Постоянное напряжение - читать онлайн книгу. Автор: Роман Сенчин cтр.№ 52

Я знал, что никогда, ни за что не познакомлюсь с нею, не скажу ей ни единого слова, даже не взгляну на нее открыто и прямо; а если вдруг она бы каким-то чудом заговорила со мной – «Молодой человек, что вы сидите? Вы ко мне?» – я бы просто убежал прочь, без оглядки, в смятении и ужасе.

Я даже не пытался мечтать. Не умещалось в воображении: я и она. Я просто ждал очередного свидания с ней. Тайного, сокрытого от всего мира, даже от нее самой. От всех, от всех, кроме меня.

Почти два месяца… Счастья, страха.

И вот однажды, шляясь по городу (в воскресенье, под вечер), я нежданно-негаданно размечтался. Так реально представил, что вообще-то запросто могу подойти к ней, познакомиться, сказать несколько приятно-пошленьких слов, пошутить как-нибудь так симпатично… И вот уже вместе гуляем, разговариваем, держимся за руки, смотрим друг другу в глаза, касаемся губ друг друга. А вот уже мы, отдавшиеся ослепительной, горячей волне долгожданной страсти. Буря, шторм, умопомрачительный шквал… Как-то так это происходит, да?

То, что мне нет и пятнадцати, а ей явно лет девятнадцать, я и не думал. Какой, на фиг, возраст? Я был сейчас взрослым, сильным, я всё мог, весь мир мог обнять и спасти. Потому что в нем есть она.

Вот так!

Я остановился посреди тротуара, зажмурился, сверху защитил глаза горячей ладонью. Переждал. Пошел дальше. Явственно наблюдал, как вдвоем сидим мы меж двух кроваток, в которых наши – наши с ней! – дети. Мальчик и девочка. И я читаю вслух «Остров сокровищ». Боже мой, боже мой! Эта картинка так и цвела передо мной. Уютная спальня, свет настольной лампы, направленный на страницу, послушные, красивые, родные ребятишки в кроватках. Ее нежная узкая рука с длинными пальцами, лежащая на моей. Спокойствие и чистота…

Я был уверен, что это уже случилось и что она сейчас дома и ждет меня, накрывая на стол. Счастье, счастье коснулось меня своим живительным крылом. И я рванулся, заспешил куда-то, в этот несуществующий дом, в этот призрачный мир, где она, она ждет меня. Сумасшедший путник, бегущий по мертвой пустыне, обманутый миражом!..

Счастье коснулось меня и оставило. Да, я увидел ее. Она шла прямо навстречу. Она шла и улыбалась, блаженно щурясь… Судьба, широко размахнувшись, залепила мне между глаз.

Ее запросто так, небрежно обнимал за талию некто высокий, в полосатой футболке, узеньких джинсах. Как-то запросто так обнимал, даже опирался на нее, прижимал к себе. Небритый мальчуган с дорогой послушной куклой под боком. Ей, наверное, неудобно идти. Но она улыбалась ему, смотрела на него снизу вверх преданными глазами, тянулась к его жесткому рту. А он смотрел вперед, и что-то ей говорил, и кривился в ленивой усмешке.

«О нет! – зарыдало в груди. – Не-ет…»

Я кинулся с тротуара прямо на проезжую часть. Зеленый «Запорожец» визгнул тормозами. Внутри меня хохотнуло: «Под «запором» погибнешь, гамадрилина!»

Я перебежал дорогу, потом быстро куда-то шел.

И здесь не врут классики, когда пишут, что их герой вдруг, сам не помня как, куда-то забрел. Я тоже брел, ничего не соображая. Забрел в переулок. Низенькие щербатые заборы, молодая крапива, черные избушки из пористых от старости бревен. Скисшие лужи, кучи мусора, червивые яблоньки-дички… Меня облаивали собаки, люди смотрели недоуменно, как на небывалого урода, а я прятал от них замутненные не слезами, а какой-то едкой слизью глаза…

В конце концов я оказался дома, упал на кровать. Стонал и бил кулаком подушку… Родители перепугались, мама стала звонить приятелям, пытаясь выяснить, что со мной. Вдруг зачмырили бугры из враждебных кварталов? Отец тряс меня за плечо и спрашивал: «Кто? Скажи, разберемся». Я собрался с силами и сказал: «Никто… это не то… не это». Родители, видимо, поняли и отстали.

