — стали членами Постоянного комитета ЦИК. Еще один коммунист оказался включен в Центральную контрольную комиссию ГМД.