В 1991 году, скажу я вам, это было капец как недешево. Но я согласилась.
Ее доставили и ввели. Лет ей было конкретно за 80. Сухая, согбенная, крохотная. С палкой и чуть трясущейся головой. Осмотрев ребенка, она тут же перечислила мои ошибки и сказала, что нужно делать только так, как она скажет (императивно).
Попросила тетрадь и собственноручно (мне, как безмозглой мамашке, не доверила пера) расписала буквально все: как кормить, чем кормить, как и когда купать, сколько гулять — на кучу листов. Взяла 25 рублей и была транспортирована до места жительства на легковом автомобиле (упросила знакомого, дай Бог ему здоровья, — такси мне тогда было не потянуть). Жила педиатр, кстати, в одном из очень престижных домов в самом центре Москвы.
В дальнейшем я действовала по тетрадочке — и все аллергии и мелкие болячки отступили. Затраченные 25 рублей окупились сторицей, потому что Нина Павловна была действительно гениальным детским врачом.
* * *
Прошло, может, года два. У одной моей приятельницы образовались некоторые проблемы с ее младенцем, и, услышав мой рассказ о Нине Павловне и ее волшебных индивидуальных записях, она стала умолять разыскать ее во что бы то ни стало.
Номер телефона я по безалаберности потеряла, а поэтому обратилась к той самой знакомой, которая в свое время мне его и дала.
Услышав, что я ищу Н.П., она горестно вздохнула и сказала, что поздно: какое-то время назад умерла старейший педиатр.
Да, лет ей было немало, удрученно заключила я.
(А эта моя знакомая жила в том же самом великолепном доме, что и Н.П., то есть была ее соседкой). Она мне ответила, что нет, совсем тут и не в годах дело.
Оказывается, светило педиатрии, великая Н.П., жила со взрослым внуком, с которым находилась в сложных отношениях (поэтому и не принимала на дому, а сама ездила по младенцам).
Однажды внук выставил ее из дому среди ночи (возраст, напомню, 80+) и сказал, чтоб ее ноги здесь больше не было — потому что охренеть как надоела.
Ноги действительно больше не было, поскольку утром соседи обнаружили легендарную Нину Павловну уже несколько часов как умершей возле мусорных баков у того самого дома, где в свое время она получила квартиру за значительный вклад в советскую педиатрию.
Вот оно, «заграничное»!
Ната Хаммер
Москва
До 90-х годов — переводчик. После 90-х — преподаватель, турагент, директор международных программ, домохозяйка, писатель.
Горячие собаки
Это было летом 1994 года в Москве. Я зашла в гастроном на углу Ленинского и Ломоносовского проспектов и встала в очередь в отдел импортных продуктов. Очередь была небольшая, человек пять, и я рассчитывала покинуть магазин минут через десять с пачкой разноцветных макарон в виде бантиков, не нанеся магазину и покупателям никакого ущерба. Проблема была в том, что я зашла в магазин не одна. Со мной был четырехлетний Вовочка, настоящий Вовочка, герой популярных тогда анекдотов. Любимой игрой моего мальчика были догонялки, причем за собой он всегда оставлял роль убегающего. Крепко удерживаемый за руку в условиях очереди, он обычно развлекался, наступая на ноги соседям и заглядывая в чужие сумки и карманы. Но поскольку в тот момент ум его был занят решением примеров с отрицательными числами, о существовании которых он узнал накануне, у меня была надежда на благополучный исход из магазина. Но…
Почти сразу после того, как мы встали в очередь, дверь магазина со стуком распахнулась, и на пороге появилась дама средних лет, вся «фирменная», с россыпью бриллиантов во всех положенных местах, волочащая за собой тяжелый запах французских духов «Клима», причудливо смешивающийся с витавшим в гастрономе запахом подгнивших овощей, хлорки и замызганной половой тряпки из мешковины. Вся очередь, как по команде, повернулась в сторону двери. И я тоже. Но не Вовочка. Его внимание уже привлек яркий полиэтиленовый пакет стоящего впереди нас курпулентного мужчины в джинсах «Ранглер», куда Вова и потянул свои шаловливые ручки.
Дама решительно прошагала к отделу импортных продуктов, достала из сумки упакованную в вакуум пачку сосисок и шмякнула ее на прилавок. «Вы меня помните?» — грозно спросила она у продавщицы. «Конечно, — ответила та. — Вы купили у меня сосиски и бутылку кока-колы». «Отлично, — сказала дама, — зовите директора». «А в чем дело? — пыталась прояснить ситуацию продавщица. — Эти сосиски годны еще три месяца. Видите — написано: Е, Хэ, Рэ — это значит срок годности. Еще три месяца». «Зовите директора!» — настаивала дама, не опускаясь до объяснений на низовом уровне.
Вовочка тем временем потянул за угол соседского пакета, и пакет надорвался по шву. Мужчина обернулся, увидел нанесенный ему ущерб и возмущенно пробасил: «Девушка, следите за своим ребенком. Вы видите, что он наделал?! Где я возьму другой пакет? В чем я понесу продукты?!» Я извинилась, схватила Вовочку за обе руки, Вовочка начал орать и брыкаться. Я стала прикидывать, так ли мне нужны макароны бантиками. По всему получалось, что нужны. Вечером ожидались гости, и мне хотелось удивить и накормить их, не затрачивая на это массу времени. Тем более что в заплечном рюкзаке уже лежала бутылка молдавского «Каберне», купленная в соседнем с магазином киоске, отлично сочетающаяся с трехцветными макаронами и мягким сливочным вкусом «Российского» сыра из моего холодильника.
Я попыталась отвлечь Вовочку, подкинув ему очередной пример с отрицательными числами. Но Вову примеры уже не интересовали, он отчаянно рвался на свободу. На его крик очередь отозвалась призывами ко мне усмирить своего хулигана и отрицательными оценками моих способностей как воспитателя подрастающего поколения. Продавщица тем временем сходила в подсобку и вернулась с дамой, в которой безо всяких бейджей, которых тогда еще не носили, угадывалась величественность Директора Гастронома на Ленинском проспекте. «В чем дело?» — строго обратилась директриса к бриллиантовой покупательнице.
«Это я вас хочу спросить — в чем дело, — парировала та. — Как у вас хватает наглости продавать людям собачьи сосиски?!» Директриса взяла пачку в руки, повертела со всех сторон и, не найдя на упаковке ни одного слова на русском, положила обратно. «С чего вы взяли, что сосиски собачьи? У меня по накладной они проходят как сосиски свиные». «Потому что я знаю английский язык, — высокомерно процедила дама. — Здесь ясно написано: “Хот догз” — горячие собаки!» Директриса, сохраняя каменное выражение лица, опять взяла пачку и стала ее вертеть. «Вот сволочи! — возмутился мужчина передо мной. — Совсем обнаглели эти торгаши. Скоро крысиным ядом кормить нас станут».
И тут наступил момент моего торжества. Я закрыла вопящему Вове рот ладонью, выступила вперед и произвела короткий экскурс в историю американских сосисок немецкого происхождения и иллюстратора Даргана, который не был уверен в правильном написании немецкого слова «дакшюнт» — такса, и переименовал сосиски «дакшюнт» в «горячих собак». Бриллиантовая дама молча забрала свои долгоиграющие сосиски, срок годности которых истекал только через три месяца, и бесславно покинула магазин, а мужчина в «Ранглерах» предложил присутствующим пропустить меня к прилавку без очереди, потому что «бедный мальчик уже устал и больше стоять не может».