Жизнь графа Дмитрия Милютина - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Петелин cтр.№ 149

22 июля 1876 года, в четверг, навестил его приехавший из Москвы князь Владимир Александрович Черкасский, которого Милютин хорошо знал еще по крестьянской реформе и дружбе с Николаем Милютиным – общественный деятель, выражавший славянофильское настроение московских кругов.

Было обеденное время, и Милютин пригласил Владимира Александровича к столу. После обычных будничных вопросов и ответов гость поинтересовался у военного министра настроением в придворных кругах и Военном министерстве.

– В Москве ругают вас, высшие правительственные сферы, достается и вам, Дмитрий Алексеевич, как военному министру, мало помогаете славянам в борьбе с Турцией, недовольны безучастным отношением правительства к делам турецким, достается и императору, и министрам.

– У нас только и думают о славянах и борьбе с Турцией. Устал, Владимир Александрович, отпросился у государя императора хоть чуточку отдохнуть. Кроме физического расстройства, и настроение как-то не гармонирует ни с придворными обиходами, ни с пустотой красносельских упражнений. А при дворе царит какое-то мрачное настроение; императрица как-то высказала мне, что мы мало заботимся о бедственном положении в Сербии и других славянских странах; государственный канцлер князь Горчаков, обыкновенно лучезарный и шутливый, говорит как-то шепотом, нахмурившись; все, до самой молодой фрейлины, спрашивают, нет ли новых телеграмм с театра войны. Но главное дело не в том, что сербы ли вчера атаковали турок, или турки вторглись на сербскую территорию и разорили несколько деревень, а в том, что вообще европейский политический горизонт, видимо, омрачается. У нас начинает колебаться прежнее безграничное доверие к непоколебимости тройственного союза и даже к немецкой дружбе. Кажется, в самом государе уже нет полной уверенности в сохранении европейского мира, и является опасение, что нас вовлекут в войну даже против нашей собственной воли.

– Вчера в обеих английских палатах состоялись прения по восточному вопросу, неизвестно, что они там решат, – сказал Черкасский.

– По телеграммам трудно понять, какой вывод они сделают. Подождем… А суждения вашей московской публики, князь, неосновательны и легкомысленны, все мы здесь живем восточными проблемами. С императором только об этом и говорим. Но правы вы только, может быть, в одном: уж очень расстроена наша административная машина, есть непростительная апатия и бездействие правительства в общей его совокупности. Год тому назад, возвратившись из Крыма, я докладывал императору, что турки во время лова рыбы и дельфинов высаживаются в Южном Крыму на берег и распоряжаются как хозяева, а русские власти ничего не предпринимают, чтобы с треском прогнать их. Министры иностранных и внутренних дел, шеф жандармов, финансов, морского дела долго обсуждали положение, началась переписка, извели горы бумаги, а вооруженные турки по-прежнему нападают на жителей, грабят их. Об этом писала в этом году мне жена, прислала и письмо хорошего нашего знакомого Николая Яковлевича Данилевского, в котором он говорит о грабеже турками населения. Ну, вы его, должно быть, знаете?

– Ну как же! Писатель, публицист, славянофил, очень ратует за славянское дело…

– А теперь тот же министр внутренних дел Александр Егорович Тимашев, генерал-адъютант, член Государственного совета, тот же министр финансов, тот же министр иностранных дел все разом обращаются ко мне как военному министру и заявляют о необходимости военных мер по охране берега. Это дело полиции и таможни, а не военных, но мне пришлось доложить об этом императору, и я учредил по всему южному берегу кордон из пехоты и казаков, о чем отдал соответствующее распоряжение начальству Одесского округа. Нормально это? А ведь год велась переписка…

– Ходят слухи в Москве, будто император даст разрешение офицерам выходить временно в отставку, чтобы ехать на театр войны, – сказал князь.

– Не только слухи, но недавно в Красном Селе император открыто объявил о такой возможности для офицеров, при этом офицеры возвратятся в свой полк, не потеряв своего старшинства. То, что было негласно, стало официальным разрешением. Говорят, что из императорского конвоя некоторые мусульмане во главе со вторым сыном Шамиля, штаб-ротмистром императорского конвоя Шамиль-оглы Ахмедом Шафи, соберут отряд и будут действовать против турок.

– Трудно в это поверить, – мрачно произнес князь Черкасский. – Ходят слухи, Дмитрий Алексеевич, что предложение посла Игнатьева отправить наши войска под Александрополь не нашло у царя поддержки, а ведь надо бы.

– Я недавно поднимал этот вопрос на приеме у императора, раньше он действительно не поддерживал эту идею, а сейчас согласился. И недавно я отдал приказ по телеграфу князю Дмитрию Ивановичу Святополк-Мирскому исполнить передвижение войск под Александрополь, но время упущено, там уже собралась вся сволочь азиатская.

