В начале весны 1954 года молодые супруги наконец снимают себе дом в Вашингтоне. Джеки может вздохнуть с облегчением. Даже притом, что Джон с его постоянными разъездами не ночует дома больше двух раз подряд. Она учится важным вещам, например, вино урожая какого года следует покупать, читает кулинарные книги (но изготовленные по рецептам блюда оказываются несъедобными), выбирает для Джона сигары (она нарочно приучила его к сигарам, чтобы беспрепятственно выкуривать свои три пачки в день!) и костюмы. «Я упорядочила жизнь Джона, — пишет она подруге. — Еда у нас вкусная и изысканная. Он больше не выходит по утрам в одном черном ботинке и одном коричневом. Костюмы у него отглажены, и ему больше не нужно нестись в аэропорт сломя голову: теперь я сама укладываю его вещи, и делаю это заранее». Она вмешивается не только в домашнее хозяйство. Присутствует на дебатах в сенате, слушает вместе с законодателями выступления мужа, читает в газетах раздел, посвященный политике, и отвечает на письма избирателей. (Джон в это время — сенатор от штата Массачусетс). Бывает на политических собраниях, на званых чаепитиях у влиятельных вашингтонских дам. От всего этого можно умереть со скуки, но у супруги сенатора есть определенный статус, который необходимо соблюдать. «Сидеть за центральным столом, не иметь возможности выкурить сигарету, носить на груди дурацкие значки с цветами и слушать болтовню каких-то старых идиотов, — я от этого просто лезу на стенку! Бедный Джек!»
У Джеки есть и более интересное занятие: она записалась на курс истории США в университете Джорджтауна. Ей не хочется походить на безмозглых бабенок, с которыми можно говорить лишь о варке варенья и вышивании. Она начинает играть в бридж (любимая игра Джона), вступает в отделение Красного Креста для жен сенаторов и учится делать перевязки. Она помогает мужу освоить мастерство публичного выступления, умение держаться на трибуне, брать дыхание между двумя фразами. Тут ей пригодились советы отца и занятия в театральном кружке в Фармингтоне. А Джон слушает ее, как прилежный ученик.
Вскоре ей представится случай доказать, что она действительно стада идеальной женой. У Джона опять начинаются проблемы со спиной. Вначале он пытается не обращать на это внимания и передвигается на костылях, морщась от боли. Затем приходится признать очевидное: он не может ходить. Его кладут в больницу, один раз, потом другой. Все это время Джеки не отходит от мужа, она ведет себя как заботливая и опытная медицинская сестра. Муж изумлен и восхищен. «Моя жена — робкое, молчаливое существо, но, когда бывает трудно, она знает, что делать». И он прав. В повседневной жизни с ее неприятными мелочами Джеки — пугливая маленькая девочка. Но она ведет себя мужественно и стойко, когда этого требуют обстоятельства. Ее характер проявляется в час испытания. Она разговаривает мягко, негромко, даже приглушенно, но ее пожелания звучат как приказы. За долгие месяцы болезни Джона она берет всё в свои руки и помогает мужу выстоять. Он страдает, скучает, а временами впадает в бешенство. Она ухаживает за ним день и ночь, подбадривает, кормит с ложечки. Наконец-то он принадлежит ей одной. Целиком зависит от нее. Как маленький ребенок. Он неподвижно лежит на спине, не может заснуть, не может читать. Джеки читает ему вслух, уговаривает его написать книгу, когда он будет в состоянии двигаться. «Этот замысел спас ему жизнь, — говорит Джеки, — помог направить энергию в нужное русло и отвлек от мрачных мыслей».
Книга под названием «Профили мужества» будет иметь большой читательский успех. Джеки вложила в нее много сил. Собирала документальные материалы, делала выписки, помогла составить подробный план, внимательно и придирчиво вычитывала рукопись. Книга получает Пулитцеровскую премию, и тут же разражается скандал. Поговаривают, будто суммы продаж завышены, и за этим стоит папаша Кеннеди: он купил несколько тысяч экземпляров, чтобы книга могла возглавить список бестселлеров. А еще говорят, что автор вовсе не Джон Кеннеди. Джон нанимает адвоката, и все разговоры смолкают.
