Шолохов - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Осипов cтр.№ 61

Чем же еще сопровождалось предсъездовское время? Объяснениями Панферова с Горьким. Панферов не снизошел до Шолохова. Поклонился Горькому — в письме, через пять дней после статьи Шолохова. Писал, сломив гордыню: «За эти дни я немало передумал и хотел бы с Вами побеседовать по душам, открыто, чтобы раз и навсегда устранить те недоразумения, которые мешают мне, несмотря на все мои искренние стремления, работать с Вами и под Вашим руководством».

Горький ему не поверил. Но знал, кто защитник Панферова. Направил Сталину послание — разоблачительное: «Я не верю в искренность коммуниста Панферова, тоже малограмотного мужика, тоже хитрого, болезненно честолюбивого, но парня большой воли. Он очень деятельно борется против критического отношения к „Брускам“, привлек в качестве своего защитничка Варейкиса, какой-то Гречишников выпустил о нем хвалебную книжку, в которой утверждается, что „познавательное значение „Брусков“, без всякого преувеличения, огромно“, и повторена фраза из статьи Васильковского: „Брусков“ не заменяют и не могут заменить никакие, даже специальные, исследования о коллективизации».

Далее пишет: «Разумеется, в книжке этой нет ни слова о „Поднятой целине“ Шолохова и о „Ненависти“ Шухова. Вполне естественно, что на этих авторов неумеренное восхваление Панферова действует болезненно и вредно».

Мало кто знает, как нужны Горькому союзники — он готовит съезд по некоторым позициям в тайном противодействии Сталину и его комиссарам в Оргкомитете. Увы, не все удалось. К тому же в мае переживает смерть сына. Но болезненный человек очень преклонных лет все-таки собрал силы. Выступил против тех, кто был прислан в Оргкомитет из ЦК.

И все же победа будет за Сталиным. Совсем немногое удалось Горькому. Ему разрешили, к примеру, пополнить список членов правления будущего Союза писателей из ста персон лишь семью «его» кандидатурами.

Итак, Шолохов все эти предсъездовские месяцы вместе с Горьким, а значит, против проявлений той тотальной политизации литературы, которая навязывалась Кремлем. Отмечу тех, кто в дискуссии поддержал Горького заодно с Шолоховым — Алексей Толстой, Всеволод Иванов, Лидия Сейфуллина и Леонид Леонов.

Леонов потом вспоминал, как однажды Ягода, нарком-палач, пьяный спросил: «„Скажите, Леонов, зачем вам нужна гегемония в литературе?“ И я понял: конец. И тогда я сам притворился пьяным, взъерошил волосы и ответил: „Что вы, Генрих Григорьевич! Какая гегемония? Мне нужно, чтобы на голову не срали. А то сползает на глаза, я бумаги не вижу…“ В ответ: „Ха-ха-ха…“ Смеется. Значит, на этот раз пронесло».

Максима Горького с конца 80-х годов XX века начали ниспровергать. Был апостолом, но превращен во множестве статей и речей в антихриста-сатану. За что проклинают? Будто бы за пособничество «репрессивной сталинщине». Как и Шолохова. Оба сводятся до одномерной схемы. Подлинная же их судьба и подлинное отношение Горького и Шолохова к жизни не втискиваются ни в какие примитивные схемы.

Дополнение. Отношение Горького к творчеству Шолохова проявлялось не только по досадным поводам: выяснять, был ли плагиат, или защищать от оголтелых критиков. В противопоставление поверхностным оценкам, — чаще всего замешанным на политике, — он подметил очень важное (в разговоре с ростовским писателем Львом Пасынковым): «На Западе наиболее умные читатели признали то, что, например, развитие сюжета шолоховских книг — не дело авторского произвола, а серьезное отражение подлинной жизни, с которой считаются и в Риме, и в Париже. Вот почему с книжками Шолохова толковые люди Европы считаются, как с самой действительностью».

Парадокс: политиканы в партии и в литературе стали замалчивать того, кого признали миллионы читателей. И это при том, что Сталин и его партагитпроп понимали — писательский авторитет Шолохова очень нужен для авторитета партии и всего рабоче-крестьянского государства.

«Правда» в предсъездовские дни насыщена материалами о литературе. Косяком идут статьи с пространными размышлениями — это для пишущих, и стаи заметок с информацией попроще — для читающих. В тех и других о том, чем жива советская литература, как партия и народ обязаны к ней относиться и какой ей надлежит быть дальше.

Команду на равнение подали передовицы — директивный жанр: если кого с добром упомянут, так это ордер на славу. В них ни разу не назван Шолохов. Огромная публикация «Открытое письмо рабочих» на тему «Что мы читаем». Читают Фадеева, Радека, Леонова… Нет в перечне книг «Тихого Дона» и лишь упомянута «Поднятая целина». Еще одна статья-обзор — что читают крестьяне. Неравнозначный отбор имен: «В Ивановке нет хорошей библиотеки! Нельзя найти „Брусков“ Панферова, „Поднятой целины“ Шолохова». И в последующих номерах Шолохова нет. От мелькания иных имен, ныне прочно забытых, утомляются глаза… «Правда» обходится без его имени даже там, где это, казалось бы, невозможно. В июле появляется заметка об опере «Тихий Дон». Сообщается: опера удостоилась «особого постановления» Всесоюзного конкурса. Но странная причуда — в похвальной заметке нет имени Шолохова.

И вдруг газета «исправилась». За четыре дня до открытия съезда появилось извещение: «12 августа вечером закончилась первая азово-черноморская краевая конференция советских писателей. На Всесоюзный съезд конференция избрала своими делегатами Мих. Шолохова…» — и еще перечислено восемь фамилий. Но в новых номерах Шолохов опять исчезает со страниц газеты, хотя представлен букет других имен: Вс. Иванов, Инбер, Безыменский, Зощенко, Чуковский, Авербах, Ильф и Петров, Валентин Катаев…

Шолохов, конечно, и без газет знал, как широко он популярен в стране. Пришла даже такая приятная весть: герои-челюскинцы успели снять с тонущего корабля в числе самого необходимого четыре книги — «Тихий Дон», томик поэм Пушкина, «Песнь о Гайавате» Лонгфелло и роман «Пан» Гамсуна.

17 августа 1934 года открылся I Всесоюзный съезд писателей СССР. Газеты в этот день пестрели вдохновляющими заголовками: «Наступление социалистической культуры», «Лирический порох держать сухим!», «Партийность и искусство», «Показать новые социалистические качества человека!», «Литература счастья…». В «Правде» доклады и речи, речи…

Центральный съездовский доклад Горького «Советская литература» был огромен, но без имени Шолохова. 22 августа Горький выступил еще раз, хвалил, к примеру, Леонида Соболева, однако не вспомнил Шолохова. Мэтр Алексей Толстой не удостоил упоминанием. Запамятовал своего подопечного в выступлении и былой наставник, а теперь противник в дискуссии Серафимович. Александр Фадеев — смолчал. Побывали на трибуне критики Ермилов, Лежнев и недруг по рапповским временам Гладков, другие ораторы. Звучали похвалы роману «Петр I» Алексея Толстого, «Большому конвейеру» Ильина, книгам Панферова… От ЦК партии сначала выступил Жданов, затем заведующий Отделом культуры и пропаганды. Никто из них о Шолохове не вспомнил. Упомянула его Мариэтта Шагинян, но ее речь, опубликованная в «Правде», отличается от той, что помещена в стенографическом отчете съезда… «Правда» речь Шагинян с именем Шолохова сократила.