Постоянное напряжение - читать онлайн книгу. Автор: Роман Сенчин cтр.№ 74

Раз-другой навещали и Мерзляковых.

Как-то пошли они в гости – день рождения отмечал друг еще с детства Николая Федоровича, с которым в одном классе учился, потом в армии вместе служили, в одной части… Засиделись до темноты, а вернулись – Пират с оборванной цепью бегает, на лбу рана до кости, задняя калитка настежь. Правда, ничего в тот раз не пропало – защитил, видно, пес, не дал разгуляться, или хозяева вернулись вовремя… Через неделю буквально опять пожаловали – корову увести решили, и Пират на сей раз помалкивал: может, кинули ему что вкусное через забор, а может, уже и побоялся, помня о ране, залаять. Но точно кто пихнул Мерзлякова, разбудил. Включил он свет в сенях, вышел в ограду и сразу увидел растворенную воротину стайки, подбежал, запалил разом несколько спичек, глянул внутрь – пусто. Бросился туда, сюда, услышал, как простучали копыта по доскам на заднем дворе. Схватил вилы – и туда… Было это в августе, ночи темнющие, в двух шагах не видать ничего… Поддел кого-то в темноте Николай Федорович зубьями вил, там вскрикнули по-пацаньи тонковато, не хрипло, и – топот ног убегающих по заулку. Корову бросили…

Утром увидели Мерзляковы, как дело было – воры свалили пролет забора и спокойно вошли, а стайка на проволоку запиралась.

После этого случая с месяц Николай Федорович с сыном попеременно ночами дежурили – больше даже не нового набега ждали, а мести за вилы. Думали, подожгут. Если не избу, то баню или стайку. Бывали в Нижнеусинском случаи.

Слава богу, миновало, вроде бы оставили их в покое. И постепенно они потеряли бдительность. Но вот вдруг три кряду удачных попытки. Для ворья, в смысле, удачных…

Дело в том, что поставили Мерзляковы крольчатник в стороне от избы, которая и так была плотно окружена другими постройками – баня здесь, летняя кухня, дровяник, стайки; места лишнего уже не осталось. Пришлось выносить крольчатник на задний двор. Поэтому и Пират не мог его охранять – далековато.

И так воры наловчились – срывали замок (а теперь замок был на каждой двери), как сорнячок с грядки, одним махом, закидывали в мешок (или куда там) нескольких кроликов и исчезали. И ведь, гады, без разбору тащили: крольчиха ли это, у которой крольчата двухдневные, или крол племенной – всех подряд.

Пытались Николай Федорович с сыном подловить пакостников, но только изматывали себя недосыпом – заявлялись воры именно когда никто их не стерег. Будто где-то совсем рядом сидели, следили… Понятно было, что просто так не отстанут. Как и от многих других по селу.

При встрече с мужиками Николай Федорович теперь только и слышал жалобы: то у одного, то у другого что-то стянули, прихватили, уволокли. И вот решил проучить. Наверняка это одна и та же кодла орудует, так дернуть ее током хорошенько – может, больше и не потянутся лапы к чужому… Да и сколько можно в таком состоянии жить? – сам чувствовал, как постарел за эти месяцы, когда каждую ночь ожидаешь плохого.

2

Утром сходил в свою кандейку при конторе, где хранились рубильники, счетчики, висели на гвоздях мотки проводов, стояли ящики с изоляторами разных размеров, шурупами, гвоздями.

Без особых раздумий Николай Федорович выбрал бухту провода метров на пятнадцать, положил в карман несколько изоляционных стаканчиков, выключатель.

Заглянул к директору.

– Эт самое… я дома сёдня повожусь… – скорее сообщил, чем попросил. – Чего-то дел по горло.

Директор, пожилой, явно тяготящийся своей должностью, не знающий сам, кажется, чем заниматься, зачем он тут нужен теперь, кисло покивал в ответ: давай, дескать, ладно.

