Мао Цзэдун - читать онлайн книгу. Автор: Александр Панцов cтр.№ 34

Только военная сила имела значение в Китае, только винтовка рождала власть! Но Мао пока этого до конца не понимал. Не то чтобы он не видел, что творится вокруг. При всей своей увлеченности юношеской романтикой он все-таки был, как мы знаем, в целом достаточно трезвым человеком. Да, он был горяч по характеру и в письмах к друзьям иногда сокрушался, что «слишком эмоционален и страстен»¹¹⁸, но истеричная экзальтация претила ему. Он не резал себе пальцы и не писал кровью патриотических лозунгов. Не вопил на площадях и не бил себя по виску до крови тяжелой пепельницей, как это сделал однажды во время своего страстного выступления в период движения 4 мая обезумевший от нахлынувших на него чувств тяньцзиньский студент Ма Цзюнь, будущий активист Коммунистической партии Китая. Он пока искренне верил в приоритеты науки, образования и культуры, в возможности бескорыстной журналистики и общественной деятельности. Через несколько лет это пройдет. Интересно, что, узнав в июне 1920 года из газет о бегстве Чжан Цзинъяо и занятии Чанши войсками У Пэйфу, Мао Цзэдун продемонстрировал верх наивности: «Народу Хунани следует теперь сделать еще один шаг вперед и развернуть „движение за отмену военного губернаторства“… Изгнание Чжана произошло по решению народа Хунани, оно не связано ни с какими темными силами. Если люди действительно пробудились и готовы уничтожить военное губернаторство, они могут сами взять да и сбросить его»¹¹⁹. Какие люди? Какой народ? Горожане сидели дома, не смея высунуться на улицу, когда армия Чжан Цзинъяо покидала Чаншу. Разве могли они восстать против военного губернаторства?

В эту зиму он много и плодотворно общался с Ли Дачжао и Дэн Чжунся. От них узнал много нового о большевистской России, где так же, как и в Китае, вовсю полыхала гражданская война. Но русское братоубийство было иного характера. В России загадочная экстремистская партия, объединившая под своими красными знаменами рабочих и крестьян, вела борьбу против ненавистных Мао Цзэдуну аристократов и богатеев. По рекомендации профессора Ли он вновь стал читать коммунистическую литературу. Он уже знал, что его «гуру» Чэнь Дусю под влиянием Ли Дачжао тоже встал к тому времени на большевистские позиции. Еще 20 апреля 1919 года в журнале «Мэйчжоу пинлунь» Чэнь опубликовал заметку, посвященную большевистской революции, в которой назвал эту революцию «началом новой эры в истории человечества». Это не могло не подтолкнуть Мао к более внимательному отношению к новому учению.

Поскольку в иностранных языках он был на «детском уровне»¹²⁰, читать марксистские работы он мог лишь в переводах, но их было еще мало в Китае — из Маркса только сокращенный текст «Манифеста Коммунистической партии», опубликованный в «Мэйчжоу пинлунь», да «Критика Готской программы» — откровенно полемические левацкие брошюры, звавшие к насильственному свержению господства буржуазии и установлению диктатуры рабочего класса. Из Ленина доступна была лишь статья «Политические партии в России и задачи пролетариата», написанная в апреле 1917 года. Она была опубликована 1 сентября 1919 года в пекинском журнале «Цзефан юй гайцзао» («Освобождение и реконструкция»). Имелся также перевод «Манифеста Коммунистического Интернационала к пролетариям всего мира», написанного Троцким для I конгресса Коминтерна — всемирной коммунистической организации, созданной большевиками в марте 1919 года. Манифест, призывавший к мировой социалистической революции, был помещен в номерах пекинской газеты «Чэнь бао» («Утро») за 7—11 ноября 1919 года в рубрике «Возрождение мира». Автором перевода был небезызвестный нам Ло Цзялунь, лидер пекинских студентов. С большим вниманием Мао прочитал и некоторые другие работы, излагавшие коммунистические идеи, в том числе «Классовую борьбу» немецкого марксиста Карла Каутского и «Историю социализма» английского философа-фабианца Томаса Киркаппа. «Во время моей второй поездки в Пекин, — говорил он позже Эдгару Сноу, — я много читал о событиях в России и жадно выискивал все то немногое из коммунистической литературы, что было доступно тогда в Китае. Три книги особенно глубоко врезались в мою память, утвердив меня в вере в марксизм. Это „Коммунистический Манифест“ в переводе Чэнь Вандао (первая марксистская книга, опубликованная на китайском языке), „Классовая борьба“ Каутского и „История социализма“ Киркаппа. К лету 1920 года я стал в теории и в какой-то мере на практике марксистом, и с того времени я и считаю себя марксистом»¹²¹.