– Да, война приближается и к России, нельзя упускать ни минуты, – сказал князь Черкасский, вспоминая проигранные мгновения русских властителей.

– Недавно императрица, когда я целовал ей руку, благодарила меня за то, что я отправил в Сербию многочисленный санитарный персонал, снаряженный обществом Красного Креста, а ведь у меня самого врачей не хватает в войсках. Когда я пожаловался на нехватку врачей, она сочла благоразумным приостановить усердие в пользу воюющих славян.

– Вот-вот, то, что я и говорил: то император вовремя не отдаст распоряжение, то императрица что-то посоветует, а вы слепо подчиняетесь этим указаниям.

– Нет, Владимир Александрович, мы здесь не слепые, много неурядиц видим и о многом говорим императору, но власть-то у него…

И когда князь Черкасский ушел, Дмитрий Милютин погрузился в раздумья. Что он может сделать на своем посту? Повсюду министры со своим характером, со своим воззрением на мир, на империю, на свои права и обязанности, возражают, когда им кажется, что надо возражать, поддерживают то или иное предложение, когда надо возражать… И так без конца не знаешь, поддержит ли Рейтерн, Грейг или Тимашев то или иное вроде бы прогрессивное предложение. На совещании под председательством великого князя Константина Николаевича был поставлен вопрос увеличить денежные средства Морскому министерству для кораблестроения, нужному для обороноспособности, но министры вынесли отрицательное заключение, Рейтерн и Грейг заявили, что для строительства броненосных судов как для Балтийского, так и для Черного моря отпускать денежные средства нерационально, пусть Морское министерство находит средства в самой смете, так они и доложат императору.

Если и раньше Милютин был равнодушен к светской жизни, то сейчас он равнодушно отклонил приглашение к «министерскому» обеду, отказался от поездки на вечерний праздник на Ольгином и Царицыном островах. «Как можно прикидываться спокойным и веселым, – думал Милютин, – среди пустого придворного общества и пестрой кучки иностранных гостей, их напускного благодушия, этой поддельной беззаботности в такое время, когда у каждого порядочного человека сердце обливается кровью при мыслях о событиях на Востоке, о бессовестной, презренной политике европейской, об ожидающей нас близкой будущности. Все удивляются моему мрачному настроению и ничуть не сочувствуют, а ведь всем, во всяком случае многим, известно, что говорят в обществе, что мы будто бы не готовы к войне, что у нас нет ни армии, ни пороха, ни ружей. Почему и кем распускаются подобные толки – не берусь доискиваться, но всем известно, что пишут в журналах и газетах, взять хотя бы «Новое время» – несколько лет либеральная, а сейчас, с приходом нового редактора А.С. Суворина, резко изменила курс, стала консервативной. Пусть князь Горчаков хоть что-нибудь почитает из статей этой газеты, надо ему порекомендовать, ему будет полезно. А что говорят безымянные письма, в которых ругают меня самыми грубыми и площадными ругательствами и которые то и дело приходят в министерство. Будто за шестнадцать лет тяжелых забот об устройстве армии, об усилении ее мощи ничего не сделано? Какая глупость! Посмотрите, что было в 1853 году, когда Россия вступила в Крымскую войну, сравните с сегодняшним состоянием армии… Никогда еще, положительно никогда Россия не имела в готовности такой силы, со всеми ее материальными средствами, как теперь. Никогда и не могло быть такой подготовки к такой быстрой мобилизации. Но я ничего не могу сказать против этого обрушившегося вала критики, я вынужден молчать… Не скажешь же обществу о планах нашей мобилизации, цифры наших сил, наших запасов. Да если б и опубликовали – ничему не поверили бы, когда атмосфера пропиталась уже зловредными миазмами недоверия, подозрения и порицания. Одна война может доказать, насколько мы готовы к ней. Но неужели желать такого бедствия для России? Ведь успех и ход войны зависят не от одной же подготовки материальных сил и средств, а дипломатическая работа уж очень нужна, нужны способности тех лиц, которые будут вести эту войну. А где эти лица? Мы опять окажемся одни, без надежных союзников, имея против себя почти всю Европу. А где человек, который мог бы возглавить армию, кто обладает способностями стратегическими и тактическими, чтобы стать главнокомандующим? У нас подготовлены войска и материальные средства, но вовсе не подготовлены ни главнокомандующие, ни корпусные командиры. Мне даже неизвестно, есть ли в потаенном ящике государева письменного стола список тех генералов, которым он намерен, в случае большой войны, вверить свои армии».