Петербургские женщины XVIII века - читать онлайн книгу. Автор: Елена Первушина cтр.№ 47

Институт благородных девиц было создан по инициативе и при деятельном участии сподвижника Екатерины II Ивана Ивановича Бецкого, он входил в комиссию, принимавшую решение о допуске в ряды воспитанниц.

Смолянки должны были составить в будущем окружение императрицы, ее двор, который будет поражать окружающих безупречными манерами и высокой образованностью.

Первой директрисой Смольного стала княгиня Анна Долгорукова. Но выбор не оправдал надежд, так как княжна, по отзывам современников, «кичилась богатством и знатностью рода и при том была ханжа и суеверна и… не имела достаточно ума для того, чтобы быть выше предрассудков, которые решено было изгнать из нашего мирного приюта». Императрице пришлось заменить ее француженкой, выпускницей Сен-Сира, Софией де Лафон, которая находилась своем посту в течение тридцати лет и показала себя деятельной и распорядительной женщиной.

Ее семья, исповедовавшая протестантизм, переселилась в Россию из-за религиозных гонений и обосновалась в Санкт-Петербурге; родители занимались виноторговлей и основали одну из первых в городе гостиниц. В 15 лет Софья вышла замуж за француза Вилима де Лафона — генерала русской службы, но брак оказался неудачен — муж принуждал Софью принять католичество, чтобы она могла получить наследство французских родственников. Затем он, повидимому, потерял рассудок, дважды пытался убить жену и двух малолетних дочерей. Софья увезла больного за границу, в Швейцарию и Францию, потратила на лечение все свои средства. Но ничто не помогло: генерал умер, оставив вдову и детей без копейки и без приюта.

А. Рослин. Президент Академии художеств И. И. Бецкой. 1777 г.

Софья пришла в русское посольство в Париже, чтобы попросить денег взаймы на дорогу до Петербурга, и там познакомилась с Бецким, который, наведя о ней справки, предложил ей работу. Сначала она была назначена директрисой института (нечто вроде администратора и завхоза) при Долгорукой, а затем — его начальницей.

«Г-жа Лафон (Lafond), с редким умом управлявшая заведением в течение 30 лет, утвердила на прочных основах принятую систему воспитания. Она всецело предалась делу. С дальновидностию наблюдавшая за общим порядком, она выказывала большую деятельность в частных распоряжениях. С свойственною ей предусмотрительностью она предупреждала злоупотребления. Твердо и бдительно следя за тем, чтоб все лица, которые должны были содействовать успеху ее предприятия, добросовестно исполняли свои обязанности, она как бы воспитывала их прежде, нежели удостоить своим доверием. Ту же заботливость выказывала она при выборе прислуги, что так важно в заведении, где чистота нравов почитается залогом всех добродетелей…

Возвратясь в Россию, г-жа Лафон продолжала видеться со своими прежними друзьями и знакомыми, находилась в лучшем обществе, всеми была любима и уважаема. В особенности привязался к ней г-н Бецкой, он ценил общество этой женщины, извлекшей столько пользы из своих несчастий, притом умной, веселой и заслужившей общее уважение своим примерным поведением… Сначала, находясь при заведении в качестве директрисы, она на каждом шагу встречала противодействие главной начальницы; заменив ее, ввела надлежащий порядок. Под ее рукою заведение вполне процвело. Ему можно было уподобить лишь Сен-Сирское учреждение во Франции… Общее уважение к ее личным достоинствам вознаграждало ее за недостаток отличий, которых старались ее лишать с помощью интриг.