Рассказывая американскому корреспонденту о своем идеологическом становлении, Мао, конечно, приукрасил действительность. Все было гораздо сложнее, и три упомянутые им работы, разумеется, не перевернули его сознание в одночасье. Тем более что перевод коммунистического Манифеста, выполненный Чэнь Вандао, появился лишь в августе 1920 года, так что к лету того же года Мао его вообще прочитать не мог ^[10]. В определенной степени картину, складывавшуюся в голове нашего героя, дополняли работы самих Ли Дачжао и Чэнь Дусю, популяризировавшие октябрьский опыт¹²². Много, конечно, давали и беседы с профессором Ли, общение с уже принявшим взгляды большевиков Дэн Чжунся, с другими молодыми столичными интеллектуалами.

После событий 4 мая настроения пекинского студенчества изменились. Иллюзии периода войны относительно англо-американского «либерализма», разделявшиеся тысячами китайских патриотов, развеялись. Это привело к кризису буржуазно-либеральной мысли в Китае в целом, а в столице в особенности, усилило идейное и политическое размежевание в интеллигентской среде¹²³. Как раз в то время на сцену китайской истории впервые выступили промышленные рабочие. Их пробуждение явилось для тех китайских революционеров, кто уже начал знакомство с марксизмом, наглядным подтверждением правильности марксистской теории о «всемирно-исторической миссии рабочего класса»¹²⁴. Но наиболее существенными факторами, определившими интерес китайской общественности к марксизму, были победоносный характер Октябрьской революции в России, резко антиимпериалистическая и антикапиталистическая направленность политики Советского государства, успехи Красной армии в борьбе с империалистической интервенцией и внутренней контрреволюцией. «С русской революции марксизм проявил себя как сила, способная всколыхнуть мир», — подчеркивал в 1919 году Ли Дачжао. И, собственно говоря, был прав¹²⁵.

Достижения российских коммунистов, прежде всего на полях сражений с империализмом и аристократией, вызывали желание разобраться в той идеологии, которой они руководствовались. И именно в опыте большевиков патриотически настроенная китайская интеллигенция стала искать теорию, которая могла бы перевернуть Китай. Таким образом, марксизм начал, по сути дела, распространяться и восприниматься в Китае сквозь призму большевистского опыта. Через много лет, оглядываясь назад, Мао Цзэдун заметит: «Китайцы обрели марксизм в результате применения его русскими… Идти по пути русских — таков был вывод»¹²⁶. Из всего богатого спектра марксистских течений передовая китайская интеллигенция заимствовала лишь большевизм. Для приверженцев этого направления были характерны волюнтаристское отношение к законам общественного развития, недооценка принципов естественно-исторической эволюции человеческого общества, абсолютизация роли масс и классовой борьбы в истории, тотальное отрицание прав собственности и личности, апология насилия, а также игнорирование общечеловеческих ценностей, в том числе общепринятых понятий морали и нравственности, религии и гражданского общества. Характерно для них было и упрощенное, поверхностное представление о социально-экономической, политической и идеологической структурах капиталистического и докапиталистического обществ, не учитывавшее всего разнообразия общественных систем. В своих взглядах на мировое развитие они были глобалистами, стремившимися обосновать тезис о неизбежности мировой социалистической революции.