После шести месяцев неподвижности Джон возвращается в сенат. Он не желает носить корсет, отказывается от костылей и инвалидного кресла. Никто не догадался бы, что этот человек терпит страшные муки. Его неукротимая энергия превозмогает, заглушает боль. «Однажды, когда я осматривал Джона, — рассказывает его врач, — Джеки спросила, нельзя ли назначить ему уколы, снимающие боль. Я ответил: можно, но вместе с болью пропадет чувствительность ниже пояса. Джеки нахмурилась, а Джон с улыбкой произнес: «Мы на это не пойдем, верно, Джеки?»
Трумэн Капоте хорошо помнит, какой она была в то время. «Она была простодушной и в то же время проницательной, гораздо умнее, чем большинство жен политиков. Кстати, она их не выносила. И потешалась над ними: они не имели понятия, что такое подлинный шик, и ради карьеры мужа были готовы буквально на все. «Ну и дуры!» — говорила она. Джеки была неизмеримо выше их благодаря своему нью-йоркскому воспитанию, обучению в лучших школах и поездкам за границу. Она обладала безошибочным чутьем, тонким вкусом, живым воображением. Мы с ней встречались в баре отеля «Карлайл», и она рассказывала всевозможные семейные истории. Например, о том, как водила сводную сестру Нину в магазин, покупать первый в ее жизни лифчик. А через несколько лет, незадолго до замужества Нины, она одетая залезла в пустую ванну, чтобы показать, как надо делать вагинальный душ («Лучше всего взять уксус, белый уксус, — советовала она, — но надо как следует его разбавлять, чтобы не обжечься»). Вы можете представить себе, чтобы Элеонора Рузвельт, Бесс Трумэн или Мейми Эйзенхауэр рассуждали о технике вагинального душа?»
Это была другая сторона ее характера, проявлявшаяся в те минуты, когда она чувствовала себя спокойно и уверенно. Она становится веселой, раскованной, порой даже принимается шалить. Тайком смотрит порнографические фильмы: однажды в Нью-Йорке какой-то фотограф ловит ее у выхода из кинотеатра, и она затевает с ним драку.
Как многие разочарованные, обманутые жизнью люди, она любит колкие шутки и не отказывает себе в удовольствии подпустить шпильку Джону. Он не привык к такому обращению, но ему страшно нравится, когда жена поддразнивает его. Однажды, на коктейле в честь старика Черчилля, одетый в белый смокинг Джон безуспешно пытается привлечь его внимание. Джеки шепчет мужу на ухо: «Зря стараешься, должно быть, он принял тебя за официанта!»
В другой раз, когда он читает, растянувшись на диване, Джеки думает, что он задремал, и спрашивает:
— Ты спишь?
— Нет, почему ты так решила?
— Потому что у тебя палец не шевелится…
Он хохочет. Ему по душе, когда Джеки держится как свой парень, не пожирает его глазами, а подшучивает над ним. Он не понимает, что за ее насмешками скрываются боль и обида. Плакать она не умеет, значит, ей остается только смеяться.
Начинается 1956 год. Джеки счастлива: она ждет ребенка. Однако именно в 1956 году Джон Кеннеди принимает дерзкое решение: добиваться на съезде демократической партии своего выдвижения на пост вицепрезидента. На восьмом месяце Джеки приходится пробираться среди толпы, пожимать руки и улыбаться сотням избирателей, которые напирают на нее. Советники мужа считают, что она держится «робко и скованно». Еще бы: она же не выносит, когда посторонние люди подступают к ней вплотную, когда к ней прикасаются чужие руки. Приходится преодолевать страх и отвращение. Ведь Джеки уверена: каждый, кто приближается без разрешения, несет в себе опасность. Она сама решает, с кем ей дружить, кого и когда подпустить поближе. Раскрывая сводной сестре секреты вагинального душа, она ведет себя раскованно и весело, потому что знает: Нина Очинклос наверняка не причинит ей вреда. В других случаях она затворяется в своей башне из слоновой кости. Фамильярное приветствие, громкий, отрывистый приказ, вопрос, заданный развязным тоном, — все это воспринимается ею как непозволительное вторжение в ее мир. Она мгновенно настораживается и занимает глухую оборону. Ей легче осыпать человека роскошными подарками, чем приоткрыть ему свое сердце.