Прежде, нежели сказать, как дорога она была для меня лично, я должна была высказать, как ценима она была вообще. Она была предметом моей первой привязанности. Никто впоследствии не мог мне заменить ее: она служила мне матерью, руководительницею, другом и была покровительницей и благодетельницей моей. Любить, почитать и уважать ее было для меня необходимостью. Мое чувство в ту пору походило на сильную страсть: я бы отказалась от пищи ради ее ласок. Однажды я решилась притвориться, будто я не в духе, рассердить ее, чтобы потом получить ее прощение: она так трогательно умела прощать, возвращая свое расположение виновным. Это заметила я в ее отношениях к другим и пожелала испытать всю прелесть примирения. Видя ее удивленною и огорченною моим поведением, я откровенно призналась ей в своей хитрости. Со свойственною ей кротостию она советовала мне умерять мою излишнюю чувствительность, которая будет возмущать мое спокойствие, если я ей предамся без меры. Она говорила, что предпочитает меня другим, но не должна этого выказывать, чтобы не возбудить зависти. „Дитя мое, — сказала она мне, — вы заслуживаете общую любовь в заведении, но не надейтесь встретить в свете то же расположение и бойтесь, чтобы привычка к отличию и предпочтению не сделала бы вас гордою и требовательною“.

Таким образом эта умная наставница не пропускала случая дать мне добрый совет. Я же старалась чаще подавать ей повод к этому, сообщая ей самые тайные мысли свои и намерения. Я не могла наслушаться ее и извлекала из ее советов и увещаний правила, с которыми согласовала свое поведение. По окончании уроков я бежала к ней, чтобы пользоваться ее беседою или чтением. Иногда меня выпроваживали, я угадывала, почему, и возвращалась в сопровождении подруг. Наконец, благодаря моей настойчивости и похвальной цели моих посещений, г-жа Лафон не стала противиться тому, чтобы я находилась возле нее, и сама не могла обойтись без меня. Я стала ее другом; мне поверяла она свое горе, я же была ее сиделкою (в последнее время она часто хворала)».

За свою работу в день коронации императора Павла Софья получила орден святой Екатерины Малого креста. В то время она была тяжело больна и не прожила и года после награждения, оставив единственную выжившую дочь в нищете. Похоронена София де Лафон на Волковом лютеранском кладбище. Могила не сохранилась.

В XIX веке в ее честь были названы Лафоновская улица и Лафонская площадь близ Смольного монастыря (ныне — ул. и пл. Пролетарской Диктатуры).

В Смольном институте учились дочери дворян с 6 до 18 лет. Их обучали Закону Божьему, французскому языку, арифметике, рисованию, истории, географии, словесности; кроме того, в программу входили танцы, музыка, рукоделие и различные виды домоводства, а также светское обхождение.

Курс делился на четыре «возраста». Самые младшие девочки 6–9 лет носили платья коричневого (кофейного) цвета, за что их называли «кофульки», или «кофушки». Позже Александра Левшина напишет Екатерине: «Наши коричневые крошки здоровы и все веселы до крайности. Слава Богу, этот прием плакал менее всего: они избавили нас на этот раз видеть потоки слез». Кофульки учились Закону Божьему, русскому и французским языкам, арифметике, рисованию, танцам, музыке, рукоделью.

Во «втором возрасте» (с 9 до 12 лет) на них надевали голубые платья, а в программу добавляли основы истории и географии.

В «третьем возрасте» (12–15 лет) платья становились серыми. Особое внимание в этот период уделялось «чтению исторических и нравоучительных книг». Девушки слушали также курс «опытной физики».

И наконец, в «четвертом возрасте» (от 15 до 18 лет) облаченные в белые платья девушки проходили вместе с обычными науками курс домоводства, который включал в себя умения выбирать и заказывать продукты, «при себе платеж производить, определять цену всякому товару по качеств оного», «вести записку расходам», присматривать за кухаркой и горничными, «смотреть, чтобы во всем наблюдаем был совершенный порядок и чистота». Кроме того, старшие девочки должны были давать уроки в младших классах, чтобы, «будучи матерями, обучать детей своих и в собственном своем воспитании найти себе великое вспоможение». Поощрялись также занятия рукоделиями, в которые кроме шитья и вышивки входило и токарное ремесло. Выточенные на маленьких токарных станках деревянные наперстки или шахматные фигурки говорили о практичности и хорошем вкусе их создательницы. Позже своим мастерством в работе на токарном станке прославилась невестка Екатерины — великая княгиня Мария Федоровна. Изделия ее работы можно увидеть в Большом дворце Павловска и в Елагином дворце.