Жизнь графа Дмитрия Милютина - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Петелин cтр.№ 188

В конце марта Милютин неожиданно узнал, что младшая дочь его Елена получила предложение от двадцатишестилетнего капитана Генерального штаба Федора Константиновича Гершельмана, сына участника недавней Русско-турецкой войны генерал-адъютанта Константина Гершельмана, чем смутила все семейство Милютиных. «Обдумывали, обсуждали, а вечером решили дать согласие. Сегодня были у нас родители и братья жениха, а вечером, когда молодежь собралась для репетиции пьесы, разыгрываемой на нашем домашнем театре, все гости узнали нашу семейную новость», – записал в дневник 1 апреля 1880 года Дмитрий Милютин.

«7 апреля. Понедельник… Вечером воскресное у меня общество было многочисленнее, чем обыкновенно; в числе гостей был Ив. Серг. Тургенев», – записал 7 апреля 1880 года в дневнике Дмитрий Милютин.

Узнав о приезде Тургенева, гости собрались быстро, и начались обсуждения знаменитых произведений великого писателя, о котором так много слышали хорошего и не очень. Дочери расспрашивали Дмитрия Алексеевича о том, что он знал от общих знакомых. Но круг знакомств все сокращался – одни уходили в мир иной, другие отдалялись, работая в своих имениях, как Лев Толстой.

Дмитрий Милютин давно был знаком с Тургеневым, читал его книги: «Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне», «Отцы и дети», «Дым», «Новь», все романы привлекли философской глубиной и точным знанием человеческой природы образованного общества, тонко и многогранно раскрывшихся национальных характеров, читал статьи, особенно поразила своеобразием статья или очерк о Гамлете и Дон Кихоте, знал и о том, что Тургенев был хорошо знаком с его братьями Владимиром и Николаем, приветствовал их успехи и публично выражал скорбь об их безвременной утрате.

Собравшаяся молодежь в доме Милютиных долго расспрашивала Ивана Сергеевича о французской литературе, о его дальнейших планах. Но…

После восторженной встречи Тургенева младшей половиной собравшихся Иван Сергеевич и Дмитрий Алексеевич уединились для разговора в кабинете военного министра, слишком много накопилось взрывчатого материала, чтобы не поделиться сокровенным.

– Я давно слежу за вашими планами, Дмитрий Алексеевич, в Париж иногда вести доходят быстрее, чем здесь, в Петербурге, здесь слишком много слухов, добрые и злые вести порой опутываются такой вязкой паутиной, что до подлинного смысла не доберешься. Все в Париже говорят о Михаиле Лорис-Меликове и связывают с ним чуть ли не государственный переворот, чуть ли не конституцию, с которой император якобы соглашается. В романе «Дым» я кое-что попытался высказать, ведь после 19 февраля 1861 года мало что изменилось, особенно в высшей сфере нашего общества.

– О конституции, Иван Сергеевич, и речи нет в этих предложениях Лорис-Меликова, так, небольшой шажочек. Если б император согласился!.. Но верится с трудом. Я тоже не раз предлагал коренным образом изменить уровень управления страной, но посмотришь на удивленные глаза императора и, поразившись собственной смелости, откладываешь разговор до более подходящего случая, а ведь все его предшественники думали об этом, у всех европейцев есть конституции, даже при императорах Германии и Австро-Венгрии. Только в России…

– Россия – какая-то особенная страна, Дмитрий Алексеевич, у нас все не так, как в Европе. Вот однажды в Париже пошли мы в театр, давали какую-то новую пьесу. Я сидел в ложе с Флобером, Доде и Золя. Все они люди передовых взглядов. Сюжет был простенький. Жена разошлась с мужем и жила теперь с другим. В пьесе он представлен отличным человеком. Несколько лет они были совершенно счастливы. Дети ее, мальчик и девочка, были малютками, когда мать разошлась с их отцом. Теперь они выросли и все время полагали, что сожитель их матери был их отец. Он обращался с ними как с родными детьми; они любили его, и он любил их. Девушке минуло восемнадцать лет, а мальчику было около семнадцати. Ну вот, сцена представляет семейное собрание за завтраком. Девушка подходит к своему предполагаемому отцу, и тот хочет поцеловать ее. Но тут мальчик, узнавший как-то истину, что он не отец, бросается вперед и кричит: «Не смейте! Это восклицание вызвало бурю в театре. Раздался взрыв бешеных аплодисментов. Флобер и другие тоже аплодировали. Я, конечно, был возмущен. «Как! – говорил я, – эта семья была счастлива… Этот человек лучше обращался с детьми, чем их настоящий отец… Мать любила его, была счастлива с ним… Да этого дрянного, испорченного мальчишку следует просто высечь». Но сколько я ни спорил с ними, никто из этих передовых писателей не понял меня…

– Разница в нашем национальном характере, Иван Сергеевич, – они, французы, совсем другие, чем мы, русские. Существует какая-то глубокая пропасть между взглядами русских на брак и теми представлениями о браке, которые господствуют во Франции, особенно в буржуазных слоях. До вас, видимо, донеслись слухи о любовных приключениях нашего императора. У него, как вы знаете, есть законные дети от императрицы, и есть дети, от давней его любовницы, княгини Долгорукой, и он любит и тех и других, хотя они не в равных отношениях.

– Я предполагаю написать повесть о законном и незаконном браке, если судьба позволит мне, – с заметной горечью сказал Тургенев, – одолевают меня болезни, по нескольку месяцев мучает меня подагра, часто просто лежу, ничего не пишу, а столько еще неосуществленных замыслов… Император, что ж, сначала любил одну, потом другую, с этим живому человеку трудно бороться, но слышал и то, что княгине Долгорукой хочется стать полновластной императрицей, но вряд ли императорская семья примет ее, у нее очень сильный и вздорный характер.

– Да, императрица очень плоха, еле живая вернулась из-за границы, видно, скоро она освободит трон для новой хозяйки. Но я о другом… В нашей семье много было споров о ваших героях, кто-то дрался за Шубина, другие оставались равнодушными, одни находили небывалые добродетели в Елене, другие отрицали ее, считали ее самою безнравственною из безнравственных, особенно горячо спорили, конечно, о Базарове… Одни увидели в нем карикатуру на современного передового человека, другие сожалели о его преждевременной смерти.

– Вы не можете представить себе, как я жалел о смерти Базарова. Как-то перечитал свой дневник, и вспомнил, что, закончив роман, я плакал о несчастной судьбе Базарова, но никак не мог придумать другого конца для него. Я знаю об этих спорах, мне присылали много писем, читал статьи, выступал в дискуссиях. Лавров… Кстати, вы знаете, Дмитрий Алексеевич, Петра Лавровича Лаврова? Не только философа, но вольнодумца и революционера?

– Близко не знаком с ним, но, конечно, знаю, он читал лекции в одном из артиллерийских училищ, полковник, имеет ордена, литератор, философ, читает публичные лекции по философии, типичный разрушитель старого общества, тем и мне и известен. А подробности… – Милютин с досадой махнул рукой.

– Он сейчас в Париже, сбежал из александровской России, которая беспощадно казнит всех инакомыслящих, какая уж тут, Дмитрий Алексеевич, конституция. А тут еще взрыв в Зимнем дворце… А ведь Степан Халтурин – действительно мастеровой, красивый парень, подружился с конвойными и приносил динамит в неограниченном количестве. Почему?