Павел I - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Песков cтр.№ 10

«Кроме того, темной стороной екатерининского царствования были хронические дефициты. Для покрытия их впервые стали прибегать к систематическим займам как внутренним, так и внешним. В результате появился довольно солидный долг, больше, чем в 200 миллионов рублей, почти равный трем годичным бюджетам» (Клочков. С. 100–101).

Постановлено: пошлину с ввозимых из-за границы товаров сбирать иностранной золотой и серебряной монетой (по установленному Советом Его Имп. Величества курсу рубля к иностранным деньгам). – Приказано сжечь на площади перед дворцом бумажных денег на 5 млн. 316 тыс. 665 руб. (Клочков. С. 171) – Бюджет на 1797 год составлен лично императором из расчета расходов на 31,5 млн. руб.; по согласовании с правительствующими учреждениями уточнен: 80 млн. руб. в том числе с расходом на оборону – 34 млн. и с дефицитом в 8 млн. руб. (Шумигорский 1907. С. 115)

Крестьянская реформа

ИМПЕРАТОР ПАВЕЛ ПЕРВЫЙ ПОКАЗЫВАЕТ ПРИМЕР ЧЕЛОВЕКОЛЮБИЯ В ОБРАЩЕНИИ С ПОДДАННЫМИ

«Носилась молва, что в то время, когда государь, вскоре после вступления на престол, установлял то неслыханное и необыкновенное у нас дело, – чтоб каждый имел свободу и мог подавать самому ему свои прошения <…>, на вопрос, сделанный ему при сем случае <…>, кто может сею милостью пользоваться? – ответствовал он: – Все и все; все суть мои подданные, все они мне равны, и всем равно я государь» (Болотов. С. 196).

В самом первом манифесте при вступлении Павла на престол объявлено было о присяге новому императору не только свободных сословий, но и всех крепостных крестьян. – «Это новая мера, никогда еще не применявшаяся в России <…>. Крестьяне вообразили, что они больше не принадлежат помещикам, и некоторые деревни в различных губерниях возмутились против своих господ» (Дашкова. С. 244).

«В Брасове <Орловская губ.>, главном селе имения Степана Степановича Апраксина скопилось до 12 т<ысяч> крестьян, своих и пришлых: бросили господские работы, опустошили запасы хлеба для винокурения, выкатили из подвалов бочки с вином и пьяные провозгласили себя государевыми; убили управителя, а присланного на следствие советника губернского правления держали в кандалах под караулом; проведав о войске, что шло к ним, устроили батарею на погосте против главной улицы селения, отыскали на господском дворе порох и полдюжины пушек и открыли огонь, как только войско показалось. На требование выслать стариков, лучших людей, выдать зачинщиков и повиниться, отвечали пальбою с погоста <…>. Один выстрел картечью, и вся толпа на колена, и бунту конец. Сами выдали зачинщиков с проклятиями и обычным воплем: люди мы темные, народ неученый, пьяное дело! Больно контужен при этом Линденер <…>: хотел поговорить с стариками и подъехал к батарее. Тут один из выборных (сам этот арестант рассказывал нам), зашедши сзади, огромною дубиною со всего маху в спину пугнул генерала: – Ах! ты нехристь! что ты толкуешь православным ломаным своим языком? <…> – В самом начале 1797 г. на стеклянном заводе одного из вологодских помещиков, Поздеева, крестьяне (всех их было не более 400 душ) перестали исправно выходить на работу; приказчик из дворовых не умел с ними сладить; закричал исправнику – бунт; исправник губернатору; губернатор, чтобы не пропустить почты, генерал-прокурору; сей последний императору – бунт! Слон вырос из мухи <…>. Послали князя <Репнина> в Вологду спасать отечество <…>. – Приехали в Вологду гусем по глубоким снегам. Губернатор Шамшев встретил князя обычным благовестием, что и в губернском городе обстояло благополучно и во всей губернии тишина царствовала. Не успели мы еще порядочно обогреться, как фельдъегерь прискакал с высочайшим собственноручным рескриптом, в котором император <…> требовал немедленного уведомления, – не нужно ли личное присутствие его величества в Вологде для совершенного усмирения бунта? <…> – Между тем сам помещик, приехав в свое имение, совершил на месте суд и расправу патриархальным порядком: посек пьяных буянов, и все пошло по-прежнему» (Лубяновский. С. 111–112; 107–108).

О крестьянских ферментациях был выдан манифест (29 января 1797): «Повелеваем, чтобы все помещикам принадлежащие крестьяне, спокойно пребывая в прежнем их звании, были послушны помещикам своим». – «Вообще надо полагать, что в глубине души Павел, воспитанный в гуманном духе европейского просветительства, так же, как, впрочем, Екатерина II и Александр I, никогда не сочувствовал крепостническим порядкам, понимая всю их пагубность для России <…>. – В этом отношении не может не привлечь нашего внимания целая серия правительственных актов, уже прямо удовлетворявших крестьянские интересы, причем они были изданы Павлом I в первые недели царствования с такой быстротой и последовательностью, что можно предположить, что их подготовка велась по заранее продуманному плану. Так, уже 10 ноября 1796 г. был отменен объявленный еще при Екатерине II и чрезвычайно обременительный рекрутский набор, 10 декабря отменена разорительная для них хлебная подать, 16 декабря с крестьян (и мещан) снята недоимка в подушном сборе, 27 декабря крестьянам предоставлено право апелляции на решения по их делам судов, а затем – и право подавать жалобы на помещиков, в том числе и на имя самого государя – то и другое было строго воспрещено екатерининским законодательством. 10 февраля 1797 г. издан указ о запрещении продавать дворовых и крепостных без земли, а 16 октября 1798 г. – о запрете продавать без земли малороссийских крестьян. Оба эти указа ясно давали понять, что, на взгляд Павла I, крестьяне могут быть прикреплены к земле, но не составляют личной собственности помещиков. <…> Позиция Павла I в крестьянском вопросе <…> окончательно проясняется, когда мы вспомним о едва ли не главном деянии Павла I в отношении крепостного крестьянства – о так называемом законе о трехдневной барщине. Собственно, это не закон о трехдневной барщине, а помеченный 5 апреля 1797 г. манифест, возвещающий милости Павла I народу, и на первое место поставлено в нем запрещение принуждать крестьян к работам в воскресные и праздничные (по церковному календарю) дни <…>. Далее же было указано на деление оставшихся шести дней недели поровну между работами крестьянина на себя и на владельца, то есть официально признавалось достаточным не более чем трехдневное использование помещиком крепостного труда ^[9]<…>. – Манифест датирован 5 апреля 1797 г., днем коронации в Москве Павла I – и этим все сказано. Вне коронационных торжеств он не может быть правильно понят. Начались они <…> с того, что Павел I объявил себя главой Православной Церкви, затем состоялось само коронование <…>, после чего, исполняя свое давнее желание, Павел I самолично огласил Акт о престолонаследии <…>, потом были прочтены «Учреждение об императорской фамилии» и «Установление о российских орденах» и, наконец, объявлен Манифест о милостях народу, но ни о каких других милостях сословиям объявлено в нем не было ^[10] <…>. – Поставив этот манифест в один ряд с основополагающими коронационными актами своего царствования, Павел I уже одним тем доказал, какое исключительное государственное значение он ему придавал» (Тартаковский. С. 219–222).