Жизнь графа Дмитрия Милютина - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Петелин cтр.№ 40

Но были и радостные сообщения… Особенно порадовали изменения в Военной академии. С 4 февраля 1854 года был издан указ о подчинении Военной академии главному начальнику военно-учебных заведений, должность директора упразднена, а генерал Ростовцев пообещал в своих выступлениях, что Военная академия будет высшим учебным заведением с тремя факультетами: Генерального штаба, инженерным и артиллерийским.

Но это не так взволновало Милютина: уходил из Военной академии генерал Сухозанет. 5 февраля, получив высочайшее повеление о Военной академии, он написал свой приказ: «По преданности к службе и привязанности к Академии, с радостью в сердце предусматривая блестящую будущность под счастливым для нее начальством Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича, нахожу в этой будущности и для самого себя величайшую награду».

«Несмотря на сладкие речи покидавшего нас начальника, – вспоминал Милютин, – никто не пожалел о разлуке с ним. Он оставил по себе самую незавидную память. Гнет, под которым считал он нужным держать своих подчиненных, под видом охранения дисциплины, не только был крайне тяжел для них лично, но вместе с тем тормозил самые успехи заведения, подпавшего под его железную ферулу…»

Но не только генерал Сухозанет тяготел над здравомыслящими людьми того времени; и военный министр князь Долгоруков докучал Милютину своим педантизмом и формализмом, вникал в такие мелочи, с которыми вполне мог бы справиться и любой офицер в армии. Милютину нравился его ровный, невозмутимый вид при решении самых важных задач, министр был человеком приятным в отношении к людям, но уж очень тяготел к формализму, порой казалось, что он больше думает о гладкости редакции, чем о сути дела. Работы было много, Милютин по-прежнему читал лекции в Военной академии по старым конспектам, но, поглощенный современными событиями, уже не мог столько же времени уделять историческим событиям.

Чаще всего Долгоруков поручал ему следить за европейскими делами, внимательно следить за действиями турок и западных морских держав.

Странное впечатление производил на Милютина князь Долгоруков, много разговоров вызывал он среди знакомых, чрезвычайно по-разному оценивавших его. В семнадцать лет он стал юнкером в конногвардейском полку, в ночь с 13 на 14 декабря 1825 года со своим взводом он стоял на посту в Зимнем дворце и видел панику в императорской семье, готовившейся к бегству из дворца: до семьи дошел слух о заговоре декабристов, которые могли дойти и до цареубийства, уже стояли на конюшенном дворе восемь карет, четверо крытых саней, кучера на козлах, форейторы на седлах каждую минуту готовы были к отправке с императорской семьей, а князь Долгоруков все это видел и испытывал тот же страх за крушение императорского дома. Чаще всего об этом и вспоминают недружественные люди, дескать, одни боролись за свободу, за конституцию, умные и даровитые ушли на виселицу и в длительную ссылку, а вот такие, как князь Долгоруков, по-прежнему улыбаются, делают карьеру, расточают свои улыбки, балагурствуют… Но в сущности и эти «вредные» люди указывают, что способствовало карьере Василия Андреевича… Он выгодно женился на племяннице графини Елизавете Алексеевны Остерман-Толстой, урожденной княжны Голицыной, доброй, умной, пользовавшейся большим влиянием в обществе и в родственной среде. Племянница Ольга Карловна Сен-При не отличалась особой красотой, порой ее находили даже безобразной, но она была умна, бесхитростна, благородна, прямоту своего характера проявляла не только в семейном кругу, но и в светском обществе, поражая своей откровенностью придворных императора. Превосходно Ольга Карловна вела и своего мужа по ухабам придворной жизни, наделяя его умом, деловитостью, осторожностью, присущей сметливым дипломатам. И многие верили ей, особенно император, любивший льстивость, угодливость, добрый оптимизм, душевность, а этих качеств в военном министре было хоть отбавляй… В двадцать семь лет Долгоруков получил «вензель на эполеты», стал флигель-адъютантом, не просто за заслуги, а благодаря стараниям графини Остерман-Толстой, действовавшей через князя Александра Николаевича Голицына, одного из самых влиятельных царедворцев, начавшего служить еще при Екатерине Великой. А потом уж жизнь потекла по нормальному придворному руслу. В 1837 году Долгорукова послали во главе дипломатической миссии к сербскому князю Милошу Обреновичу с императорским посланием и серьезными предложениями. Милош Обренович принял посла превосходно, устроил Долгорукову превосходный прием, а провожая его в Петербург, далеко отъехал от своей резиденции, что тоже было воспринято как явление удачное и положительно было воспринято при дворе Николая Первого. С такими же немалыми трудностями ему удалось попасть в свиту к цесаревичу Александру, отправлявшемуся в длительную заграничную поездку по странам Европы. Князь Долгоруков исполнял обязанности бухгалтера, учитывавшего расходы поездки, за это время князь Долгоруков вошел в доверие и к наследнику Александру.

Были и другие поездки за границу, успешно им выполняемые. Так князь Долгоруков стал одним из царедворцев, весьма надежно исполнявшим свою работу. Но главным испытанием для него было назначение начальником штаба кавалерии, командующим которой был граф Никитин. Так князь попал в рабство к взбалмошному генералу, по нескольку часов каждое утро отчитывался перед сидящим командующим, а ему приходилось стоя делать отчет. Но и это видимое унижение не подействовало на князя, он все стерпел, а из Чугуева вернулся в Петербург товарищем военного министра, а вскоре стал и министром… Конечно, назначенный военным министром князь Долгоруков был в несколько раз лучше прежнего министра князя Чернышева, который за двадцать пять лет управления министерством, в сущности, разорил его: все эти двадцать пять лет в министерстве кто только не крал, установился почти открытый грабеж, а Чернышеву хотелось кого-нибудь своего поставить на свое место, но не получилось – Николай Первый поступил по-своему. Царедворцы столько комплиментов наговорили ему о князе Долгорукове, да и сам император хорошо помнил его искательную улыбку, вот вопрос о перемещении Василия Андреевича и решился, а князь Чернышев стал председателем Государственного совета, он был человеком надменным, высокомерным, безжалостным, невежливым с теми, кто не был ему нужен по делам его. «Николай назначил князя Василия Андреевича… в припадке самонадеянности и ослепления, доходившем до полного безумия, – вспоминал Петр Долгоруков, – считал себя непобедимым и всемогущим; он громко и ясно говорил, что не имеет ни малейшей нужды в гениях, а лишь в исполнителях. Главнейшим предметом его ненависти, после конституционных мыслей, было противоречие всякого; на этот счет он с Василием Андреевичем мог быть спокойным: Василий Андреевич ему не противоречил».

Милютин хорошо знал основное мнение министра: никаких дурных вестей не докладывать императору, от этого он быстро меняется, становится раздражительным, а это раздражение больно бьет окружающих. Чаще всего министр дает благонамеренные советы всем, кто удостаивается императорского приема. Однажды прибыл из Крыма отличившийся офицер и начал говорить об ужаснейших беспорядках в администрации, а офицер прибыл с поручением от генерала Горчакова, надеявшегося сделать его флигель-адъютантом. Василий Андреевич посоветовал ему об ужаснейших беспорядках ничего не говорить императору, но офицер, богатый помещик и порядочный человек, отказался говорить неправду и все высказал императору, чем, конечно, огорчил его.