Изба Мерзляковых на центральной и, в общем-то, единственной улице Нижнеусинского, но не в центре. И хорошо, что не в центре. Там клуб, где по вечерам, а то и до утра, шум и суета, рев мотоциклов, крики, девчоночий визг, драки, бывает; рядом с клубом вагончик ночного магазина со столиками возле двери… А тот край, где живут Мерзляковы, относительно тихий. Ровными рядами по обеим сторонам улицы стоят черные, из листвяка, избы на высоком каменном фундаменте, у всех палисадники, крепкие ворота с резьбой… Друг от друга участки отделены в районе дворов глухими заплотами и постройками, а в огородах – жидковатыми, лишь от случайной скотины, пряслами. Задами дотягиваются огороды до логовины, заросшей мелкими елями, – самым урожайным в округе местом на маслята и обабки.

Левой стороной выходит участок Мерзляковых в узенький заулок, по которому и ходили в логовину грибники, а с недавних пор отсюда совершали набеги и воры…

– Здорово, дядь Коль! – окликнули Мерзлякова.

По улице шагал Олег, племянник, тоже по фамилии Мерзляков – сын младшего брата.

– Здорово! – отозвался Николай Федорович, приостановился, чтобы поручкаться.

Ему нравился этот невысокий, тонкий парень, на вид вроде бы совсем не местной породы, на самом же деле выносливый, крепкий. Жилистый. Бамбула какой-нибудь поиграет руками-дубинами, выпятит грудь колесом, и кажется – такого ломом не перешибить, а как до дела дойдет – первым спекается, сдувается, как рыбий пузырь. А на таких вот жилистых всё и держится. Николай Федорович лет до сорока пяти таким же был, в последнее время только раздобрел слегка.

Племянника он знал, как говорится, с пеленок: жили семьи их через несколько дворов друг от друга. В детстве Олег самым башковитым был из ребят, всё время чего-то выдумывал, изобретал. То самокаты разные, то коньки из обрезков рессор смастерил, то корабль подбил пацанов строить, на паруса тряпки по всему селу собирали… Учился очень неплохо, особенно в первых классах. Потом, в парня превращаясь, слегка изменился, больше стал где-то шляться, допоздна его компашка по улице куролесила, собак травила. Но дело молодое, главное, что не хулиганили… Уехал после девятого класса, в училище поступил на крановщика, правда, вернулся быстро – не прижился в районе. На службу чуть ли не с радостью уходил, отмахивался только, когда начинали его пугать армией. И отслужил нормально, в пограничных войсках, сержантом вернулся, со знаками отличия на парадке. Теперь же вот больше года без дела. И заметно по лицу, по осанке стало, что начал попивать, а глаза каким-то сухим огоньком горят, и речь торопливая, невнятная, как у говорящего во сне. Такое, Николай Федорович знал, у тех бывает, кто чего-то боится, опасается или не знает, куда энергию деть – вот она и прет через глаза горящие, язык бешено молотиться заставляет…

Пожали друг другу руки. Олег был в спортивных блестящих штанах с лампасами, в сероватой застиранной майке. Кивнул на провод:

– Деньги несешь, дядь Коль. В курсе?

Николай Федорович не понял, сказал уклончиво:

– Да надо подновить кой-чего. Поизносилась проводка…

– Медь там, алюминий? – Олег взялся за конец провода, глянул. – У, алюминий. – Вытащил из кармана сигареты, открыл пачку, протянул Мерзлякову. – В городе – в курсе, алюминий-то сколько стоит? Медь особенно… Заняться этим всерьез, хорошо навариться можно.

– Наверно…

Закурили. Олег в два с половиной раза моложе, но почему-то с тех пор, как вернулся из армии, он казался Николаю Федоровичу чуть не старше его. То ли это от повадок новых, слегка приблатненных, то ли от нехорошего, пугающего огонька в глазах. Вместе с лихорадочностью какой-то веяло от него умудренностью, но умудренностью не седобородых старцев, а житейской, хитроватой, корыстной. И недаром парни его по-новому называть даже стали: вместо прежнего Олегыча – Аллигатор.