Больше я не ездил на ту остановку. Через неделю успокоился, почти не волновался, вспоминая о ней и об этом роковом столкновении на тротуаре.

Что ж, – решил, кривясь в усмешке, подражая тому, кто ее обнимал, – захотелось любви, но не получилось. Дельце не выгорело, как говорится. Ячейка занята. Судьба дала в морду. Спасибо, не сильно, профилактически. Я даже, признаться, тайно радуюсь, что все так закончилось. И – главное – я понял: сильно чего-то хотеть нельзя, обязательно выйдет наоборот. И еще – нужно быть свободным, трезвым и одиноким.

Конечно, трезвым и одиноким я не остался. Эта влюбленность и страдания оказались этакой пробой чувств. Я обжегся, конечно, но и, как говорили тогда, закалился. Слегка, но все же.

Дальше влюблялся не раз. Иногда через силу. Чтоб почувствовать, что еще жив.

Восемьдесят шестой год, сентябрь. Мне без двух месяцев пятнадцать. После последнего урока первым выскакиваю в рекреацию, но Женька Демидов криком останавливает меня:

– Глоб! – Это у меня школьная кликуха такая – Глоб, Глобус. – В футбол будешь? Мы с бэшками, – пацанами из параллельного класса «б», – забились сыграть.

– Не могу сегодня, – делаю голос жалобным, – домой надо, родичи запрягли…

На что запрягли, придумать с ходу не получается – мычу нечленораздельно.

Жека (через два десятилетия его посадят на тринадцать лет – слишком бурно станет заниматься бизнесом, и я буду навещать его в колонии строгого режима) досадливо и презрительно отмахивается от меня – всё, типа, понятно.

Сбегаю по лестнице и кратчайшим путем, через дворы, спешу домой.

Через дворы опасно – могут тормознуть бугры этого, недружелюбного нашему, квартала, отпинать, башлей стрясти, но дорога по улицам слишком длинна…

Сегодня я хватанул еще две двойки. По немецкому и истории. Немецкий мне кажется совершенно не нужным (много позже, когда меня станут приглашать на литературные мероприятия в Германию, я пожалею, что не учил, – будет стыдно не понимать ни на каком другом, кроме русского), а любимая еще недавно история стала отвратительной, хуже химии.

Я перечитал кучу книг о Древнем мире, Руси, России, а теперь открыто заявляю учительнице истории, что ничего там в прошлом не известно, всё переврано, придумано, подтасовано. Она же в ответ безжалостно ставит мне пары.

Еще только сентябрь, а двойки сыплются, как яблоки из мешка… В начале учебного года нас, восьмиклассников (а мы последние, у кого выпускной – десятый, после нас выпускным будет одиннадцатый), собрали в актовом зале, все четыре параллели – «а», «б», «в», «г», – и объявили, что отныне никого до аттестата о среднем образовании тянуть не намерены, троечники автоматически (это слово очень напугало меня бездушностью) будут отчислены и пойдут в ПТУ.

В ПТУ я не хочу (хотя и окажусь после десятилетки в строительном училище), но и впрягаться в учебу тоже отчего-то не способен. Меня тошнит теперь не только от слов «химия», «физика», «алгебра», но и от истории, географии… Я так любил географию, знал все горные системы мира, все реки в Африке, пустыни в Южной Америке. А потом однажды эти знания заслонил жирный вопрос: «зачем?» И я, житель маленького городка в центре части света под названием Азия, стал ненавидеть огромный, но недоступный мне мир с его горами, пустынями, городами, чудесами. Все равно, был я уверен тогда, ничего этого не увижу. Проживу свою жизнь здесь, как большинство, и центром моей цивилизации будет Абакан, а в самом лучшем случае – Красноярск…