Жизнь графа Дмитрия Милютина - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Петелин cтр.№ 111

Князь Мещерский и Александр Никитенко в своих воспоминаниях много страниц уделили этому историческому эпизоду. Оказалось, что в это же время в Летнем саду гулял и генерал Тотлебен, который тут же подошел к толпе у Летнего сада, выяснил обстоятельства, взял с собой Комисарова, повез его к обер-полицейскому, где и допросили, а затем уж и явился вместе с ним во дворец, рассказал о крестьянине, который выбил пистолет из рук террориста и способствовал его аресту. Князь Суворов тут же почтительно взял Комиссарова под руку и подвел к императору, тут же пересказав о происшествии, но представил это дело так, как будто сам участвовал в этом трагическом событии. Но таков был по своему характеру князь Суворов.

Император обнял Комиссарова и сердечно благодарил его, что ему удалось оказаться рядом с террористом и предотвратить ужасную угрозу.

Императрица, узнав о покушении, воскликнула:

– Лишь бы только это не был русский!

Среди собравшихся в Зимнем дворце членов императорской фамилии, членов Государственного совета и министров оказался и министр внутренних дел Валуев, который, «верный себе, верный своему космополитизму, изрек наперекор к чудному возгласу императрицы и свое слово. «Лишь бы только это был не поляк», – говорил он с помпезною интонациею. Слово это повторялось с негодованием во всех гостиных и вызвало против Валуева самые ожесточенные осуждения…» – писал Мещерский.

Только через четыре дня общество стало узнавать подробности о террористах, об их крайних социалистических убеждениях, о ненависти к императору, к самим себе и вообще к жизни. Рассказывали, что Каракозов много плачет, говеет, испытывает крайне религиозные чувства, просит перо и бумагу, чтобы написать исповедь на имя императора.

Придворное и петербургское общество было крайне обеспокоено этим покушением. Все вдруг увидели, что Валуев не справляется со своими обязанностями, Петербург под влиянием князя Суворова превратился в отрадное место для революционеров и преступников, повсюду царит распущенность и неразбериха. В обществе вновь заговорили о Михаиле Николаевиче Муравьеве, который после отставки уехал к себе в имение. Искали человека энергичного, волевого, мужественного, преданного России и ее интересам. Чаще всего называли Муравьева как человека, способного узнать все обстоятельства покушения.

9 апреля Муравьев был назначен председателем следственной комиссии, учрежденной императором. Только недавно Валуев и Суворов, получив известие об отставке Муравьева, торжествовали, а теперь вновь испытывали недовольство и досаду. Космополитизм в правительстве вновь получил существенный удар от императора, почувствовавшего, что события 4 апреля не случайны, они готовились новыми кружками и обществами.

Арестованные показали, что общество было создано еще в 1863 году, увлеклись идеями Чернышевского, хотели освободить его от тюремного заключения и от сибирской каторги, потом возникли «Организация» и «Ад», в 1865 году кружковцы пришли к выводу, что надо идти к рабочим и крестьянам, образованному населению в одиночку не победить.

Каракозов первым предложил совершить покушение на императора, товарищи отговаривали его от этой пустой попытки, ведь все должно быть строго организовано, а не так все просто, как представлялось Каракозову.

Муравьев и его помощники арестовали несколько десятков студентов, изъяли листовки и прокламации, со всех сторон докладывали императору, что министр народного просвещения Головнин во всем виноват, его методы и принципы способствовали нравственному растлению молодежи, толкали ее к революционным идеям и низложению всех авторитетов, в том числе и божественного.

В обществе только об этом и говорили повсюду – на балах, на обедах, в гостиных. Вспоминали, кто же первый назвал имя Муравьева на пост председателя комиссии, и все чуть ли не в один голос утверждали: графиня Антонина Дмитриевна Блудова. А на обеде дворянства Муравьев заявил:

– Я стар, силы уже не те, но я добьюсь признания от студента, или лягу костьми моими, или дойду до корня зла. Так мало патриотического в поведении нашего правительства, студентов совсем распустили, не только в университетах, но и в Медико-хирургической академии много распущенности, пора министру Головнину взяться за это дело… А что пишут в сегодняшних газетах против полиции, против администрации. Какой-то ужас! И министру внутренних дел Валуеву пора наводить порядок в стране, пора…

Вскоре после этого император вызвал Головнина и милостиво его уволил, назначив его членом Государственного совета и выдав ему 12 тысяч рублей наградных.

Министром народного просвещения был назначен обер-прокурор Святейшего синода Дмитрий Андреевич Толстой (1823–1889). В дневнике князь Мещерский записал: «В Петербурге говорят, что сохранение за графом Толстым поста обер-прокурора Синода объясняется желанием сблизить эти два ведомства, дабы духовное образование не расходилось с гражданским…»

В эти же дни князь Долгоруков обратился с просьбой к императору уволить его с поста шефа жандармов, как не справившегося со своими обязанностями. Император долго его уговаривал остаться, но князь был непреклонен. Затем был уволен в отставку и князь Суворов.

Александр Никитенко в эти дни бывал у Федора Ивановича Тютчева, и разговор, естественно, зашел все о том же – о покушении, о новых назначениях, о «Московских ведомостях», которым Валуев дал первое предостережение еще 26 марта 1866 года…

– Представляете, Федор Иванович, мы тут все гадали, поляк или русский покушался на императора, оказывается, Димитрий Владимиров Каракозов, это татарская фамилия, означающая «Черный глаз». Он был вольнослушателем Московского университета, об этом только что было напечатано в последнем номере «Русского инвалида», который находится под полным попечением военного министра Дмитрия Милютина…

– Дмитрий Алексеевич Милютин близок ко двору, в его журнале ошибки не может быть. Я там напечатал несколько своих стихов, «12 апреля 1865 года», посвященное памяти цесаревича, а чуть раньше – «19 февраля 1864 года (На смерть графа Д.Н. Блудова)», – сказал Тютчев. – А что-то я слышал, будто бы кого-то еще из революционеров арестовали…

– О стихах-то я, конечно, знаю, читал, хорошо там сказано о единодушии русских людей, бедных и богатых, но сердечно разделивших горе родителей. А сгущаются тучи вокруг личности Петра Лаврыча Лаврова. Он где только может кричит: нам нужно побольше крови, крови… Вокруг него собираются три-четыре студента да две-три девочки, им же обращенные в нигилисток, и все они громко кричат и аплодируют Лаврову… А дело в том, что в «Санкт-Петербургских ведомостях» напечатана статья, вокруг которой разгораются страсти… Автор утверждает, что всестороннее развитие нервной системы идет вразрез с животным эгоизмом и животного неразвитостью. Оно совершенствует понятие о цели и дает средства к ее достижению. Если развитие человека не соответствует этому назначению, если оно направляется в одну сторону и ведет не к сознанию его роли в ряду других существ, не к пониманию окружающей его обстановки, а к поддержанию старых предрассудков и ложно развитых чувств предыдущего поколения – то такое воспитание является ужасающим злом человеческой породы. К несчастью, это зло почти повсеместно. Вот Лавров и распространяет такое зло, воспитывая нигилистов и нигилисток…